идел, поэтому он шел напролом, ни на что не оглядываясь, и оставляя позади себя настоящую просеку. К счастью для них самих, никто ему по дороге не попался – иначе Корбин, наверное, просто растоптал бы их и не заметил. Правда, один раз, в кустах, ему встретилось чье-то полубесчувственное тело – то ли пьяное, то ли мертвое, то ли еще по какой-то причине отлеживающееся. Корбин, походя, отвесил телу пинок под зад, и возмущенный вопль оповестил его, что тело все же живое и, возможно, даже трезвое. Судя по голосу, это был многострадальный дедушка Джурайи, но проверять, так ли это, Корбин не стал. Во-первых, лень было, а во-вторых, тело, извиваясь так, что любая змеюка бы позавидовала, молниеносно уползло еще глубже в кусты и там затаилось. Плюнув ему вслед и, судя по возмущенному писку, попав, Корбин решительно зашагал дольше и пару минут спустя вышел на поляну.
Там, похоже, веселье было в разгаре. Знаменитый эльфийский оркестр играл что-то бравурно-заунывное, пафосно-героическое и бесконечно скучное. Впрочем, собравшимся здесь это совершенно не мешало – народ хлестал вино в три горла, и был намерен, похоже, и дальше предаваться этому интересному занятию. Более того, все настолько увлеклись, что даже не обратили на Корбина внимания, что было последнему только на руку. Моментально вычленив из пьяной толпы необходимого ему человека, граф решительно направился к нему.
– Эль… – от неожиданности Элька подпрыгнула.
– Нельзя же так! Над ухом! Я же от страха…
– Тише, Эль, не кричи так. Как по голове кувалдой, чес-слово. На вот, передай Джу – она забыла. А я домой – голова трещит. Давай, хорошо вам отпьянствовать.
С этими словами Корбин неловко сунул в руки Эльке Джурайины туфли и быстро отошел обратно в лес. Там, не привлекая лишнего внимания, Корбин открыл портал и отправился в свой замок.
Родные стены встретили Корбина могильной тишиной. Ну да, сейчас была ночь, а шаги часовых были из комнаты графа абсолютно не слышны. Это было, конечно, здорово, но сейчас Корбину хотелось взвыть от этой тишины. Кое-как добредя до своей койки, он бухнулся на нее, не снимая сапог, и забылся глубоким, тяжелым сном.
Утро было не менее мрачным, чем конец вчерашнего вечера. Небо подернулось густыми, низкими тучами, шел мелкий, противный снег, скорее даже снежная крупа. Порывы холодного ветра завывали в трубах, по двору гуляли миниатюрные смерчики, закручивая сероватую снежную пыль в неприятные на вид спирали. Даже свет, пробивающийся сквозь тучи, был серым и противным.
Корбин с трудом сел – голова болела нещадно. Прочитал заклинание… Как ни удивительно, оно все же подействовало, и граф смог, наконец, принять вертикальное положение. Тем не менее, приятного все равно было мало – затекшие от долгой неподвижности и неудобной позы мышцы ныли, мешая двигаться. С трудом, хрустя суставами, Корбин кое-как размял их и на негнущихся ногах подошел к зеркалу. Из его сияющей глубины на графа смотрело опухшее лицо с набрякшими веками и красными, как у кролика, глазами. Мерзкое зрелище. Корбин невольно передернулся, зло скрипнул зубами и решительно отправился приводить себя в порядок.
Полчаса спустя свежий, с мокрыми волосами граф спустился в столовую. Общее самочувствие было уже вполне терпимым, однако мрачные мысли из головы никуда не исчезли. На душе было мерзко и хотелось кого-нибудь убить. Слуги, очевидно, своим обостренным чутьем опытных халдеев чувствовали настроение хозяина и старались не попадаться ему на пути. А вот в столовой Корбина ожидал сюрприз.
– Корбин, здорово!
– Привет, Прим. Давно не виделись. Какими судьбами?
– Да вот, отец вчера срочно вызвал, я к нему, а дома никого нет…
– Вечером?
– Ну да.
– Пфе! Бухал твой папаша в это время, в эльфийском лесу бухал. Спонтанно просто все получилось.
– Бывает… В общем, домой возвращаться было неохота, вот мы и рванули к тебе. Решили, что тебе будет приятно.
– Рванули? Так ты не один?
– Ну да, Карина с Альбертом тоже здесь.
– А почему не за столом?
– Они у меня ранние пташки, сам знаешь… Уже позавтракали и смылись куда-то.
– Ну да, и никто меня не предупредил… Всех слуг перепорю, ПрОклятый меня возьми. Чуть дашь слабину – и готово дело, ты уже не знаешь, что происходит в твоем собственном замке. Кстати, тебя я бы тоже выпорол.
– Это еще за что?
– А почему ты мне не сказал, что у нас с Джурайей ничего не было?
– А ты не спрашивал.
– Это – мои слова, – вымученно улыбнулся Корбин. – Ладно, пошли жрать, я голоден, как волк.
После плотного завтрака самочувствие Корбина вошло в норму, чего никак нельзя было сказать о его душевном состоянии. Поэтому разговор не клеился, и Прим, подумав, откланялся, попросив у Корбина разрешения оставить жену и сына в его замке – снова тащить Карину с сыном к отцу, который наверняка не в духе после вчерашнего, ему не хотелось, а отправлять их домой было лень. Лучше уж он потом, вечером или когда там, заскочит за ними. Ну и с Корбином посидят, поговорят за жизнь. Граф лишь вяло махнул рукой в ответ, соглашаясь, и Прим отправился к отцу, а Корбин, по-прежнему пребывая в скверном расположении духа, поплелся к себе в комнату. Там он снова плюхнулся на кровать, некоторое время бездумно рассматривал потолок, а потом незаметно для себя снова заснул.
Проснулся он уже ближе к обеду. Есть не хотелось совершенно, в теле была неприятная вялость. Кое-как встав, Корбин произвел ревизию организма и с удивлением убедился, что тот функционирует нормально, просто не хотелось функционировать самому графу. Злобно сплюнув, Корбин решительно взял себя в руки и занялся делами, но на обед все равно не пошел – ну не лезло в него сейчас абсолютно ничего. Так он и сидел, разбираясь с накопившимися за праздничные дни бумагами, почти до ночи.
Поужинать он себя все-таки заставил. Просто потому, что надо быть сильным, а какие силы, когда не ешь? К тому же, Прим не вернулся, заночевав у отца, и надо было составить компанию Карине – невежливо иначе как-то. Ужин прошел вяло, разговор не клеился, и вскоре Корбин ушел спать, сославшись на мигрень и вызвав удивленный взгляд гостьи. Правда, ему от этого взгляда было не тепло и не холодно.
Ну а утром он проснулся резко, как всегда, когда чувствовал чье-либо присутствие. Рука рефлекторно легла на рукоять меча, по старой привычке прислоненного к кровати, однако мозг успел включиться в анализ обстановки, и Корбин расслабился – в его кресле, как обычно, забравшись в него с ногами, сидел Альберт и читал книгу.
– Альберт, сколько раз тебе говорить: не прокрадывайся в комнату, пока я сплю. Пришибу ведь ненароком…
Корбин пытался говорить сурово и раздраженно, но почему-то это у него не получалось. Маленький паршивец прекрасно это чувствовал и пользовался расположением графа вовсю.
– Ладно тебе, дядя Кор, – совсем по-взрослому ответил он, захлопывая книгу и слезая с кресла. – Я уже два часа здесь сижу, а ты даже не пошевелился. Кто угодно мог спокойно зайти и тебя прирезать.
– Не кто угодно, – машинально ответил Корбин. – Я дверь на засов запер… Ты как зашел?!!
– Да просто, – пожал плечами сорванец. – Там щель есть. Засов крутящийся, ножик сунул и приподнял.
– Щель? В моей двери? – Корбин встал, в одних трусах прошлепал к двери, осмотрел ее и задумчиво сказал: – Пожалуй, я повешу нашего плотника. В моих личных покоях щелястая дверь… Я что, мало плачу этим дебилам? Как только чуть ослабишь контроль – и готово дело, вместо работы в трактире пиво дуют. Давно я никого не вешал.
– А может, просто выпорешь?
– Посмотрим, – Корбин, сообразив, что подает подрастающему поколению неподобающий пример, начал быстро натягивать штаны. – Так что ты здесь делаешь?
– Книгу читаю. Я ее в прошлый раз начал читать, а утром прихожу в библиотеку, а ее нет. Сказали – ты забрал. Вот я и взял ее тихонечко… Все равно уже довольно поздно.
– Да? – Корбин только сейчас обратил внимание на свет, струящийся сквозь задернутые шторы. Подошел, распахнул их – и невольно зажмурился от ударившего в глаза солнца. – Это сколько же сейчас время?
– Полдень почти что, – рассмеялся Альберт. – Ты вчера такой был, что сегодня тебя будить все боятся.
– Боятся, говоришь? – задумчиво переспросил Корбин. – Это хорошо, хоть выспаться дали… А то как Лик к родне в деревню укатил, так с каждой мелочью ко мне ползут, по утрам будят. Совсем страх потеряли, никакого уважения к барину… Нет, я кого-нибудь точно повешу.
– Да что ты сегодня все вешать да вешать кого-то хочешь? Тебе, дядь Кор, что, заняться больше нечем?
– Настроение такое, – буркнул Корбин.
– Опять с Джу поругался? – догадливо предположил юный нахал, и тут же ловко спрятался за кресло, спасаясь от летящего в него тапка. – Дядь Кор, да ты не нервничай, все у вас образуется.
– Молчи уж, умник, – фыркнул граф. – Много ты понимаешь…
– Знаешь, дядь Кор, понимаю…
Корбин медленно подошел к нахалу, внимательно посмотрел на него и хотел было прочитать суровую отповедь, но осекся – с совсем еще детского лица на него смотрели мудрые глаза много повидавшего в жизни старика. И Корбин в очередной раз с тоской подумал о том, что не всемогущ, что ни ему, ни Приму не удастся помочь этому мальчишке избавиться от воспоминаний о слабости, болезни, уродстве… Можно вернуть человеку здоровье, сделать его сильным и быстрым, но избавить от кошмара беспомощности и неумолимо приближающейся смерти не в силах никто.
Мрачно вздохнув, Корбин спросил:
– Прим не появлялся?
– Не-а, – мотнул головой Альберт. – Вернее, появлялся на минуту, маму забрал – и к деду.
– Вообще охамел, – проворчал Корбин. – Опять свалил тебя на мою многострадальную шею.
– Да ладно, тебе же самому со мной веселее.
– Будто мне без тебя скучно…
– Скучно-скучно. И потом, родителям сейчас не до тебя, да и не до меня, если честно.
– А что случилось?
– Да, у меня, наверное, скоро братик будет. Или сестра, – махнул рукой мальчишка. – Но лучше, все же, брат.