– Слышишь? – Кейт слабым кивком головы указала в пол, откуда доносились приглушенные звуки пальбы и крики спецназовцев, отчаянно сражающихся с бандитами. – Там гибнут люди, которых ты привел, и неважно, какие они – плохие или хорошие. Там мои друзья. За что они погибают, для какой цели? Ради тебя? А кто тебе дал право распоряжаться чьей-либо жизнью?..
– Они не хотели слушать, – тупо повторил Дениел. – Только месть…
– Мертвым безразлична месть, – ответила слабеющая Кейт, из последних сил собирая в кулак остатки самообладания, и Дениел дернулся, как от пощечины. Он уже слышал эти слова тогда, в ангаре, когда расправлялся со Смитом. Точно такие же, пустые, ничего не значащие слова. Никто и ничего для него больше не значит.
– Всего лишь слова, – вслух сказал он и вздохнул. – Слишком поздно. И бесполезно.
– Не поздно. Еще не поздно все изменить…
– Советы, слова. Да что ты можешь об этом знать? О боли, страхе. Одиночестве. Ты, такая молодая…
А сколько было бы сейчас его собственной дочери? Какой бы она была? Дениел до скрежета стиснул зубы и сильнее сжал рукоять нацеленного на агентку пистолета. Сейчас это уже не более чем сон, облако, эфемерный призрак, с каждым днем все дальше отдаляющийся за кулисы забвения. И никто ему не помог и не сделал чуда. Ни Дьявол, ни Бог. Хотя с первым он теперь уже наверняка скоро встретится. У него больше ничего не осталось. Но вынести эту ношу в одиночку ему уже было не под силу. Кто-то должен был разделить его боль.
– Слишком поздно. Это конец, – пробормотал Дениел и, взглянув на перстень на указательном пальце, нажал на курок.
Но выстрела не произошло – защитный механизм, не опознав отпечатки противника, заблокировал пусковую систему пистолета.
– Что за… – опустив ствол, Дениел удивленно посмотрел на мигающую красную лампочку на рукояти и попробовал выстрелить еще раз, быстро нажимая указательным пальцем на вмертвую застывший курок.
Здание содрогнулось от удара врезавшегося самолета, и несколькими этажами выше оглушительными выстрелами из пушек загрохотали взрывы, словно приветствуя жертвы, доставленные на алтарь.
«Самолет», – запоздало сообразила Кейт, и в следующий миг на нее с Дениелом обрушился потолок. Ударная волна, хлесткой оплеухой двинув по голове, смяла, обездвижила, впечатав щеку в накренившийся пол.
Они не успели.
Время – как взмах крыла бабочки. Смазанный, неуловимый…
Она дожидается своего часа где-то внутри каждого из нас. Мы же продолжаем бежать, с легкомысленным упорством стачивая жизни, подобно разноцветным мелкам, рисующим на асфальте…
Спотыкаемся, падаем. Не успевая разглядеть в короткой, отпущенной нам суете самого главного.
Кто сказал? Когда?
…Один-единственный взмах, застывший в бесконечности.
А может быть, бабочка – это наша душа. Спугнешь – и не поймаешь ничего. Кроме воздуха, который глухим шлепком отзовется в запоздало сомкнувшихся ладонях.
Как бы ни старался.
Больше никогда…
К своему удивлению, она не ощущала ни боли, ни страха. Время словно остановилось. Словно бы она долго-долго куда-то шла, сама не ведая пути и цели, и наконец дошла. Так и не определив своей настоящей цели. Но зато теперь сможет отдохнуть и узнать наконец нечто важное. Кейт попыталась пошевелиться, но лишь чувствовала, как из нее теплыми струйками, бегущими по пальцам и спине, неторопливо уходит жизнь.
А может, это просто сон? Кейт вспомнилась колыбельная, та самая песенка, единственный маленький осколок из разбитого калейдоскопного панно, безвозвратно утраченного детства. Отголоски того, давно утерянного безмятежного времени, что она росла, окруженная заботой и вниманием людей, которых по-настоящему так никогда и не узнала. Но что на самом деле делает людей родными, сращивает их, скрепляет надежнее самого прочного клея? Обязательства, клятвы или брачные узы, генетическое родство… А может быть, простое внимание и забота о близких. Любовь. Ведь, чтобы взрастить ее, подобно ростку, даже в душе иссохшей и растрескавшейся, подобно плохо обожженной глине, нужно всего лишь немного терпения.
И немножко тепла. Самую малость.
Кейт было очень холодно. Она попыталась пошевелиться, чтобы поменять положение тела, и не смогла из-за навалившихся со всех сторон обломков…
И тогда Кейт тихонько запела, с трудом разлепляя непослушные губы, на которых так и не запеклась кровь.
Дениел, превозмогая боль, поднялся и оглядел царившее кругом разрушение. Часть потолка полностью провалилась под весом огромной титановой балки, которую сместило натиском давящих сверху разрушенных этажей. Столы, стулья, смятая офисная мебель и прочая утварь, мигом превращенная в бесформенный хлам. Им. Его руками.
Маленький бельчонок,
Пора тебе в кровать,
Завтра день ведь долог,
И нужно отдыхать.
– Что же это…
Он провел пальцами по глазам, стараясь отогнать клубящуюся пелену перед глазами, но запоздало сообразил, что это вызванная разрушениями строительная пыль. Сверху доносился рев бушующего пламени, в ноздри ударил сладковатый смрад керосина… На зубах заскрипели мельчайшие частицы бетонной крошки.
Вот и все. Все закончено – конец пути и мести. Но, к собственному ужасу, Дениел осознал, что демоны, терзавшие душу, которых он столько времени, так тщетно пытался изгнать из себя кровью и человеческими страданиями, никуда не делись. Наоборот, они только заверещали с новой силой, словно глумясь над его беспомощностью. И где-то среди корчащихся в безумных гримасах рож демонов и всех тех, кого он замучил или убил, в ослеплении верша свой суд, на него смотрели родные лица дочери и жены. Он знал это. Смотрели и осуждали его.
Но ничего уже нельзя было изменить. Слишком поздно. Что же он наделал…
– Отпустите меня! – скрежеща зубами, простонал пошатывающийся человек, вцепившись пальцами в волосы. Резко распрямился, словно пьяный, которого насильно макнули в ушат с водой. – Пожалуйста, отпустите! Я больше не могу! Я больше не хочу так жить! Лиз, скажи им! Умоляю тебя, скажи…
Неожиданно в царящем кругом хаосе он снова различил тот самый звук, который донесся до него в первые секунды, когда вернулось сознание. Он огляделся, отчаянно напрягая слух. На мгновение призрачный, знакомый мотив заглушил натужный скрип перекрытий над его головой – уцелевшая часть потолка, на которую прессом давили горящие останки самолета несколькими пролетами выше, грозила вот-вот обрушиться. Ему на голову упало несколько пригоршней раскрошенного бетона.
Осторожно приблизился к груде обломков, под которыми лежала девушка и откуда изредка, обрываясь, доносилось тихое пение. Такое знакомое… Страшный, чудовищный звук отзывался в истерзанном сердце мучительным эхом шевелящейся правды. Правды, в которую не хотелось верить. Нет! Это видение! Бред! Его разум не выдержал обрушившегося на него груза и сошел с ума.
Чувствуя, как его начинает трясти, словно припадочного, Дениел будто не своими глазами смотрел на тонкую ручку, с подрагивающих пальцев которой рубиновыми каплями стекала кровь.
– Откуда вы знаете…
Песенка на мгновение оборвалась, и из-под завала донесся хриплый, булькающий звук. На некоторое время воцарилась мертвая тишина. Дениел судорожно вздохнул, тщетно пытаясь унять колотящееся сердце. Ему померещилось. Всего лишь показалось на миг – все чувства обострились перед дыханием смерти, лизнувшим лицо. Голос из-под завала послышался вновь, и силящийся расслышать слова Дениел чуть наклонился вперед, в следующий миг шарахнувшись в сторону от вновь прозвучавшего мотива.
Ты свернись клубочком,
Сон к тебе придет
И расскажет ночью
То, что завтра ждет.
– Нет! Не говорите со мной! – Он в ужасе отшатнулся и, задев ногой перекрытие арматуры, рухнул на спину и отполз назад, окутанный взметнувшимся облаком удушливой пыли, царапая ладони о строительный мусор.
– Но почему? – наконец тихо и растерянно спросил он, обращаясь непонятно к кому, тупо глядя перед собой. – Почему именно так…
Под потолком снова заскрежетало, и на этот раз звук больше не затихал, так же как и ручейки пыли, которые, потянувшись от потолка к полу, стали расширяться, словно кто-то наверху открутил невидимый вентиль. Помещение стало призрачно озаряться багровыми сполохами спускающегося с верхних этажей пожарища. Воздух быстро теплел, наполняясь удушливым смрадом из человеческого мяса и плавящейся самолетной обшивки.
Так и не поднимаясь на ноги, Дениел, превозмогая боль, осторожно подполз к руке, чувствуя, как перед глазами все начинает размываться в сплошное переливающееся пятно. Замерев в нескольких сантиметрах, он не мигая смотрел на руку с тонкими пальцами, ощущая, как по щекам тонкими полосками побежали слезы.
Вот оно. Вот и все. Так жестоко и несправедливо. Дениел почувствовал, как его сотрясает мелкая дрожь. Столько усилий, труда, терпения и тщетных поисков. И теперь все заканчивается так… Неужели это и есть именно та цена, которую он должен был заплатить за все, что сделал за эти годы? За все злодеяния, которые сотворил. Желая отмщения за семью, он собственными руками убил свою дочь. Приговорил и убил.
Осторожно подняв руки, он помедлил и, переборов себя, как можно нежнее коснулся ими холодеющей ладошки Кейт. Прижался к липкой от крови кисти небритой щекой, сотрясаясь от беззвучных рыданий, которые чертили косые полосы на его бледных, перепачканных строительной пылью щеках.
Весь остальной мир в мгновение ока перестал существовать. Сейчас ему хотелось, чтобы этот миг длился вечно.
– Я хочу все назад, – зажмурив глаза и стиснув зубы, пробормотал он, прижимая к лицу ее ладонь. – Пожалуйста, Господи, верни все назад…
От неожиданного прикосновения к руке неспособная пошевелиться Кейт споткнулась на полуслове и перестала петь. Что-то в грубых чужих пальцах показалось знакомым, но затухающее сознание не смогло о