Это уж точно, бля! Подозревать вас я вообще не собираюсь!
Вообще-то, их можно было брать хоть сейчас. Но я не рискнул лезть в одиночку на троих. Никуда они не денутся — вывезти добро с мельницы я им не позволю.
Кузнец причалил к берегу, но так и сидел в лодке, тупо глядя на чёрную воду, в которой дробилась яркая луна.
Архип пошёл к кузнецу, но чернобородый его остановил.
— Ты, Архип, поезжай домой. Тебе ещё завтра с князем возиться. А я с Ваней поговорю. Не надо тебе это видеть. Да и сам никому на глаза не попадись!
Чуткая жопа немедленно подсказала, что и мне лучше не видеть того, что случится дальше. Именно поэтому я подполз почти вплотную — чтобы не упустить ни одной мелочи.
Архип запрыгнул в телегу и причмокнул губами. Лошадь сонно мотнула головой и, не спеша, потащила телегу в сторону деревни.
Чернобородый постоял, глядя вслед телеге, и пошёл к кузнецу. На ходу он таял, терял очертания и превращался в знакомое облачко мрака, неразличимое в ночной темноте.
Ипать! Мара!
Тень наползла на лицо кузнеца. Он вздрогнул, выпрямился и тихо простонал:
— Мамочки!
Глава 17:Схватка у кузницы
Мои лапы напряглись, а когти впились в землю. Прямо у меня на глазах бесплотная потусторонняя тварь жрала человека. Высасывала его досуха, оставляя только кости и кожу.
И какая, к ипеням, разница, что это не самый охеренный человек на свете? Жить-то всем хочется!
Лицо кузнеца кривилось в страдальческой гримасе. Он стонал, вцепившись широкими ладонями в борт лодки. Чёрное облако плотно кутало его голову, лезло в рот, заглядывало в глаза.
Я знал, что в эти секунды мара будоражит все страхи в памяти кузнеца, усиливает их, упивается ими. Превращает человека в перепуганную, обгадившуюся от страха тварь. А потом убивает.
Бля, как же ему сейчас херово! Я знаю, я был на его месте и помню эти отвратительные липкие прикосновения.
Я распластался по земле и медленно пополз к лодке, держась в тени деревьев. Шерсть на загривке стояла дыбом, усы топорщились, кончик хвоста подёргивался, живя своей жизнью. Я тихо, утробно рычал от предвкушения схватки.
Ещё метра три, и можно будет прыгнуть.
Кузнец дёргался и стонал.
Но не помирал. И даже в обтянутый кожей скелет не превращался.
Это какая-то новенькая херня!
Чёрное облако отлепилось от головы кузнеца и снова вытянулось в человеческий силуэт. Несколько мгновений силуэт висел в воздухе, потом уплотнился и коснулся ногами травы. Рядом с сидящим кузнецом опять стоял чернобородый.
Я замер на месте.
Чернобородый оглянулся, но ничего не заметил.
— Пойдём, Ваня! — негромко позвал он кузнеца.
— Что со мной? — деревянным голосом спросил кузнец. — Ничего не помню.
— Наверное, голова закружилась, — равнодушно сказал чернобородый. — Идём.
Кузнец выбрался из лодки и послушно побрёл за чернобородым в сторону деревни.
Я дождался, пока они скроются из вида, и наярил к дому Марьи.
Ну и разведка, бля!
Я даже успел немного поспать. Снилась мне, понятное дело, Глашка. Поэтому выспался я хреново и зевал, как рыбина, вытащенная на берег.
Проснувшись, первым делом дозвонился до Сытина. Рассказал ему всё, что успел узнать, и попросил ни под каким видом не выпускать Хворобу из темницы.
— Да я его замурую на хрен! — мрачно пообещал Сытин. — Может, тебе дружинников в помощь прислать?
— А смысл? — возразил я. — Что они смогут против мары? Заипусь за каждым приглядывать.
— Тоже верно, бля!
Сытин в зеркальце задумчиво почесал подбородок.
— Ты это, Немой! Поосторожнее там. Глашка мне голову оторвёт, если что.
— Я Чупава попросил окрестную нечисть предупредить. Если что — помогут.
— Соображаешь! — одобрительно кивнул Сытин. — Эх, самому бы мне к вам выбраться.
— А в чём проблема?
— Дела завалили. И в темнице какая-то херня творится. Демоны на плохое самочувствие жалуются.
Я заржал.
— Серьёзно говорю, — обиделся Сытин. — Головная боль у них и хреновые предчувствия.
— Ну, от головной боли у Никиты Ильича серебряная кувалда есть. Ладно. Скоро Архип припрётся, а я пожрать ещё не успел.
Я убрал зеркальце в карман и обвёл взглядом дружинников.
— Вот такие дела. Самое главное нам — того чернобородого не упустить. Он — моя забота. А вы за остальными смотрите. Мыш! Останься тут — хозяев охранять надо. Если что — бегом к нам.
— Сделаю, Немой! — отозвался Мыш.
Архип, как я и ожидал, явился не с пустыми руками. Староста приехал на телеге и опять притащил корзину еды и бутылку.
— Головы-то болят после вчерашнего? — заботливо спрашивал староста. — А вот мы их и поправим сейчас! А вечером — прошу ко мне в баньку!
Вот гнида! Ну, ничего! Сегодня ты у меня попрыгаешь.
— Сначала с делами разберёмся! — строго сказал я. Сдвинув брови, поглядел на Архипа и добавил. — А потом можно и в баньку.
— Ну, вот и хорошо! — обрадовался Архип.
— А телега зачем? — спросил я, кивнув на окно.
— Так может, вы что-нибудь из боярского добра забрать захотите. Боярину-то всё равно теперь без надобности.
Архип увидел моё возмущённое лицо и торопливо уточнил:
— Для дела, само собой. А я вам и отвезти помогу. Хоть до Старгорода.
При свете дня боярский терем выглядел заброшенным. Ставни кое-где покосились на петлях. Краска на резных наличниках облупилась и слезла. Из-под неё проступило серое дерево. Крытая осиновой дранкой крыша заметно протекала.
Старый был терем, как и сам боярин Хвороба. Старый и угрюмый.
— По комнатам не разбредайтесь! — сказал я. — Начнём сверху.
Болотник остался во дворе терема. А Соловей, насмешливо посвистывая, пошёл с нами.
Я понятия не имел, что здесь искать. Но вряд ли у боярина Хворобы не было секретов от Архипа. Скорее всего, что-нибудь да отыщется.
Поэтому мы добросовестно потрошили шкафы, выворачивали сундуки и искали потайные ящики в столах.
В одной из комнат третьего этажа обнаружилась детская. Всё в этой комнате было покрыто толстым слоем пушистой бурой пыли. На полу в беспорядке валялись игрушки. Кроватка была аккуратно застелена полуистлевшим бельём, которое покрывали жёлтые пятна.
Я поднял с пола деревянную лошадку с отломанным колесом. На её резной гриве виднелись отчётливые вмятинки. Это были следы крошечных зубов.
Я представил, как маленький Хвороба грызёт игрушку, а потом отламывает ей колесо и швыряет на пол.
Какого хрена он не переделал эту комнату подо что-то другое? Или хотя бы не держал её в порядке? Словно хотел, чтобы его детство сгнило, исчезло.
Я поёжился и бросил игрушку на пол.
Остальной дом был чист — ни мусора, ни пыли. Ценностей никаких — разве что медная посуда в узких открытых шкафах вдоль стен.
В большом зале на стене висели сабли в украшенных серебром ножнах. В углах стояли рыцарские доспехи — помятые, с пятнами ржавчины.
Джанибек вытянул одну саблю из ножен, крутанул ею в воздухе, взглянул на клинок. Пожал плечами и опустил оружие обратно в ножны.
Кабинет хозяина мы перерыли сверху донизу. Но нашли только несколько листов плотной желтоватой бумаги. Листы были исписаны на непонятном языке. Ни заголовка, ни подписи.
На всякий случай, я сунул их за пазуху. Мало ли, что там за ценная херня!
Чем ближе мы подходили к кухне, где был вход в подвал, тем внимательнее я следил за Архипом. Но он казался спокойным. Подсказывал — что где лежит. Сам открывал шкафы и сундуки, подбирал брошенные на пол вещи.
— Это что? — спросил я, показывая на люк.
— Подвал там, — отозвался Архип. — Старьё всякое туда складываем. Будете смотреть?
— Придётся, — вздохнул я, старательно изображая, как мне всё это надоело. — Большой он?
— Не больше терема, — усмехнулся Архип.
Но на мой строгий взгляд тут же подавил усмешку и взялся за большое железное кольцо, приделанное вместо ручки.
— Прошка, помоги старосте, — попросил я.
Вдвоём они откинули крышку. На ступеньках лестницы, ведущей вниз, лежали свежие комочки земли.
— Кто-то ходил ночью, — заметил Джанибек.
— Крысы возились. Я спускался проверить, — спокойно ответил Архип.
Около часа мы лазили по подвалу, осматривая старую мебель. Втыкаясь лицом в свисающую с низкого потолка паутину, я громко матерился, вызывая этим снисходительную усмешку Архипа.
— Ладно, пошли отсюда на хер! — сказал я, в очередной раз стукнувшись макушкой о потолочную балку. — Съездим, посмотрим вашу плотину.
— Зачем? — удивился Архип.
— Ну, как зачем? Жалоба была. Я должен разобраться. Хочешь, не хочешь — а надо вас мирить с болотником. Тем более, вы на него собак спустили.
— Да они сами, — честно глядя мне в глаза, возразил Архип. — Сколько раз я говорил, чтобы привязывали. Они ведь и ребятишек покусать могут, и вообще…
— Поехали, — сказал я, взбираясь по лестнице и снимая с лица паутину. — Чёрт, извозился весь. Баня-то будет?
— А как же! Бабы с утра топят, — отозвался Архип.
Мы вышли во двор. Солнце уже поднялось высоко, но не жарило, а грело мягко, по-осеннему. Берёзы вдоль улицы тихо шелестели желтеющей листвой.
Мы вскочили на коней. Архип взгромоздился в телегу.
— Поедешь со старостой? — спросил я болотника.
Он мотнул головой.
— Пешком дойду, мне так привычнее.
Архип искоса глянул на болотника.
В мельничном пруду тихо плескалась рыба. Я соскочил с коня, оглянулся. Чернобородого нигде не было. Вот чёрт! Я надеялся, что он где-то здесь, охраняет припрятанные на мельнице ящики.
К заросшему осокой берегу жалась пустая лодка.
Гулко стуча каблуками по доскам плотины, я подошёл к двери. Подёргал тяжелый замок.
— А мельник ваш где?
— Видать, уехал куда-то, — спокойно пожал плечами Архип.
Я раздражённо сплюнул.
— А что с плотиной? Что вы там чинить собрались?