Она небрежно кивнула на девушек во главе с Камрой, которые стояли вокруг них, взявшись за руки, и что-то пели на языке, непонятном даже Даррену. Вся сцена была окутана легкой дымкой от костра, а огненные блики придавали ей какую-то уж совершенную потусторонность. Даррен знал, что где-то за границей огненного круга есть другие люди, но знание это не имело никакого отношения к действительности, которая сосредоточилась в голубых глазах Эмили Маверик и ее дрожащих пальцах.
Постепенно до Даррена дошло, что произошло на самом деле. Эмили попросту выкрали из хижины, использовав какое-нибудь сильнодействующее одурманивающее вещество (у бураку не было недостатка в подобных средствах). Непонятно было одно – почему именно ее они решили принести «в жертву» богу Диноку…
– Слушайте, пора заканчивать этот маскарад, – сказала Эмили. – Я ужасно устала. У меня голова болит.
Даррен еле заметно улыбнулся.
– Вряд ли это возможно. Мы с вами, так сказать, в эпицентре религиозного празднования и не имеем права оскорбить чувства бураку.
– Да что им нужно от нас? – возмутилась Эмили.
В этот момент Камра выкрикнула что-то, и пение резко прекратилось. Слышны были лишь крики туземцев в отдалении и бой барабанов.
– Боюсь, что им нужно, чтобы я вас поцеловал, – сказал Даррен серьезно.
Он и сам не знал, какой реакции ожидал на свои слова. На секунду перед его глазами встала Эмили после купания в лесном озере. Капли воды, застывшие на ее нежном теле, блики солнца, ласкающие атласную кожу… У Даррена пересохло в горле. Он поймал себя на том, что, не отрываясь, смотрит на губы Эмили. Когда-то ему хотелось удушить ее, а сейчас он ничего бы не пожалел за возможность прижаться к ее губам… Неужели запах тапиоры, которым она вся пропиталась, начинает на него действовать?
– Вы… должны… меня… поцеловать? – медленно повторила Эмили, как будто не совсем понимая смысл его слов.
– Этого требует древний обычай бураку, – хрипло ответил Даррен, обнаруживая, что голос не слушается его. – Я – воплощение бога Динока, вы – жертва, которую племя ежегодно приносит своему богу… Поцелуй, так сказать, форма… э-э… принятия подношения, символизирующая…
Мысли Даррена путались. Он совершенно не желал читать Эмили лекции о религиозных верованиях бураку. Ему гораздо больше хотелось воплощать эти верования в жизнь. Девушки вокруг них вновь затянули свою песню. Не сознавая, что он делает и как к этому отнесется Эмили, Даррен обнял ее за талию и прижал к себе. Она тихонько ахнула, и он на секунду испугался, что сейчас она с возмущением оттолкнет его от себя и будет совершенно права. Ставить ее, законодательницу мод и светскую даму, на одну доску с южноамериканскими дикарями!
Но Эмили и не думала сопротивляться, и первый страх пропал, уступая место безудержному ликованию. Даррен наклонился и принялся целовать ее лоб, висок, шею, губы… Его руки утопали в цветках и чувствовали сквозь тонкие лепестки ее обнаженное тело. Этого было достаточно, чтобы Даррена затрясло как в лихорадке.
Он как будто провалился в иную реальность, где не существовало ни приличий, ни здравого смысла, ни неприязни к этой избалованной дамочке. О, если бы на месте Эмили была одна из девушек-бураку, он бы смог контролировать себя, несмотря на дурманящий аромат тапиоры. Он бы лишь мимолетно коснулся ее губ, исполняя древний обычай, и больше пальцем бы не дотронулся до нее. Почему же его благие намерения растаяли как дым только потому, что бураку умудрились подсунуть ему Эмили, беспомощную, упрямую, непослушную Эмили, из-за которой ему столько раз приходилось нервничать… Что он себе позволяет… Как он смеет…
Если бы Эмили возмутилась, дала ему пощечину, оттолкнула бы его от себя, Даррен нашел бы силы справиться с колдовством. Но она, похоже, была отравлена тем же ядом, что и он, и искала спасения в близости с его большим и крепким телом…
Ни разу в жизнь Даррен не испытывал ничего подобного. Словно некая сила, существование которой он упорно отрицал, вдруг вырвалась из плена и взяла над ним верх. Он больше не был властен над собой, он мог только подчиняться. Поцелуев, нежных и осторожных вначале, страстных и неистовых сейчас, уже не хватало, чтобы утолить жажду. Даррен вдруг подхватил Эмили на руки. Он смутно помнил, что где-то недалеко есть специально приготовленная хижина, где бог Динок должен провести ночь… Скорее туда, подальше от яркого света костров и раскачивающихся фигур туземцев, скорее воздвигнуть между собой и миром осязаемую преграду, чтобы ничто не могло отвлечь его от Эмили, ее ласковых рук, щедрых губ…
Даррен шел, едва ли замечая, что перед ним идет жрица и показывает ему дорогу. Он целовал Эмили, не останавливаясь. Казалось, что стоит ему хоть на миг оторваться от нее, и она исчезнет в дыму тапиоры, ускользнет от него, и ничем уже тогда не погасить пожар, бушующий в его крови… Но волноваться не было причины – вскоре перед Дарреном возник темный силуэт хижины. Камра отступила в сторону, давая ему пройти, и он шагнул в душистый полумрак, сжимая Эмили в объятиях…
А празднество жемчужной тапиоры продолжалось. От музыки и танцев разгоралась кровь, а от пьянящего дыма становилось легко на сердце. Питер Кэмп уже давно исчез в темноте, ухватив за талию стройную темноногую танцовщицу, а Джош, твердо намеревавшийся хранить верность прелестной миссис Маверик, вдруг обнаружил, что его намерение практически невыполнимо, когда две смуглые руки обняли его из-за спины, и обнаженная девичья грудь обожгла его сквозь рубашку…
Одна Шейла сидела на прежнем месте, обхватив колени, и завороженно смотрела на пляшущие языки пламени…
14
Эмили открыла глаза и пару минут полежала не шевелясь, прислушиваясь к доносящимся снаружи звукам. Утренний свет еле пробивался сквозь сплетенные из ветвей стены хижины, и приятный сумрак позволял еще немного понежиться в полусне. Во всем теле Эмили ощущала сладкую усталость, отличную от той, которую она уже привыкла чувствовать после многочасовых переходов с Дарреном. Что же произошло вчера? Ах да, деревня бураку и купание в прохладном лесном озере с чистейшей водой… Кажется, это было так давно… А потом…
Балансируя на грани между сном и бодрствованием, Эмили припоминала мелкие эпизоды. Они проявлялись в ее памяти, словно неподвижные фотографии на выставке. Смуглое лицо с узкими продолговатыми глазами, склоняющееся над ней… Ожерелье из душистых цветов, запах которых хочется вдыхать вновь и вновь… Большой деревянный столб с шершавой поверхностью, пелена дыма вокруг, растерянное лицо Даррена, его губы, стремительно приближающиеся к ней, два тела, сплетенные в страстном объятии, и белые цветы, проливным дождем осыпающиеся с ее тела…
О господи! По телу Эмили побежали мурашки. Этого не может быть… Дикари опоили ее чем-то, и ей привиделся сон. На самом деле ничего этого не было. Она мирно проспала в своей хижине всю ночь, а не занималась любовью с Дарреном Уолшем… Эмили медленно повернула голову и едва сдержала крик. Даррен лежал рядом на циновке, усыпанной белыми цветами, и сквозь опущенные ресницы смотрел на нее.
Лучше бы он притворился спящим. У нее было бы время подумать, собраться с мыслями. Сбежать, в конце концов. Но Даррен оказался не настолько благороден, и теперь ей нужно будет о чем-то говорить с ним… А о чем можно говорить с мужчиной, чье обнаженное тело находится всего лишь в паре дюймов от твоего?
Эмили закрыла глаза и принялась считать про себя. Раз, два, три… как он посмел до меня дотронуться… семь, десять… кажется, я слышу его дыхание… тринадцать, четырнадцать… почему он молчит… шестнадцать… черт, что же делать… двадцать… теперь он будет меня презирать… двадцать пять… ну что я за идиотка… тридцать… какая у него гладкая кожа…
– Доброе утро, – негромко сказал Даррен, прерывая беспорядочный счет Эмили.
Она снова повернулась к нему. Трудно с негодованием смотреть на мужчину, лежа с ним на одной циновке. И все-таки Эмили попыталась изобразить должный гнев.
– Не вижу в нем ничего доброго! – сурово отрезала она.
В глазах Даррена заплясали смешинки. У Эмили зачесались руки дать ему пощечину.
– Что все это значит?! – воскликнула она.
– Что именно?
– Это, – неопределенно ответила Эмили.
Разговаривать в положении лежа было глупо и неудобно. Однако проснувшееся благоразумие удерживало Эмили на месте. Ей абсолютно нечего надеть, а скакать перед Дарреном голышом явно не стоит!
– Неужели ты ничего не помнишь? – усмехнулся Даррен и, к великому ужасу Эмили, сел.
Казалось, он совершенно не стесняется своей наготы, словно одна ночь все изменила в их с Эмили отношениях. Впрочем, так оно и было, но Эмили не желала этого признавать…
– Не смотри на меня! – выпалила она, перехватив выразительный взгляд Даррена. – Дай мне что-нибудь из одежды.
Он молча встал. Эмили сжалась в комочек, стараясь защититься от него. Но Даррен подчеркнуто отворачивался, ища свою рубашку, и Эмили вздохнула свободнее. Все в хижине красноречиво свидетельствовало о бурно проведенной ночи – одежда Даррена была разбросана по всему полу вперемешку с жалкими остатками ее пышного цветочного одеяния. Воспоминания, одно неприличнее другого, яркими лампочками вспыхивали в ее голове, заставляя Эмили корчиться от стыда. Она никогда в жизни не позволяла себе таких вольностей!
– Держи. – Отвернувшись, Даррен протягивал ей рубашку.
Эмили взяла ее, стараясь не смотреть на его смуглое тело. Это ужасно, ужасно… Что на них нашло?
Она быстро оделась и почувствовала себя гораздо увереннее, когда кусок ткани вернул ее из первобытного состояния в современный цивилизованный мир.
– Я жду объяснений, – сказала она тоном королевы, приказывающей своему подданному.
Даррен, успевший надеть брюки, повернулся к ней лицом.
– Какие именно объяснения тебе нужны? – пожал он плечами. – Вчера мы хорошо повеселились на празднике тапиоры. Жрица племени почему-то решила, что ты подходишь на роль жертвы богу Диноку…