Дорешался, додумался, дотянул. Под ребрами кольнуло, дохнуло сухим жаром, и одновременно с этим раздался треск и скрежет — судя по звукам, плотный дерн разорвало на части и, похоже, согнуло кованую ограду. Венок вместе с крестом упали всем весом на плечи.
Вторая форма поднималась прямо за спиной, и делала это быстро.
Стрелок, вероятно, запаниковал, мыкнул — то ли от ужаса, то ли от неожиданности — и отступил назад. Плохо. Так себя упокойники не ведут. Значит, вторая форма сейчас попрет на Луку, как на горячий обед, оставляя обычного человека на потом — так гурман предпочитает начать с устриц, а сухари отложить до лучших времен. И пока Лука будет занят клиентом, в него можно хоть всю обойму выпустить — никуда некроманту не деться.
Пока вторая форма, подвывая обретенными связками, карабкалась наружу, стрелок продолжил пятиться. Под его ногой сухо треснули ветки, и Лука решился — извернулся, падая на левый бок, и практически наудачу выстрелил. Трижды.
Глухо стукнуло, но все перекрыл шумный клиент.
Проверять, попал или не попал, оказалось некогда, пришлось почти вслепую, из этой идиотской позы, накладывать печать на бледно светящегося клиента. Тот, щерясь, вырастил себе морду, волчьи зубы и, торча из могилы по пояс, срочно наращивал остальное, судя по сосредоточенному виду.
Печать легла ровно — тонкие руки пару раз скребанули, зацепились за ограду и замерли. Клиент открыл мутные бельма, готовясь к беседе — память, судя по всему, там была в полном порядке. Как и связки — поднятый мычал и шипел, а в голове стояла блаженная тишина, будто со времени смерти клиента прошла пара дней. Значит, опять аномальный подъем — последний раз тут хоронили весной. И теперь аномалия — за пределами города.
Лука осторожно потянул из нагрудного кармана вторую покрышку и закрыл реверс. Где-то в подкорке мелькнуло, что может и не сработать, потребуется усиление, как на тех прытких покойниках на Скворцовском, и придется, постоянно ожидая нового выстрела из темноты, ковыряться и кидать еще печати. Но обошлось — клиент замер, потом обмяк и рассыпался. Не то чтоб совсем прахом, но лет тридцать костям точно уже исполнилось.
Перед мертвым было стыдно — поднял, а поговорить даже не соизволил, как последний скот сунул сразу в четвертую. Но ситуация к допросу не располагала. Теперь счет личных нарушений Луки насчитывал три некрасиво упокоенных клиента: два на Скворцовском и этот вот бедолага. И счету предстояло расти.
Лука прислушался — вокруг было тихо. По-нормальному. Только галки орали — теперь уже вдалеке, — да где-то в деревне попискивала сработавшая сигналка на авто и брехала собака. Пульсация под землей стала реже, точно с первым «выплеснувшимся» мертвецом общее давление немного стравило, и погост подуспокоился.
Он осторожно вытащил застрявшую между прутьев ногу и поморщился — похоже, потянул, хоть и не сильно. Потом аккуратно выбрался из-под креста с венком, стараясь не шуметь. Проделывать это, одной рукой продолжая держать ругер, было неудобно, но прятать пистолет казалось рискованней. Стрелок признаков жизни не подавал — то ли затаился, то ли удрал, то ли удалось его подранить.
Луке мерещилось первое, но если рассуждать здраво — даже самый хладнокровный киллер предпочел бы сбежать при виде поднимающегося клиента. Может, оно и к лучшему: целиться на звук Лука не умел.
Хотя к общему фону погоста добавилось кое-что. Еще одна первая форма. Стрелок?
Для верности Лука выждал еще пять минут, но за него все решила луна — выглянула из-за туч краем, и ее тусклого света оказалось достаточно, чтобы понять: опасаться больше некого. Неизвестный стрелок темной грудой лежал между двух крестов — на большой семейной могиле. И фонил, как первая форма.
Вот и думай — повезло или нет… Лука, однако, радоваться не спешил. Сначала отыскал фонарь. Спрятал пистолет в кобуру, проверил заготовки в карманах. Навесил на запястье страховочную печать. И только после этого рискнул приблизиться к покойнику.
Который на деле оказался покойницей. Чтобы окончательно убедиться, что не обознался, Лука подхватил тело под руки и стащил со старых цветников. Неудачно стащил: у одного лопнуло бетонное кольцо, а левый крест, державшийся на честном слове, переломился. Неудивительно, куда этому старью тягаться с сотней килограмм Полины Семеновны. Лука опустил тело на дорожку и сам устало плюхнулся рядом.
— Ну, здравствуй, «Полинка»! Как нынче жизнь в управлении? Что у Каина нового на личном фронте?
Происходящее больше походило на дурной фарс, чем на криминальную историю. За каким тленом теперь уже мертвой главе секретариата стрелять в мирного некроманта третьей категории на деревенском погосте? Хорошо хоть тетя Лида заранее познакомилась с обитателями коттеджа, а то Лука бы сегодня рисковал еще и инфаркт схватить. От неожиданности.
Мелкой конфеткой для больной совести служило то, что пистолет покойница из рук так и не выпустила — пришлось силой разжимать пальцы. А это значит, стрельба не приглючилась, и он не совсем еще чокнулся и не стреляет почем зря в невинных людей.
В кармане завибрировал мобильник и сыграл побудочной трелью. Вовремя. Пятью минутами раньше — и у Полинки был бы чумовой ориентир для стрельбы. На том конце связи что-то лопотала Настя, пришлось ответить на автомате и нажать отбой.
Звонок сослужил хорошую службу. Напомнил: Лука тут не один такой несчастный, у него еще двое прицепом болтаются. И если он облажается, то прилетит не только ему, но и Князевой, которая останется одна, имея на руках воскресшего некроманта и полный мешок проблем. Про Егора речи не шло: несмотря на все чудовищные возможности, костяной король находился в полной зависимости от странных нитей, которые натянулись между ним и Лукой как между убитым и убийцей.
Пульсация земли под ногами и снова появившаяся тяжесть под ребрами живо напомнили, что прохлаждаться не стоит — отдохнуть он и на том свете успеет. Бросать шушенский погост в таком состоянии теперь было чистым самоубийством.
Во-первых, оно все равно попрет. Присутствие некроманта уже сработало как мазь на нагнившем нарыве: один лопнул, значит, полопаются и другие — тут вопрос времени. Процесс не остановить, не законсервировать, уж во всяком случае, силами одного упокойника.
Во-вторых, дражайшая, но мертвая Полина тоже недолго таковой пробудет, и надо решать: либо он поднимает ее сейчас, разговаривает — наконец узнает, какого тлена ему не дают спать вторые сутки! — и упокаивает, либо она встает сама, и тогда разговора уже не получится. Получится бойня.
В-третьих придумывать уже не понадобилось — первых двух причин хватало за глаза и за уши.
Лука закрепил фонарь на ограде, включил дополнительный на мобильнике и теперь уже спокойно осмотрел тело. Подфартило ему по полной — видимо, сука-судьба спешила реабилитироваться за последние пару дней. Первая пуля попала Полине в голову, на границе лба и линии роста волос. Входное отверстие было маленьким, зато выходное — с кулак. Вторая пуля пришлась ниже — в солнечное сплетение.
Лука пристроил тело прямо там, у цветников, придав ему сидячее положение: как раз пригодился поломанный крест — подпереть. Накинул покойнице на шею печать-удавку с сигнальным маячком, чтоб вовремя учуять изменения, вытер руки о штаны, засек на мобильнике время и пошел разбираться с остальным погостом.
Никогда в жизни Лука так много не поднимал. Под конец он сам себе казался шахтером, у которого горят все нормы выработки, но угля нет — только пустая порода. Ситуацию спасали только пробирки, которые так щедро отсыпали подчиненные Каина.
А еще не покидало неприятное чувство непоправимости: вот придет потом какой родственник с вопросом жизни и смерти, на который ответ знает только почивший дядька, а дядька-то уже того… в четвертой форме, без согласия, без беседы, просто во имя техники безопасности.
От самого себя Луке было тошно.
Всего на грани трансформы насчиталось двадцать семь тел. Вернее, останков. Какая-то дрянь упорно не давала почтенным костям лежать спокойно и заставляла их идти на противоестественный выворот.
Первые дались легко — все трое лежали рядом, друг на друге. Родичи. Двое полуторавековых, один — ровесник революции: Ленин влез на броневик, а этот в тот же день откинулся, если даты не врали. Лука использовал состав для братской и положил простую связку. Покойники оказались приличные, ломиться друг через друга не стали, только земля волной пошла, давая знать, что там кто-то ворочается, но голосов не отрастили — загомонили в голове так, что чуть виски не треснули.
— Кто?! И? Кому? Мамка! — заговорили наперебой, загудели.
— Спать, мужики. Рассоха рядом, цепануло вас, — Лука успел оправдаться перед тем, как закрыл реверс.
В голове тройным эхом прозвучало:
— Нет от вас покоя.
И стихло.
Лука только согласно кивнул, чувствуя себя последней сволочью.
Следующие десять поднялись-легли без приключений — теперь Лука не рисковал брать сразу троих, поднимал парами. На четырнадцатом сбойнуло. Лука чуть замешкался, выбирая, кого из двоих укладывать первым, и второй резво вывернулся из-под аверса и рванул сквозь дерн за ограду. Не рассчитал — напоролся на железные прутья, скрючился и завыл.
Лука снова расстегнул кобуру и, не прекращая работать с первым, более спокойным, краем глаза отслеживал, как второй спешно отращивал дополнительные руки, чтобы стащить себя со ржавых прутьев. Он с усилием толкал тело вверх, одной парой рук упираясь в землю, а второй перебирал по железным прутьям, но поднимался лишь сантиметров на десять и тут же сползал обратно. Слишком тяжел оказался.
Лука упокоил первого и спросил у четырехрукого:
— Давно не спишь?
Клиент завертел головой, словно принюхивался, и, наконец, открыл глаза. Обычные бельма, без всяких фокусов.
— Мертво? — строго спросил он, делая странное ударение на первый слог, и оставил попытки сползти с кола. Только буркала свои на Луку вытаращил и слепо треугольной мордой водил из стороны в сторону, словно кобра перед броском — нацеливался, настраивался на тепло.