и относительно свободны, но по лагерю бродило много солдат. Общий упадок дисциплины означал, что далеко не все легионеры окажутся на своих квартирах в обеденное время, когда прозвучит сигнал. Многие, конечно, придут, чтобы поесть, но некоторые могут и не появиться, в том числе и те, кто приговорен к смерти.
«Если шлюхиных детей не окажется на месте, будем охотиться за ними», – размышлял Тулл. О том, что мятежники могут сплотиться, осознав угрозу, он старался не думать.
У казармы, занимаемой бывшей центурией Септимия, они разделились. Фенестела повел половину отряда к дальнему концу длинного каменного барака; Тулл со второй половиной остался у ближайшего входа, расположенного рядом с квартирой центуриона. В узком пространстве между казармой когорты Тулла и соседней казармой в хорошую погоду обычно собирались на отдых легионеры. Сегодня было то же самое. Их встретили равнодушными взглядами, но могли проявить и интерес, если б они не разошлись, как обычно, по квартирам. Как правило, легионеры в полном вооружении не топтались возле своих казарм.
Тулл, нервничая, отсчитывал удары сердца – двадцать… тридцать… Его солдаты переминались с ноги на ногу. Фенестела сверлил лицо командира взглядом. Двое легионеров, занятых игрой в кости, перестали играть и принялись рассматривать собравшихся солдат Тулла; они начали хмуриться. «Проклятье, – подумал Тулл. – Сейчас поймут». Он уже открыл рот, готовясь отдать приказ зайти в казарму, но тут зазвучали трубы – громко и призывно. Сигнал повторился многократно; то был не обычный призыв на обед, а боевая песнь, звучавшая, как правило, на парадном плацу или на поле боя.
На лицах легионеров, бродивших возле казарм, отразилась растерянность. Растерянность, а потом страх.
– Растянуться и перекрыть проход. Мечи наголо, щиты на изготовку! – крикнул Тулл.
Он слышал, как Фенестела уводит свой отряд за смежную казарму, видел старого знаменосца Септимия, показавшегося в дверях их квартир; тот рысцой подбежал к Туллу. Потом в дальнем конце коридора, образованного двумя казармами, показался тессерарий, явно поджидавший Фенестелу.
Все разговоры в коридоре прекратились. Кости и стаканчики остались нетронутыми. Солдаты перестали толкаться; те, кто чистил оружие, отложили масляную ветошь.
– Что происходит? – крикнул кто-то за спиной у Тулла.
Тот не обратил внимания на окрик и сурово кивнул сигниферу. Они уже всё обговорили – и прошлой ночью, и на рассвете.
– В твоем списке девять имен, правильно?
– Так точно, старший центурион. – Сигнифер был бледен, но держал себя в руках. – Четверо из них отсутствуют.
Тулл уже понял, о ком идет речь. Ему хотелось закричать.
– А остальные пятеро?
– Трое у меня за спиной, старший центурион. Коренастый и второй, рыжий, который с ним борется, и еще солдат, прислонившийся к стене казармы и хлебающий из кувшина. Остальные в своих комнатах в конце казармы. Думаю, лежат.
– Об этих двух позаботится Фенестела. Мы разберемся с этими тремя снаружи. Возьми на себя придурка с кувшином. – Тулл повернул голову к солдатам: – Восемь человек за мной, восемь остаются с сигнифером. Остальные – следите, чтобы никто не ушел. Никто! Вперед!
Тулл направился прямиком к коренастому легионеру с его рыжим товарищем. Пизон, Вителлий и шестеро остальных легионеров не отставали ни на шаг. Солдаты разбегались перед ними, не смея пикнуть или задать вопрос. До приговоренных оставалось двадцать шагов, когда парочка поняла, что происходит. Оба бросились к дверям казармы, надеясь добраться до оружия.
Тулл догонял врага бессчетное количество раз, когда на поле боя неприятель не выдерживал натиска и бежал. Убивать в таких случаях было легко, и рыжий упал, так и не добежав до двери. Тем временем Пизон с Вителлием закололи коренастого. Стоя над трупами своих жертв, все трое переглянулись. Тулл хотел что-то сказать, потом передумал. Слова были лишними.
Сигнифер тоже справился с заданием. По стене казармы тянулся кровавый след от сползшего мертвого тела. Вскоре из казармы вышел Фенестела с окровавленным мечом в руке и мрачно кивнул Туллу.
– Четверо оставшихся – это Костистый, Толстоносый и близнецы, правильно? – спросил Тулл у опциона.
– Так точно, старший центурион. Они пронырливы, как воры.
– Где они?
– Одним богам известно, старший центурион, – виновато ответил сигнифер. – Знаю, что проводили время с приятелями в Восьмой когорте, но сейчас они могут быть где угодно.
– Во имя преисподней, что вы натворили? По чьему приказу это сделано? – Легионеры из казармы поняли, что на них никто нападать не собирается; вопросы и обвинения посыпались со всех сторон: – Убийцы!
Тулл развернулся, испугав солдат мрачным взглядом. Они разом затихли.
– Эти люди – заводилы недавнего мятежа. Они – изменники! – крикнул он, указывая мечом на мертвые тела. – И вы знаете это. Я знаю. Цецина знает, и Германик тоже. Поймите, с их смертью закончатся беспорядки. Останутся только верные присяге, их наказывать будет не за что. – Тулл надеялся, что последние слова окажутся правдой.
Некоторые легионеры смотрели на него, но большинство понурились. Их подавленное настроение и опущенные плечи говорили о том, что, по крайней мере, с этой когортой неприятностей больше не будет.
– Расходитесь, – приказал Тулл. – И не показывайтесь, пока все не успокоится. Фенестела, собери людей. – Сигниферу он, хмурясь, сказал: – Необходимо немедленно начать поиски.
Тулл не был готов к картинам массового убийства, которые они увидели по всему лагерю. Сразу стало понятно, что не все пошло по плану и не всех главных участников мятежа удалось застать врасплох. Тулл был привычен к боям, его не потрясали поля сражений, покрытые телами и залитые кровью. Он научился не слышать ужасные крики раненых. Но никогда раньше ему не доводилось видеть и слышать такие вещи в стенах римского лагеря.
Трупы лежали всюду: на улицах, в проходах меж казарм, на порогах зданий. Пятна и брызги крови обозначали места, где люди умерли или были ранены. Кровавые следы на камнях улиц и размазанные пятна на стенах говорили о том, что раненые пытались спастись от преследователей и ползли в какое-нибудь место, чтобы там умереть. По лагерю были слышны крики и стоны раненых и умирающих. Кто-то оплакивал друзей, кто-то звал мать.
Мимо промчались три лошади, вырвавшиеся из стойла; копыта громко стучали по мостовой. Группами по два-три человека бегали взад-вперед легионеры, быстро проходили кучки невооруженных полуголых солдат. За некоторыми гнались; другие убегали невесть от кого, поддавшись панике. Во главе небольших отрядов шли командиры; трудно было сказать, куда они ведут солдат и для чего.
Казалось, никто не понимал, что происходит.
Ноздрей Тулла достиг запах горящего дерева, который ни с чем не спутаешь. Он оглянулся в поисках источника дыма и увидел, что клубящиеся столбы поднимаются со стороны принципии. «Неужели какой-то глупец поджег штаб-квартиру?» – подумал Тулл. Некоторое время он колебался, потом решил придерживаться своего плана действий. Вокруг полно людей, чтобы погасить пожар, но, если не выследить Костистого с остальными, они могут уйти.
Тулл пока не знал, как разыщет четырех легионеров в этой неразберихе, но он не мог забыть, с каким наслаждением Костистый убил Септимия. Сын шлюхи должен заплатить за это, и Тулл намеревался осуществить правосудие любой ценой.
В казармах Восьмой когорты беглецов они не нашли; ситуация здесь уже была под контролем командиров. Из зданий выносили тела убитых, было много раненых. Усталый центурион рассказал Туллу, что мятежники вооружились и оказали сопротивление. Небольшая группа прорвалась сквозь ряды его легионеров.
– Мои парни уложили почти всех из списка. Они не горели желанием преследовать их, – сказал центурион, пряча глаза.
Найти Костистого в огромном лагере – надежды мало, и Тулл решил двигаться к принципии, чтобы помочь в тушении пожара. Но когда они вышли на главную улицу лагеря, план центуриона внезапно оказался нарушенным. Он бросил взгляд в сторону главных ворот, расположенных примерно в сотне шагов от отряда Тулла. Там шел яростный бой: бойцы набрасывались друг на друга, мелькало оружие, доносились вопли боли и боевые выкрики, сливаясь в привычный шум сражения. Стражники старались сдержать толпу солдат, рвущуюся из лагеря, сразу понял Тулл; однако стража явно проигрывала схватку.
– К воротам! – взревел центурион. – Они убивают наших братьев у ворот!
К тому времени, когда Тулл с солдатами подоспел к воротам, в живых остались только два стражника. Они упали от изнеможения, когда Тулл с товарищами ударили в спину нападавшим. Некоторые из мятежников услышали их приближение и развернулись, но остальные думали только о том, как оказаться за стенами лагеря. Легионеры Тулла ударили по врагу, сшибая мятежников умбонами щитов и пронзая упавших короткими колющими ударами. Они были взбешены расправой над немногочисленной стражей ворот и не нуждались в понукании.
Тулл тоже разозлился. Он встретил выставленный щит смуглого мятежника мощным ударом своего щита, направив его снизу вверх. Отдача удара прокатилась сквозь дерево и металл, и центурион ощутил боль в руке, но его противнику досталось куда сильнее. Верхняя кромка щита ударила его хозяина в лицо, выбив пару зубов. Он еще выплевывал кровь сквозь разбитые губы, когда Тулл погрузил клинок ему в горло.
Вытаскивая меч из плоти врага, он зажмурил глаза. Из раны ударила кровь, забрызгав верх его щита и щеки, а потом мятежник пропал из поля зрения. Сделав еще шаг вперед, Тулл оказался в гуще боя, окруженный мятежниками.
– Ко мне! – закричал он.
Тут центурион почуял позади себя движение, но он был слишком занят, коля, рубя и сея вокруг себя панику, чтобы посмотреть, кто это. От меча Тулла пал один из близнецов; потом он убил еще одного знакомого легионера. Затем ранил еще двоих – и вдруг увидел, что оказался по другую сторону рукопашной, пройдя ее насквозь. Он посмотрел по сторонам, надеясь увидеть Костистого. Ни его, ни Толстоносого он не увидел и изрыгнул проклятие.