«Прекрати! – велел себе Тулл. – Сосредоточься. Выясни, что происходит. Если враг в лагере, он вызовет остальную свою когорту и будет сдерживать ублюдков, пока не подоспеет Цецина». Они прошли расположение Пятого легиона и теперь двигались через толпу перепуганных галлов из вспомогательных частей. Некоторые из них изготовились к бою, но десятки людей бежали к самым дальним воротам лагеря. Разозленный их трусостью, Тулл велел своим людям построиться клином. Никто не захочет биться об умбоны щитов и еще меньше – получить удар мечом плашмя.
Наконец они дошли до участка, где размещалась конница; дальше уже высилась лагерная стена. Тулл, находившийся на острие клина, замедлил шаг. Глаза привыкли к темноте, но он не видел ничего, кроме очертаний скромного земляного вала, насыпанного прошлым вечером. Может быть, слабость этого укрепления заметили остроглазые разведчики германцев, и поэтому Арминий велел атаковать, размышлял Тулл. Но, сколько он ни всматривался, никаких варваров, карабкающихся через стену, пересекающих пространство между валом и расположением римских войск, видно не было.
Невдалеке центурион заметил конников, которые вели себя достаточно спокойно, и это тоже было странно. Он подошел к ним поближе. Группа из пяти человек седлала лошадей. Один увидел его шлем, и все отдали честь и вытянулись перед ним.
– Есть какие-нибудь сведения о противнике? – спросил Тулл. Конники озадаченно переглянулись, и он, раздражаясь все больше, уточнил: – Внутри лагеря?
– Насколько знаю, нет, центурион, – ответил один.
– Да что здесь происходит? – рассердился Тулл. – Мой опцион и я проснулись из-за шума, который доносился отсюда. Стук копыт, крики… Это было похоже на нападение. – Конники смотрели на него, как бараны, и Тулл рассвирепел: – Говорите – или я засуну этот витис кому-нибудь туда, где солнце не светит!
– У одного парня из другой турмы очень нервная лошадь, центурион, – заговорил первый конник. – Она испугалась грома, так мы слышали. Он пытался ее успокоить, но глупое животное оборвало повод и поскакало вниз по улице в центре лагеря. – Он указал в том направлении, откуда пришел Тулл.
Объяснение было настолько очевидным, что центурион понял: именно так все и случилось. Внутри стен никаких врагов нет, и вся эта неразбериха началась из-за перепуганной лошади. Несмотря на всю серьезность ситуации – одним богам известно, как распространяется паника, – Тулл чуть не расхохотался. Он предупредил конников, что если им дороги их шкуры, то стоит получше присматривать за лошадьми, и повел свою центурию к валу. Обходившие стену часовые – по двести шагов в ту и другую сторону – были на месте и сообщили, что никаких варваров не видели.
Завершив расследование, Тулл прислушался. Тревожные звуки разносились уже по всему лагерю, и Тулл выругался. Возможно, воины Арминия атаковали какой-то участок укреплений, но, принимая во внимание то, что он успел узнать, скорее верилось в то, что панику среди солдат посеяла испуганная лошадь. После всех испытаний, выпавших на долю римлян днем, легко было представить, как переполошились изможденные солдаты четырех легионов. Шум поднялся такой, что стало ясно – лагерь на грани хаоса.
Судьба армии балансировала на лезвии ножа. Если солдаты побегут из лагеря, то либо сгинут в трясине, либо падут под ударами варваров. Даже если воины Арминия не готовы к такому неожиданному развитию событий, скоро они поймут, что им помогают сами боги, и воспользуются положением. Когда рассветет, дезорганизованные и перепуганные легионеры станут легкой добычей варваров. «Ворота, – подумал Тулл. – Все ворота должны быть под охраной».
Одни ворота – те, что за спиной, – можно было вычеркнуть из списка. Именно отсюда ожидалось предполагаемое нападение, поэтому и самый тупой солдат через них спасаться не будет. Оставалось трое ворот: двое на коротких сторонах лагеря и одни – на дальней, длинной стороне, напротив того места, где стоял Тулл. Пока он пытался решить, что делать, вопли в ночном лагере усилились. «По две центурии на ворота хватит», – подумал Тулл.
Он вернется к своей когорте и разделит ее на три части, как раз по две центурии в каждой. Одна пойдет с ним на север к воротам, которые находятся за штаб-квартирой; заодно он предупредит Цецину о происходящем. Две другие направятся к восточным и южным воротам. Тулл отдал приказ выступать, но растущее отчетливое предчувствие беды не оставляло его, пока они шагали.
Если не поторопиться, будет слишком поздно.
Легко сказать… Главные улицы лагеря были забиты перепуганными и агрессивными легионерами, спорящими и дерущимися друг с другом. Выругавшись, Тулл решил свернуть и повел своих людей по тропинкам между контуберниями. Толпы возбужденных солдат собирались и здесь, но обойти их было легче. Тулл с центурией достиг расположения своей когорты без происшествий. Объединив своих людей со Второй центурией, он послал остальные четыре под командой двух самых опытных центурионов к восточным и южным воротам. Сделав это, Тулл направился к штаб-квартире.
Казалось, потребовался целый век, чтобы добраться до центра лагеря. Большой шатер командующего был потерян вместе с обозом, как предположил Тулл. Вместо него установили прямоугольником шесть простых солдатских палаток, и внутри собрались десятки командиров, а снаружи ходили охранники. Мимо, в сторону ворот, бежали сотни легионеров, и никто не пытался остановить их.
Скомандовав построение в плотную колонну, Тулл пробился сквозь паникующие толпы к штаб-квартире. Цецину он обнаружил в окружении дюжины или более легатов и трибунов. Их возбужденные голоса и тревожные лица говорили сами за себя. Тулл подошел поближе к собравшимся и остановился послушать.
Выражение лица Цецины менялось по мере того, как он выслушивал противоречившие один другому советы разных командиров. Один легат хотел взять все ближайшие когорты и вести их навстречу нападающим. Второй считал, что весь лагерь необходимо перегородить оборонительным кордоном по оси с севера на юг. Старший трибун – им оказался Туберон – объявил, что надо построить все легионы в боевой порядок на внутреннем пространстве лагеря и атаковать неприятеля. Еще один трибун предложил отступить назад до твердой земли.
Слушать это все Тулл больше не мог.
– Я должен поговорить с командующим Цециной! – крикнул он, проталкиваясь вперед.
К нему оборачивали лица, на которых читались потрясение, гнев и недоверие. В глазах Туберона Тулл прочитал настоящую ненависть. Думать, какое наказание ждет его за столь дерзкое вмешательство, было уже поздно. Он остановился перед Цециной и отдал честь.
Правитель, уставший, но уже облаченный в доспехи, равнодушно посмотрел на него:
– Что это значит?
– Я знаю, что происходит, господин.
– Ха! – вскричал Туберон. – Вы это слышали? Тулл знает, что происходит, хотя это и так каждому понятно, как и то, что у нас на лицах есть носы.
Цецина повернул голову к охране:
– Стража!
– Мудрое решение, господин, – сказал Туберон ехидным голосом.
От замечания трибуна у Тулла кровь закипела в жилах, но опасность была слишком велика, чтобы отвечать на обиду.
– У меня срочное сообщение, господин, – сказал он Цецине. – Позволь объяснить.
Цецина раздул ноздри, но махнул рукой четырем появившимся стражникам.
– Говори, быстро.
– Нападения нет, господин. – Старшие командиры недоверчиво зашумели, Туберон даже крикнул: «Лжец!», но Тулл продолжал, не обращая внимания: – Все началось из-за лошади, которая испугалась грома. Животное оборвало повод и поскакало по спящим солдатам. Паника началась, когда они проснулись и вообразили, что среди них находятся воины Арминия. Люди бегут от расположения кавалерийских частей у западных ворот. Неразбериха усиливается, люди не могут понять, что происходит, и страх, как зараза, охватывает весь лагерь. Солдаты пытаются добраться до самых удаленных ворот, господин. Это всё.
– Это бред сумасшедшего, господин, – заявил Туберон. – Все солдаты вокруг говорят о нападении врага!
Часть командиров, к огорчению Тулла, согласно закивали. Центурион посмотрел на Цецину. О себе он не думал, но судьба армии висела на волоске.
– Откуда ты знаешь? – спросил Цецина.
Как можно скорее Тулл пересказал все, что случилось после того, как его разбудил Фенестела. Цецина молча слушал. К удивлению Тулла, слушали и старшие командиры; ни один не заговорил, пока он не закончил. Снаружи доносились панические крики и топот ног.
– Кто-нибудь из здесь присутствующих видел врага внутри укреплений? – спросил Цецина.
Никто не ответил.
– Ни один из вас? – Цецина обвел глазами собравшихся. – Кто-нибудь разговаривал с солдатом, видевшим нападающих?
Теперь уже некоторые командиры выглядели озадаченными. Даже Туберон, судя по его виду, чувствовал себя неуютно.
Цецина нахмурился.
– Похоже, ты прав, – сказал он, к огромному облегчению Тулла. – Проведи меня к северным воротам.
– Слушаюсь, господин. Могу я внести предложение?
– Любое.
– Отправь к каждым воротам по орлу. Они помогут поднять дух людей.
– Прекрасная мысль.
Цецина отрывисто отдавал приказы, отправляя легатов с орлами и эскортом к восточному и южному входам в лагерь. Орла Пятого легиона вынесли из палатки командующего, чтобы нести впереди Цецины. Аквилифера найти не смогли, поэтому нести орла доверили Вителлию. Он нес золотую птицу за Туллом, высоко подняв ее в воздух, и обычно сердитое лицо легионера озаряла широкая довольная улыбка. Четверо солдат, включая Пизона, шли с горящими факелами по сторонам от Вителлия, чтобы все могли видеть орла. Гордость переполняла Тулла – у него за спиной несли штандарт легиона, но если б это был орел Восемнадцатого, он гордился бы еще больше.
Толпа солдат, двигаясь к северным воротам, стала гуще, но при виде орла им уступали дорогу. Тулл снова использовал построение клином и, с Цециной за спиной, проложил путь к участку лагеря, занятому Пятым легионом. Оттуда он повел отряд через линии контуберниев к северным воротам. На расстоянии ста пятидесяти шагов от ворот центурион остановился.