Оставив Фенестелу у огня, Тулл побрел по грязи, разбирая дорогу в отсветах солдатских костров. Как всегда, он коротко переговорил со всеми центурионами и встречными солдатами, чтобы убедиться, что те не пали духом. Тулл не знал, поступают ли так же командиры в других когортах, но надеялся на это. Только случайность или прихоть Фортуны спасла глупцов из Двадцать первого и Пятого от полного уничтожения.
Побывав во всех центуриях, кроме одной, и пообщавшись со всеми центурионами, он шел теперь к тому месту, где размещалась его личная часть. После товарищеского общения с людьми страшная усталость немного отступила. Тулл шагал между контуберниев, отвечая на шутки и хваля отличившихся в бою солдат. Его тронуло, что многие, несмотря на скудость рациона, предлагали ему пищу и вино.
– Я уже хлебнул, парни, да и отнимать последнее у таких негодяев, как вы, это уже слишком, – ворчал он, а солдаты в ответ смеялись.
– Сегодня было трудно, братья, а завтра будет еще труднее. Наши потери разожгли аппетит варваров, – говорил Тулл каждой группе легионеров. – Многие из нас получат ранения. Некоторые присоединятся к нашим товарищам в Гадесе. Просто держитесь вместе, и мы выберемся из этой топи. Я буду с вами на каждом шагу этого проклятого пути. И мой витис будет со мною, так что глядите!
Обычно, когда Тулл упоминал свою палку из виноградной лозы, солдаты вздрагивали, смотрели сердито или отводили глаза, но в этот вечер они отвечали громкими возгласами одобрения. Довольный, он шагал к своей центурии, подходя наконец к контубернию, в котором числились Пизон и Вителлий. Перед тем как приблизиться, постоял в темноте, наблюдая за семью солдатами, беседующими у костра.
Тулл всегда был против того, чтобы заводить любимчиков среди легионеров, но те, что служили с ним в Восемнадцатом, занимали в его сердце особое место. Долговязого Пизона и его друга, острого на язык Вителлия, Тулл ценил выше остальных, и действия Пизона в этот день только подтвердили его правоту. Саксу и Метилия он также числил на особом положении, поскольку они помогали спасать семью Дегмара.
Бедняга Сакса… Как и Амбиорикс, седой погонщик, он погиб. Каждого, кому не повезло оказаться в обозе, постигла та же ужасная судьба. Если Сакса и Амбиорикс не стали пищей для червей, то сейчас их мучают варвары… Тулл надеялся, что они уже мертвы.
– Приветствую, братья, – сказал он, выходя на свет. Солдаты начали вставать, но командир махнул рукой: – Отдыхайте спокойно.
Они улыбались ему и смотрели, как щенки, – и сердце Тулла растаяло.
– Как прошел день? – спросил он, подходя к потрескивающему костру.
– Нормально, центурион.
– Неплохо, центурион.
– Бывало и хуже, центурион.
Тулл глянул на Вителлия – тот помалкивал.
– А у тебя?
– Я насквозь промок, центурион. И полуголодный. Нос мне разбил какой-то ублюдок, – отвечал Вителлий, сердито глядя на Тулла. – Спереди я поджарился, спасибо огню, а спина замерзла… Ах, да, Сакса мертв. Ну а так со мной все прекрасно, центурион. Благодарю за заботу.
К удивлению легионеров, Тулл захохотал.
– Ты честен, как всегда, Вителлий. Я мало чем могу тебе помочь.
– Я и не думал, что можешь, центурион, – пожал плечами легионер.
– Готов к завтрашнему дню? – спросил Тулл.
– Ты знаешь, что готов, центурион.
Командир с удовольствием посмотрел на него и повернулся к Пизону:
– Как твоя голова?
– Болит, центурион. – Пизон криво улыбнулся.
– Шагать сможешь?
– Да, центурион, и сражаться.
– Ты хороший человек. Если б не ты, то… – Тулл обнаружил, что ему не хватает слов. – …Меня здесь бы не было. Благодарю.
– Каждый из нас сделал бы то же самое, – возразил Пизон.
– Может быть, но сегодня это сделал ты. Ты спас мне жизнь. – Тулл смотрел в глаза своему бойцу. – Я этого не забуду.
Тот сдержанно кивнул.
– Центурион.
– Теперь я вас оставлю, – сказал Тулл. – Отдохните. Завтра будет не до шуток. На всякий случай спите в доспехах. Арминий хитрее лисы.
Когда Тулл шел назад к Фенестеле, мысли его были заняты вождем херусков. Казалось невероятным встретить Арминия спустя долгие годы, и очень обидно было скрестить с ним оружие, терять из-за него людей – да так и не убить шлюхиного сына. «Должно быть, богини судьбы сидят там наверху, смотрят на меня и все еще смеются, – подумал Тулл, зло посмотрев на небо. – Жалкие греческие сучки… Вы разделили нити наших судеб на шесть лет, потом свели их вместе, и они соприкоснулись, и снова разделили – еще до того, как я получил возможность уложить продажную тварь в грязь… Дайте мне еще один шанс, и я его не упущу», – пообещал он.
Тулл крепко спал и видел чудесный сон, в котором присутствовала Сирона. Ему наконец-то удалось уговорить ее, и она легла с ним в постель, когда в грезы ворвался громкий крик. Во сне получалось так, что кто-то кричит за дверями комнаты Сироны или на лестнице, ведущей в гостиную таверны. Тулл постарался не обращать внимания и поцеловал Сирону. «О боги, как долго я этого ждал», – прошептал он.
Она улыбнулась:
– И я тоже.
Чья-то рука легла Туллу на плечо и принялась трясти.
– Проснись! – потребовал голос.
Сирона исчезла. Вместо ее теплой кровати Тулл лежал ничком в каком-то навозе и под сырым одеялом. Он был в доспехах, холодных и неудобных, но тому, кто будил его, не было дела до его чувств.
– Пропади оно все пропадом, да вставай же! – звал голос.
Отдыха как не бывало. Присмотревшись, Тулл понял, что урод, так грубо оборвавший прекрасный сон, есть не кто иной, как Фенестела. Открыв глаза, центурион увидел опциона, стоявшего рядом с ним на коленях.
– Что такое? – Дыхание заклубилось в холодном воздухе.
– Я не уверен…
Тулл ругнулся. Было совершенно темно, середина ночи, но Фенестела не стал бы будить его без причины. Он сел, в спине хрустнуло, и Тулл поморщился.
– Говори.
– Прислушайся.
Центурион повиновался. Он не ожидал услышать что-то необычное в этот глухой час. Одинокий крик совы. Возможно, звуки из расположения конников или рев мулов. Шаги часовых возле вала, и больше ничего. Поэтому ржание лошадей и топот копыт сразу привлекли его внимание. Доносились и глухие тревожные крики. В голове окончательно прояснилось. Он вскочил.
– Откуда это доносится?
Фенестела показал направо, туда, где располагалась кавалерия.
– Сам-то посмотрел?
– Я сперва пришел к тебе.
Обычное дело – ждать приказов, дожидаться сигналов труб… В армии не принято проявлять инициативу. Но только не в таких случаях. Нерешительность против такого противника, как Арминий, равнозначна смерти.
– Я подниму людей, а ты разбудишь всех центурионов в когорте. Скажи, чтобы приготовили легионеров к бою, и пусть ждут моего сигнала к наступлению – сначала два зова трубы, потом, после промежутка, еще один. Если сигнала не будет, пусть остаются на местах до следующих распоряжений.
– А остальные когорты?
«Поднимать по тревоге весь легион – значит терять время, – подумал Тулл. – Быстрая контратака – лучший способ борьбы с нападением».
– О них пока не беспокойся. Иди.
Фенестела исчез во тьме. Тулл оправил кольчугу, потянув ее вниз под поясным ремнем, и ножны, которые сдвинулись чуть ли не за спину. Посмотрев вокруг, нашел свой подшлемник и шлем. Надел их, взял видавший виды щит. Готов. Центурион направился к первому контубернию – темной массе жмущихся поближе друг к другу тел – и ткнул ближайшего солдата носком ноги.
– Вставай, червяк!
На первый призыв легионер ответил храпом. Тулл отвел ногу и сильно пнул солдата в бок. Тот перевернулся и ударился о соседа. Оба вскочили, ругаясь.
– Встать! – заревел центурион. – Быстро!
Солдаты засуетились, извиняясь и хватая оружие. Тулл наблюдал, пока не убедился, что все пришли в себя и готовы действовать, потом пошел к следующему контубернию. Там уже проснулись от шума и поднимались. К тому времени, когда он достиг последних мест отдыха, солдаты уже ждали его в боевом строю. Тулл одобрительно кивнул им и приказал центурии строиться в колонну. Фенестела вернулся, выполнив задание, и занял свое место в хвосте построения.
Тулл обратился к своим людям:
– Неясно, что там происходит, но вы слышите шум. – Он выждал, позволяя тревожным крикам говорить за себя. – Вот туда мы и направимся – посмотреть, не проник ли враг в лагерь.
Солдаты переминались с ноги на ногу. Некоторые казались испуганными. Большинство нервничали, но Тулл ожидал этого. В целом легионеры были настроены решительно, особенно Вителлий с Метилием. Даже Пизон стоял в строю и смотрел вперед затуманенными глазами. Тулл чувствовал гордость за своих людей.
По мере их продвижения во тьме ночи шум, доносящийся от расположения кавалерии, усиливался. Казалось, он распространяется по лагерю. Свежий пот выступил на лбу.
Какую еще пакость задумал Арминий?
Глава 37
– Варвары напали! Арминий здесь! Бежим!
Холодный ночной воздух звенел от воплей и криков. Легионеры с оружием наготове метались туда-сюда, спрашивая друг у друга и у товарищей из соседних частей, что происходит. Некоторые продолжали спать, невзирая на шум, – то ли от изнеможения, то ли от выпитого вина, то ли от того и другого. Центурионы и младшие командиры переходили от одной группы к другой, уговаривая солдат успокоиться и приготовиться к бою.
Насколько видел Тулл, шагая от своей центурии, очень немногие солдаты обращали внимание на призывы начальников. То, что творилось вокруг, он не назвал бы паникой, но до нее было недалеко. Раздражение нарастало, но центурион не останавливался. Всякое вмешательство и попытка успокоить людей заняли бы время и вряд ли закончились успешно. Всего несколько часов назад солдаты Пятого легиона показали, насколько они малодушны. Разузнать все о возможном нападении было гораздо важнее, чем пытаться восстановить порядок, но если обстановка накалится еще больше…