Арминий пренебрежительно махнул рукой и, понизив голос, чтобы не услышал Сегест, добавил:
– Я получал более серьезные порезы, когда точил меч.
Воины смотрели на него с сомнением.
– Есть новости?
– Никаких, – ответил первый воин. – Поел, потом прогулялся. Сейчас, похоже, лег подремать. Этим и занят большую часть времени.
– Мы его разбудим, – недобро усмехнулся Арминий. – Принесите бадью с водой.
Второй воин бросился выполнять поручение, а вождь опустился на низкую скамью, на которой обычно сидели стражники, и прикрыл глаза. Надо немного отдохнуть, чтобы не выглядеть перед Сегестом совсем уж дерьмово.
К тому времени когда воин вернулся с видавшей виды деревянной бадьей, наполненной водой, Арминий немного собрался с силами. Запорный брус осторожно сняли с крюков и положили на землю. Дверь отворилась с неизбежным легким скрипом, но внутри никакой тревоги это не вызвало. Один из часовых прошмыгнул внутрь, потом вернулся и сообщил, что Сегест еще спит. Однако двое его людей бодрствовали.
– Они будут вести себя спокойно, если понимают, что для них хорошо, а что плохо, – тихо сказал Арминий. – Как только войдем, свяжите их. Если потребуется, заставьте их молчать.
Они на цыпочках вошли в дом – все десять человек. Люди Сегеста, похоже, встревожились, и один спросил, что, во имя Донара, им надо, но воины Арминия бросились вперед, повалили их и заткнули рты еще до того, как те успели поднять шум. Вождь с огромным удовлетворением увидел, что Сегест продолжает мирно похрапывать, не слыша звуков потасовки. Старик лежал на тюфяке, набитом соломой, наполовину укрывшись одеялом. Из его раскрытого рта вырывались громкие утробные звуки, по щеке сползала струйка слюны.
Они подобрались вплотную и встали над ним. Воин с бадьей взял ее на изготовку. Арминий на секунду задумался, глубоко вздохнул, пытаясь удержать боль, волнами расходящуюся от раны в бедре. Мысль о врагах, устроивших охоту на него, придала сил. Он понял, что готов, и кивнул.
Содержимое бадьи водопадом хлынуло на Сегеста. Старик вскочил, взревев от неожиданности и испуга. Воины Арминия захохотали, но сам вождь сохранил невозмутимое выражение лица.
Отплевываясь и вытираясь, Сегест наконец уставился на Арминия:
– Зачем ты это сделал, ублюдок?
– Я собирался задать тебе тот же вопрос. – Арминий указал на забинтованное бедро.
Сегест бросил взгляд на его ногу и снова поднял голову:
– Не понимаю… Ты о чем говоришь?
– На меня недавно напали… возле поселка. Шестеро воинов, все – херуски. – Что-то мелькнуло в глазах Сегеста. – Ага! – воскликнул Арминий. – Это были твои люди! Пришли освободить тебя, да?
– Ты бредишь. От раны горячка началась.
– Нет, еще не началась…
Арминий кивнул самому рослому из своих воинов. Тот нагнулся, схватил Сегеста за грудки и швырнул его на пол. Пленник закричал от боли и попытался отползти в сторону, но сильный удар ногой в живот вышиб весь воздух из его легких, и он упал на бок, широко открыв рот, не в силах вдохнуть.
Арминий жестом отстранил воина и подождал, пока Сегест сможет сесть.
– Ты просил Сегимунда прислать отряд тебе на выручку?
– Да.
– Я так и знал, – крикнул Мело.
– Я не стал бы горевать, если б тебя убили, но такого приказа у них не было, – сказал Сегест.
Старик, похоже, говорил правду, но ярости Арминия от этого не убавилось. Если б людей Сегимунда не было в лесу, никакого нападения и не случилось бы.
– Приведите сюда его людей, – распорядился вождь.
– Они ничем не провинились, – прохрипел Сегест, когда подручные Арминия притащили его соплеменников.
– Будь у них малейшая возможность, они убили бы меня, как и те в лесу, – бросил вождь и посмотрел на Мело. – Кончай с ними.
Сегест закричал, протестуя, пленные замычали от ужаса; все это продолжалось несколько мгновений. Потом из горла одного из несчастных хлынула кровь, и шум несколько уменьшился. Безжизненное тело свалилось на пол, а Мело мгновенно подошел ко второй жертве и с быстротой и точностью мастера перерезал ей горло. Поток свежей крови хлынул на земляной пол. Второе тело рухнуло на первое перед Сегестом; Арминий, хромая, подошел и посмотрел старику в лицо.
В глазах Сегеста бушевало пламя, и в душе вождя шевельнулся страх. «Лучшая тактика – наступление», – решил он.
– Ну же, давай! Раненый или нет, я тебя свалю!
Сегест обмяк, как проколотый ножом мех с вином.
– Делай, что должно. Надеюсь, Туснельда никогда не подарит тебе ребенка, тем более сына.
Будь в тот момент у Арминия в руках оружие, он убил бы старика на месте – ярость просто захлестнула его. Вождь глубоко вдохнул и выдохнул несколько раз, стараясь успокоиться. Потом ухватился за руку Мело:
– Выбей из него дерьмо. Не спеша, с толком. Сломай пару костей, но не убивай. И не оставляй избитым, чтобы он впоследствии не подох. – Арминий говорил достаточно тихо, чтобы Сегест не мог услышать.
Нападение в лесу было случайностью, решил вождь, и Туснельда никогда не простит ему смерти своего отца. А вот ее недовольство – дело совсем другое, и он вполне мог бы его перенести. В конце концов, разве люди Сегеста не напали первыми?
– Чтоб Донар забрал тебя! – крикнул ему в спину старик.
Арминий не ответил и не стал задерживаться, чтобы понаблюдать за расправой над пленником. Он чувствовал, как покидают его силы. Надо отдохнуть и на уютном ложе поразмыслить о том, как быть с Сегимундом.
Близкий враг может быть не менее опасен, чем далекий.
Глава 14
Двумя днями позже Тулл наблюдал за прибытием Германика в Ветеру. Статный, с прямой спиной и каменным лицом, тот скакал впереди; за ним следовал сборный вспомогательный отряд из более чем двух тысяч воинов. Обращение к помощи солдат-неримлян было молчаливым упреком Цецине и каждому легионеру в лагере. Утешением мог служить тот факт, что содействие союзников больше не требовалось; день кровавого возмездия, начавшийся с призывного сигнала труб, положил конец неповиновению в войске. Два легиона потеряли около шести сотен убитыми. Большинство были мятежниками, но в жестокой схватке пало и около пятидесяти верных присяге легионеров. Объезжая лагерь, в котором повсюду виднелись следы убийств и разрушений, опечаленный Германик назвал случившееся прискорбным событием.
– Цена оказалась непомерно высока, лекарство – слишком горьким, – упрекнул он Цецину и бросил укоризненный взгляд на остальных присутствующих старших командиров. – В такого рода делах требуется более строгий контроль.
Правитель покраснел и принялся бормотать извинения. Остальные, включая Туберона, потупились, рассматривая пряжки ремней и рукояти мечей.
Тулл хотел сказать, что бойню устроили по его, наместника, приказу, но прикусил язык. Расправа над мятежниками была необходимым злом, и еще неизвестно, какой результат дали бы некие иные методы.
– По крайней мере, вопрос закрыт, – сказал Германик, вторя мыслям Тулла, и направился к одной из лестниц, ведущих на окружавшую лагерь крепостную стену. Все последовали за ним.
Облокотившись о верх стены, Германик устремил взгляд на восток, и Тулл последовал его примеру. За глубоким защитным рвом пологий травянистый склон уходил к холму, на котором стояла Ветера. У его подножия раскинулись разделенные межами поля. Тут и там виднелись домишки и сараи, но прежде всего внимание привлекала широкая серебристая лента реки Рейн.
Когда-то ее дальний берег был знакомой, исхоженной вдоль и поперек территорией, но после бойни, устроенной Арминием в лесу, римские войска редко переходили реку. Последний раз Тулл побывал там более двенадцати месяцев назад, и то была всего лишь вылазка глубиной в несколько миль от моста. Некоторые солдаты считали, что довольно и этого, но бóльшая часть легионеров – даже такие люди, как Корд и Виктор, – сходилась на том, что господство Рима в этом районе необходимо восстановить. Нечего и говорить, что Тулл буквально горел желанием поучаствовать в боевых действиях на дальнем берегу и не мог дождаться наступления весны и начала обещанной Германиком кампании.
– Прекрасная погода для этого времени года, а? – спросил наместник, посмотрев в чистое небо.
– Намного мягче, чем обычно, господин, – согласился Цецина.
– Я плохо знаком с сезонными изменениями в этих краях. Такое бывало раньше?
– Случалось, господин. Но сохранится ли такая погода, точно сказать невозможно, – ответил правитель. Похоже, они продолжали уже начатый раньше разговор.
– И все же интересно, надолго ли она установилась? На месяц? – Германик обращался уже не только к Цецине, но ко всем присутствующим.
Наместник прошелся взад-вперед; остальные смотрели на него. Бросалось в глаза, насколько он выше окружающих. Размышляя о чем-то, Германик постукивал ногтем указательного пальца по зубам.
– Мятеж и его последствия дóлжно преодолеть, оставить в прошлом. Этой цели не достичь, если просидеть зиму в казармах. Результат скорее будет противоположный.
Тулл мысленно согласился с ним. В холодные зимние месяцы обязанностей у солдат меньше, у них появляется время предаваться пустой болтовне и потакать собственным слабостям. Он весь обратился в слух.
– Я предлагаю быстрый рейд за реку, – объявил Германик; его пронзительный взгляд скользнул по лицам командиров. – Переправа, маршевый бросок и атака первого попавшегося враждебного племени. Ничто так не объединяет солдат, как общий враг. По-моему, одни из ближайших – марсы?
– Да, господин, – подтвердил Цецина. – Полагаю, ты поведешь людей из мятежных легионов?
– Ты читаешь мои мысли. Не всех солдат из четырех легионов, но бóльшую часть. Десять-двенадцать тысяч легионеров и столько же вспомогательных сил. Этого будет достаточно.
От слов Германика сердце Тулла разве что не пустилось в пляс. Марсы входили в объединенные силы Арминия. Они заслуживали наказания, и это было не единственной причиной радостного возбуждения центуриона.