– Сакса?
– Стой! – Несмотря на строгий голос, вставший на пути Пизона лекарь едва не падал от усталости. Болезненное лицо приобрело восковой оттенок, вокруг запавших глаз залегли темные пятна. Некогда кремовая туника стала красной от брызг крови, и руки до локтей покрывали кровавые пятна. – Ты что здесь делаешь?
– Ищу товарища, господин.
Заметив флягу с вином на плече Пизона, лекарь хмыкнул:
– Собираешься усыпить его, напоив допьяна?
Слишком поздно Пизон сообразил убрать флягу за спину. Он постарался изобразить обаятельную улыбку.
– Ты поймал меня, господин. Моего друга сегодня ранили. Я думал, капля вина ему не повредит.
– Здесь госпиталь, а не таверна, – возразил костолом и указал на вход. – Вон. Твой друг найдет тебя, когда поправится.
– Я побуду с ним совсем недолго…
– Вы все так говорите. А спустя полстражи мои санитары должны вытаскивать посетителя, и больной остается пьяным, как молодой аристократ в день, когда надел тогу… Вон!
– Я был в Восемнадцатом, господин. И мой друг тоже, – сказал Пизон, пропуская мимо ушей приказ лекаря. – После той бойни я поклялся, что никогда не покину товарища, не дав ему сначала почувствовать вкус вина.
Костолом нахмурился.
– Здесь нет покинутых. Мы всем оказываем помощь.
– Я знаю, господин, но… – Пизон не хотел говорить о том, что может случиться через несколько дней. Это значит искушать богинь, а греческие сучки и в лучшие времена не отличались постоянностью.
Лекарь вздохнул и отступил в сторону.
– Давай, быстро. Ему можно выпить несколько добрых глотков, и всё.
– Благодарю, господин.
Не дожидаясь, пока лекарь передумает, Пизон проскочил мимо него и возобновил поиски среди раненых. Сакса лежал в двадцати шагах дальше, раненая рука была замотана в чистые куски разорванной туники. Похоже было, что он спит. Пизон похлопал его по ноге:
– Пить хочешь?
Сакса дернулся и проснулся, потом уставился на Пизона и широко улыбнулся.
– Как ты сюда пробрался? Лекарь сварлив, как старая шлюха.
– Ш-ш-ш-ш, – зашипел на него Пизон, знавший, что костолом неподалеку. – Он не такой уж и плохой. Даже разрешил мне побыть с тобой немного. Тебе можно принять чуточку этого. – Он снял флягу с плеча и вытянул пробку.
– Ты – чудо… Дай сюда! – Сакса протянул здоровую руку. Пизон поддержал дно фляги и приподнял ее, чтобы друг мог пить. Кадык задвигался – раненый сделал два-три крупных глотка. – О, боги, как хорошо, – выдохнул он, отваливаясь.
Пизон наблюдал за лекарем, пряча флягу, чтобы ее не было видно.
– Может, достаточно?
– Умник… Верни назад!
Сакса угомонился, когда Пизон дернул головой в сторону лекаря, и вытянулся на одеяле.
– Вот теперь хорошо. Благодарю, брат.
– Как ты себя чувствуешь?
– Рука болит. Сначала проткнули копьем, потом промывали уксусом… Лекарь сказал, через месяц смогу выполнять легкие работы. Полностью залечится за два месяца. Если, конечно… – Сакса запнулся. – Как там дела снаружи?
– Прекрасно, – соврал Пизон.
– Ты не должен ничего от меня скрывать, – сказал Сакса, нахмурившись. – Плохо?
– Не так плохо, как в первый день с Варом, – тихо ответил Пизон. – Мы потеряли четыреста или пятьсот человек.
– Надеюсь, их тени не сильно задержатся в этой заднице… Много германцев убили?
Пизон замялся.
– Говорят, сотню, может, больше.
Сакса выругался.
– Скажи мне, что удалось восстановить приличный участок настила, по крайней мере.
– С милю.
– Всего-то? – вскинулся Сакса. На его крик повернулись головы, в том числе и лекарь – он неодобрительно смотрел на обоих.
– Завтра сделаем больше, – сказал Пизон, протягивая ему флягу. – Глотни напоследок. Меня все равно скоро выгонят, даже если захочу остаться.
Сакса присосался к фляге, как новорожденный к материнской груди, потом с неохотой вернул ее Пизону.
– Сегодня ночью ты будешь спать крепко.
Сакса поднял глиняную посудину, лежавшую рядом с ним, и подмигнул Пизону:
– Я даже помочиться могу, не выходя на дождь.
– Надеюсь, ты воспользуешься всеми созданными удобствами, – смеясь, сказал Пизон. Он сжал здоровую руку друга. – Увидимся снова завтра вечером.
– Ты таскаешь бревна или строишь дорогу?
– Тулл велел работать на дороге.
– Сегодня много раз нападали?
– Да, много.
Лицо Саксы помрачнело.
– Останься в живых.
– Останусь. И ты тоже. – Они обменялись крепким рукопожатием.
Пизон вышел, не оглядываясь, и побрел к расположению своей центурии в скверном настроении. Удовольствие от встречи с другом было испорчено словами, которыми они обменялись на прощание. Сакса разделял его озабоченность атаками варваров, которые наверняка будут усиливаться, а значит, и потерь станет больше. Но не может же их снова постигнуть та же судьба. Или может? Ему не удавалось отделаться от предчувствия, что Арминий собирается повторить свой успех шестилетней давности. В памяти всплывали старые ужасные воспоминания: потрясение от первого нападения германцев, долгие мили грязной дороги, укрытой мертвыми телами, страшные крики обозников, оставшихся в беззащитном лагере… Пизон помотал головой, прогоняя видения, выругался и отхлебнул вина из фляги. Выпивки хватит, чтобы заснуть без сновидений.
Из ближней палатки донесся хохот.
– Чтоб тебя, Бенигн! – послышался голос. – Давай плати.
Послышалось недовольное ворчание, утонувшее в хоре громких голосов.
– Эмилий выиграл, слышишь, пес? Отдай человеку его деньги. По-честному – так по-честному, Бенигн. Ты проиграл.
Пизон заколебался, его пальцы нащупали очертания двух пар костей на кошеле. Немного поиграть – вот что нужно, чтобы развеять все тревоги. А если удастся выиграть несколько монет, так еще лучше… Шлепнув ладонью по мокрой коже палатки, он крикнул:
– Эй, братья! Найдется место для еще одного игрока?
После короткого молчания кто-то ответил:
– Не вижу, почему бы и нет.
Пизон подождал, пока откинут полог. «Фортуна, будь благословенна ко мне», – молился он.
– Ага. – В тусклом свете масляных ламп Пизон разглядел жилистого легионера. – Заходи, друг.
– Спасибо. – Он скользнул за хозяином внутрь. В теплой палатке было уютно, как в его собственной. Все пространство занимали восемь человек и их снаряжение. Оружие и пластинчатые доспехи были свалены у входа, но те, у кого были кольчуги, сидели в них. Никто не снимал сандалии.
– Вы готовы к бою, – заметил Пизон.
– Наш центурион настоял. Он заставил бы нас и чашки на головы надеть, только в них спать неудобно, – проворчал впустивший его жилистый солдат. – Зараза…
Пизон пожалел, что отпустил комплимент насчет готовности.
– Все центурионы – мастера давать такие указания.
– Не сомневаюсь, твой такой же… Найди, где сесть. Я – Эмилий, кстати. Второй центурион, Восьмая когорта. – Жилистый опустился рядом с рослым солдатом, лицо которого было изрыто оспой. – Этот увалень – Бенигн. Расстался со своими последними монетами.
– Ничего удивительного, – фыркнул один из четырех легионеров, сидевших напротив, человек с худым лицом и крючковатым носом. – Я – Гай.
– Но ты можешь звать его Носатый, – сказал сосед Гая, мужчина с короткой щетинистой бородкой.
Носатый ткнул его локтем под ребра.
– Заткнись, Волосатый.
Пизон не подал виду, что его удивило это прозвище. Интересно, почему никто не додумался использовать его для Фенестелы…
– Меня зовут Пизон. Я из Первой центурии Седьмой когорты. – Он сел рядом с Носатым, напротив Эмилия. После того как остальные четверо представились, Эмилий протянул руку и встряхнул флягу Пизона.
– Это то, что я думаю?
– Да. – Зная, что вино сейчас будет выпито, Пизон сначала приложился к фляге, потом передал центуриону. Фляга пошла по рукам; посыпались жалобы от тех, кто сидел дальше других, что им не достанется.
– Неплохо. – Эмилий вытер губы. – Благодарю. – Остальные поддержали его.
– Гость не должен приходить с пустыми руками, – сказал Пизон, нашаривая в кошеле свою вторую пару игральных костей. Бенигн сразу подобрал их с пола палатки и подозрительно осмотрел.
– Утяжеленные?
– Нет, – возразил Пизон, благодаря богов, что не достал первую пару, которую прятал в гнезде на дне кошеля – у них были утяжелены нужные грани.
Бенигн бросил кости; выпало четыре и три. Он заворчал и бросил снова. На этот раз выпало пять и один, но он метал еще несколько раз, пока не передал кости обратно Пизону.
– Подходящие.
– А как насчет твоих? – с вызовом спросил Пизон. Они недружелюбно уставились друг на друга, и в палатке повисло напряженное молчание.
– Не бойся. Мы никому не позволим обманывать нас, – сказал Эмилий, успокаивающе подняв ладонь.
– Конечно, – ответил Пизон, улыбаясь. – Но я не обманщик.
– Не принимай близко к сердцу, – посоветовал Носатый. – Мы с тобой только что познакомились.
Пизон вздохнул.
– Мошенники не приносят с собой вино – по крайней мере, те, которых я встречал, – пошутил он и обрадовался, когда солдаты засмеялись. Обстановка разрядилась, напряжение ушло. – На что играем? – спросил Пизон, перебирая содержимое кошеля. На память он знал, что там есть четыре денария, десять сестерциев и пригоршня мелких монет. Если играть внимательно, хватит, чтобы провести за игрой пару часов.
– Начнем по маленькой. У бедняги Бенигна не осталось ничего, кроме костлявой задницы, на которой он сидит, – сказал Эмилий, подмигивая. Бенигн сердито заворчал, но не возражал, когда было решено делать ставки по ассу с человека.
Волосатый торжествовал первым, потом настала очередь Носатого. Пизону повезло в третьей и четвертой игре, но Эмилий одержал верх в пятой. К радости Бенигна, тот выиграл три раза подряд, вернув почти все, что проиграл до этого. Они продолжали игру, причем никто особо не вырывался вперед. Эмилий достал небольшой кусок твердого сыра, Носатый – немного оливок. Атмосфера установилась компанейская, разговоры велись неспешные, солдаты сравнивали мозоли на руках – у кого больше – и ругали всех, начиная с центурионов и кончая Цециной и его конниками, которые домой едут верхом, а они, пехота, должны идти. Об Арминии и германцах некоторое время никто не вспоминал, но эта тема неизбежно должна была всплыть рано или поздно.