кобурой на коричневом поясном ремне. Этот гитлеровский «вратарь при шлагбауме» был явно из числа тех, кто уже отсидел всю жопу на берегу реки, а трупы врагов, вот незадача, все не плывут и не плывут – сплошная скука и ничего более.
– И что мне ему говорить? – спросил я, видя, как Ката сбрасывает скорость, решительно направляя нашу малолитражку прямиком к шлагбауму. Честно говоря, было желание не вступать в разговоры, а просто срезать этого хмыря автоматной очередью.
– Импровизируйте что-нибудь!
Да уж, легко сказать «импровизируйте», особенно когда на коленях лежит выдающий тебя с головой автомат хорошо узнаваемой советской системы.
За те минуты, пока мы подъехали вплотную к шлагбауму, я, стараясь делать это максимально незаметно, переложил автомат в левую руку, уперев его практически стволом в пол, а потом, уже привставая, перетянул его на сиденье, фактически себе под зад (в тесном салоне «Тополино» это было очень непросто), после чего достал из внутреннего кармана куртки документы. И, как только графиня притормозила у самого шлагбаума, вылез из машины, прикрыв за собой дверь.
– Was wollt ihr? – еле слышным из-за сирены голосом вопросил часовой, направляясь мне навстречу. При ближайшем рассмотрении канты на пустых погонах его шинели оказались розового цвета, как, впрочем, и украшенные одной птичкой квадратные петлицы. Стало быть, рядовой то ли инженерного корпуса, то ли техсостава люфтваффе. Вполне логично – кому же еще у них заниматься плотницкими и земляными работами на аэродроме? По выражению его прыщавой физиономии было видно, что, с одной стороны, его, похоже, сильно удивило наше неожиданное появление там, а с другой стороны он был рад хоть какому-то развлечению. При этом было заметно, что турецкий паспорт в моих руках не вызывал у него ничего, кроме недоумения.
– Frau ist schlecht! – громко заявил я не терпящим возражения тоном и тут же уточнил на том же немецком языке, как именно плохо этой фрау. – Там в машине женщина рожает, тут есть санчасть?
Говоря все это, я осматривался по сторонам. Действительно, в пределах видимости не было ни одной живой души. Удивительно, но подобное безлюдие не могло продлиться достаточно долго. Допустим, сирену воздушной тревоги они могли включить и непосредственно из караульной будки, но ведь провода полевого телефона явно были протянуты куда-то не очень далеко (на сколько хватает стандартной катушки полевого телефона), прямиком к какому ни есть, пока что невидимому, сидевшему в бункере или убежище начальству. Да и в будке мог быть кто-то еще. Вопрос – сколько у нас вообще оставалось времени?
В общем, обстановка сложилась нервная, и, возможно из-за этого сымпровизировал я предельно по-идиотски, ляпнув чуть ли не первое, что пришло мне в голову. Все-таки банщик я, а не лицедей. Часовой изрядно удивился моему стихийному заявлению, но все же выдал в ответ не терпящим возражений тоном:
– Медпункт есть, но вход посторонним на объект строго воспрещен! И вы что, не видите – воздушная тревога!?! Сейчас все должны быть в бомбоубежище!
Это хорошо, что он стремился выполнять правила и инструкции.
Однако спустя минуту-другую караульный немного присмотрелся к нашей машине и, похоже, удивился еще больше:
– Погодите, это какая такая женщина рожает? Та, что сидит за рулем?
В его мозги явно не вмещалось, что можно вот так одновременно вести машину и рожать. Тем более что никаких других женщин в машине действительно не было. Что тут сказать – сюжетный тупик в данной сцене был налицо. Тут и самый полный идиот понял бы, что его просто нагло и цинично дурят.
– Эй, Фридрих, подойди! – воззвал часовой.
Ага, значит, их все-таки было двое!
На голос белобрысого из будки появился второй караульный, обмундированный аналогично первому, в таком же кепи, но с двумя птичками на розовых петлицах шинели (ага, значит ефрейтор?), но на вид довольно пожилой, с грубым морщинистым лицом и маузеровским карабином на плече. Геринг, что, уже прямиком из фольксштурма стал набирать свое героическое воинство? Хотя, все могло быть – к этому времени уже практически битому рейхсмаршалу точно было более не из чего выбирать.
Ну а раз вопрос с их численностью удачно прояснился (сомнительно, чтобы в будке прятался кто-нибудь еще), следовало признать, что на свежий воздух они одновременно выперлись совершенно зря. Тем более к бою они были не готовы – у одного кобура застегнута, а у другого карабин за плечом. Хотя эти караульные явно продолжали действовать по инструкции, в принципе, общей для всех армий мира – сейчас им, по логике, полагалось проверить наши документы, осмотреть машину, а уже затем звонить разводящему или дежурному офицеру (какому-нибудь «герру лейтенанту»), на предмет получения дальнейших инструкций. И интересно, что бы они сказали, обнаружив при обыске в карманах моей кожанки снаряженные рожки для «ППШ»? Однако в тот момент некий внутренний голос подсказывал мне, что ничего из этого они уже не успеют. И я уже примерно понял, что сейчас будет…
И точно – едва второй караульный поравнялся с первым и оба они сделали несколько шагов в мою сторону, я услышал из машины недлинную автоматную очередь, звук которой был предельно смазан воем сирены. Пули прошли буквально в полуметре от меня, угодив точнехонько поперек груди караульных. Оба немца замертво рухнули на землю, не успев дотянуться до оружия и практически не издав каких-то звуков.
Я обернулся на звук стрельбы – косо срезанный дульный тормоз «ППШ» торчал из открытого окна «Фиата», а позади него за сизым пороховым дымом просматривалось удовлетворенное лицо графини. Вот засранка, ведь она же фактически выманивала супостатов на меня! Что значит оставлять баб наедине со стрелковым оружием – это опасное сочетание рано или поздно обязательно превратит тебя в мишень типа «бегущий кабан». И вот всегда у нее так – вместо «здрасьте» выстрел из пистолета или автоматная очередь. А если предположить, что в этом их будущем превалирует именно подобная энергичная манера общения, становится как-то и вовсе страшновато…
Однако, на наше счастье, сирена выла все так же оглушительно, и, по-видимому, нашу стрельбу действительно никто не услышал. Во всяком случае, в первый момент на звук выстрелов никто так и не появился.
– Садитесь! – крикнула Ката. – Быстрее, пока не услышали!
Затем она объехала шлагбаум. Я запрыгнул обратно в машину, подхватил с сиденья автомат, и мы въехали на аэродром. Графиня свернула вправо и погнала наш маленький «Фиат» к торцу полосы, где были выстроены неровной линейкой «пускачи» и прочие топливозаправщики. Объехав их, мы выскочили на стоянку самолетов.
– А чего не «Юнкерс»? – спросил я.
– На нем мы далеко не улетим, – совершенно правильно рассудила графиня и пояснила. – Перехватят. Нам сейчас нужно что-нибудь скоростное и более маневренное!
К моему удивлению, на старте, у самого торца здешней ВПП стояли на толстеньких колесах две небольшие бесхвостки со стреловидными крыльями – похожие то ли на рыбок, то ли на наконечники копьев Ме-163, они же «Кометы». Ого! Про этот самолет, при желании, можно вспомнить много чего интересного – как-никак первый в мире серийный ракетный перехватчик с ЖРД, работающим на перекиси водорода и водно-метанольной смеси. При этом, кажется, вообще единственный за всю историю мировой авиации самолет с подобной силовой установкой, реально поучаствовавший в боевых действиях. Назначение – перехватчик ближнего действия объектовой ПВО. Стартовал на визуально обнаруженную цель, колесная тележка после взлета сбрасывалась. Двигателя хватало аж на восемь минут работы, и за это время летящий со скоростью 830 км/ч Ме-163 успевал выскочить на высоту до 12 000 метров. Пока работал двигатель – одна-единственная результативная атака, а потом, после отключения ЖРД, выход из боя и посадка на выдвижную лыжу, в режиме планера. И, хотя с этим аппаратом баловались не только немцы, но еще и их японские коллеги, сама концепция «Кометы» оказалась очень спорной и мало пригодной даже против тяжелых четырехмоторных В-17 и В-24. Впрочем, в ту войну «Кометы» особо много и не навоевали.
Отдельное мое изумление касалось появления Ме-163 именно здесь. Что, интересно знать, они могли потерять в Венгрии? С чего бы это? Лично я никогда и нигде не читал и даже не слышал, чтобы они здесь вообще когда-нибудь были. Какие-то последние корчи издыхающего Дриттенрайха на тему организации масштабной, да еще и совместной с крайними оставшимися союзниками системы ПВО? Все может быть. Но при этом «Кометы» же были секретными машинами, а тут вдруг оказались на неогороженном аэродроме, охраняемом всего-то двумя призванными из запаса мудаками!?! Похоже, в ведомстве Геринга опять нанюхались кокаина и откровенно ловили мух ртом…
– Надеюсь, ваша светлость, ты не собираешься их угонять? – спросил я, глядя на откинутые вбок прозрачные колпаки кабин Ме-163. Судя по стоящим у их бортов стремянкам, аппараты должны были быть заправлены и готовы к вылету, но чтобы элементарно пилотировать подобный агрегат, надо, во-первых, долго учиться, учиться и учиться, а, во-вторых, ощущать себя немного бароном Мюнхгаузеном, летящим на пушечном ядре, то есть быть безнадежно больным на всю голову, поскольку на взлете «Комета» была, по сути, просто большой и огнеопасной бомбой.
– Однако, я полагаю, что мы здесь не найдем что-то быстрее их? – уточнил я на всякий случай.
– И куда мы на этом улетим, за восемь минут? – спросила графиня, сразу же дав понять, что технические характеристики «Кометы» она знает ничуть не хуже меня, и добавила: – Надо быть реалистами! Нам вон туда!
И кивнула в сторону самолетов, стоявших чуть в стороне от Ме-163.
Миновав хвосты «Комет», мы свернули вправо, на стоянку прочей авиатехники. Там стояли три связных Fi-156 «Шторьх» (эти простые и надежные машинки нас не могли интересовать в силу все той же малой дальности полета), еще один наглухо зачехленный Ме-163 (какой-то уж слишком горбатый на вид) и пара двухмоторных истребителей Bf-110 с немецкими опознавательными знаками. Кабины одного из них были открыты – верхняя крышка над пилотским местом откинута назад, боковые прозрачные панели опущены вниз, крышка фонаря стрелка слегка поднята и задвинута под переплет, вперед по полету.