У выхода из лагеря собралась огромная толпа легионеров, занявшая все пространство между валом и тем местом, где обычно располагались палатки. Несмотря на испуганные крики, раздающиеся в ночи, солдаты не спешили уходить из лагеря.
– Возможно, время еще есть, господин, – сказал Тулл Цецине. – Они не могут решить, что делать.
– Одно дело носиться в панике по лагерю, и совсем другое – бежать в темноту за стенами, – сказал Цецина. – И все же нам лучше побыстрее идти туда, пока они не передумали.
Даже при скудном освещении было видно, что здесь толпа гораздо плотнее, чем где-либо еще. Существовала вероятность, что паникующие люди бросятся вперед, а это значило, что план Тулла разместить перед воротами две центурии становился невыполнимым, по крайней мере без пролития крови. Но он был против последнего, потому что тогда ситуация переросла бы в полный хаос.
– Давай пройдем вдоль вала, господин. Так мы попадем прямо к выходу.
Цецина посмотрел на него. Проход наверху земляного вала был достаточно широк, чтобы встать двум легионерам в ряд, но не больше.
– Возьмем несколько человек?
– Да, господин. Ты, я, солдат с орлом и, может быть, еще дюжина. Им нужно видеть тебя и штандарт, а не моих легионеров.
– Если толпа рванет вперед, мы погибнем.
– Это так, господин. Но если мы попробуем пробиться сквозь толпу, то они запаникуют и погибнет еще больше людей, в том числе, возможно, и мы. – Тулл ответил на пристальный взгляд Цецины своим твердым взглядом.
Спустя мгновение правитель кивнул:
– Веди.
Фенестеле очень не понравился план Тулла.
– Они изрубят вас на кусочки.
– Может, и не изрубят, – возразил Тулл.
– А может, изрубят, – настаивал опцион, хмурясь. – Но вы все равно сделаете это.
– Да, – ответил Тулл.
– Я пойду с тобой.
– Ты должен остаться с людьми. Если дело обернется плохо, им понадобится человек, который вытащит их из этого дерьма.
– Для этого нужен ты, а не я. – Фенестела с болью посмотрел на Тулла и после паузы сказал: – Я остаюсь. Но тебе лучше вернуться, слышишь?
Центурион сжал его плечо и пошел поговорить с командиром второй центурии. Договорились так: если Тулл свистнет, обе центурии должны пробиваться к воротам и пытаться спасти Цецину и орла. Он, казалось, придерживался того же мнения, что и Фенестела, и считал план рискованным, но нехотя кивнул в знак согласия.
Пизон, Вителлий и еще десять солдат, отобранных Туллом, молча построились за ним и Цециной.
– Держите факелы выше, – гаркнул центурион. – Я хочу, чтобы орел был первым, что они увидят.
Головы начали поворачиваться в тот момент, когда они поднимались к проходу, идущему поверх вала, воздвигнутого выше человеческого роста, и отряд появился из темноты при свете факелов. По предложению Тулла, Цецина снял свой красный плащ, и его доспехи блестели и сверкали, привлекая взоры легионеров.
– Ваш командующий здесь! – крикнул Тулл. – Цецина здесь!
Толпа громко ахнула. Некоторые приветствовали правителя, но бóльшая часть солдат выкрикивала оскорбления.
Тулл дошел до конца прохода и остановился у ступеньки лестницы, ведущей вниз, к воротам. Часовых не было видно, а завал из веток, перегораживавший вход, оказался сдвинутым в сторону.
Цецина шагнул вперед.
– Храбрые солдаты Рима! – крикнул он.
– Убирайся в преисподнюю, Цецина, – донесся голос.
– Храбрые солдаты Рима! – повторил правитель. – Враг не нападал на лагерь.
– Так мы тебе и поверили!
– Мы слышали его собственными ушами!
– Это была лошадь, говорю я вам. Лошадь, испугавшаяся грома, – кричал Цецина. – Центурион Тулл побывал на месте, где якобы произошло нападение. Он не обнаружил ничего необычного. Варваров здесь нет, они там! – прокричал он, театрально показав за стены лагеря. – Шаг наружу – это шаг к гибели, братья!
– Я знаю, где у меня больше шансов выжить, и это не здесь, – заявил легионер с угрюмым лицом, стоявший ближе всех к выходу.
– Мне что, лечь на вашем пути, чтобы остановить вас? – крикнул Цецина. Видно было, что он раздражен.
Толпа издала какое-то звериное рычание.
– Я бы не стал этого делать, – заметил Угрюмый.
Этот сукин сын станет первым камнем, с которого начинается обвал, решил Тулл. Он покинет лагерь, остальные последуют за ним, и если Цецина окажется на их пути, его убьют не задумываясь, как убивали других командиров во время прошлого мятежа.
– Дай мне, – прошипел он, выхватывая орла из рук пораженного Вителлия. – Рим! – заревел Тулл, прыгая через ступеньку вниз по лестнице. От неожиданности ближние легионеры подались назад. Центурион слышал, как кто-то спускается за ним; оглянувшись, он с удивлением увидел Цецину.
Размахивая орлом, как оружием, Тулл пробивался к воротам.
– Дорогу! Дорогу! – повелительно кричал он.
Как бы ни был разгневан солдат, проявить неуважение к орлу легиона он не может. Воплощение гордости, отваги и славы, орел требует почтительного отношения. Толпа расступилась, с благоговением взирая на золотую птицу. Тулл не останавливался, пока не добрался до середины выхода. Цецина подоспел чуть позже и встал рядом. Тулл вонзил заостренный конец древка в грязную землю и развернул штандарт лицом к толпе. Поняв, что от них требуется, Пизон и остальные солдаты с факелами встали на валу по обе стороны от ворот, освещая происходящее.
– Видите эту величественную птицу? – крикнул Тулл. – Она принадлежит славному Пятому легиону!
Как он и ожидал, легионеры взревели:
– Пятый! Пятый!
– Вы ведь не хотите, чтобы она попала в руки врага? – выкрикнул Тулл, и у него самого волосы на загривке зашевелились от такой мысли.
– Ни за что! – кричали легионеры.
– Слушайте меня! Я много лет служил в Восемнадцатом. Я вижу, как вы киваете. Вы знали людей, служивших со мной. – Тулл увидел в толпе несколько знакомых лиц. – Как вам известно, Восемнадцатый был одним из легионов, уничтоженных вонючей крысой Арминием. Мне повезло – я выбрался из ловушки. Я и пятнадцать моих парней. – Застарелая вина шевельнулась в душе Тулла: он мог бы спасти больше, мог бы каким-то образом не допустить потери орла.
– Ты – центурион Тулл? – подал голос Угрюмый. – Да, это ты.
По толпе прошелестел вздох, удививший Тулла. «Они меня знают», – подумал он.
– Люди говорят, что ты спас больше солдат, чем кто-либо другой, – сказал Угрюмый; его сердитый тон сменился уважительным.
– Это правда! – неожиданно закричал Пизон. – Центурион Тулл спас нас, когда никто не мог этого сделать.
Угрюмый посмотрел вверх, на Пизона, потом снова перевел взгляд на Тулла.
– Этот командир имеет право на несколько слов, – заявил он. – Что скажете, братья?
– Да, – закричали несколько голосов.
Тулл бросил взгляд на Цецину, немного смущенный тем, что оказался в центре внимания вместо командующего, но тот сделал ему знак говорить. Центурион облизал пересохшие губы. От его слов зависела жизнь каждого из них. Найдет нужные слова – и несчастные легионеры вернутся в лагерь. Скажет не то – и они с Цециной погибнут под ногами солдат, которые, как море, хлынут в ночную тьму, а утром все четыре легиона будут уничтожены.
«Скажи им правду, – велел он себе. – Скажи все, как есть».
– Позор потери орла Восемнадцатого легиона мучает меня каждый день. Орел снится мне по ночам. Я вижу его всякий раз, когда поднимаю глаза на эту величавую птицу и на другие, принадлежащие легионам этого лагеря.
– А где наш орел? – послышался голос. – Где орел Двадцатого?
Над толпой поднялся крик.
– А Двадцать первого?.. Где орел Первого?..
Тулл указал рукой:
– Один – у восточных ворот, другой – у южных. Их отнесли туда для того же, для чего мы доставили эту птицу сюда, – разбудить вашу гордость. Остальные штандарты остались в штаб-квартире.
Угрюмый выглядел довольным. Легионеры кивали. Некоторые даже улыбались.
Тулл положил ладонь на грудь.
– Уйдете из этого лагеря, братья, – и, говорю я вам, погибнете. Арминий там, снаружи, и с ним тысячи воинов. Он ждет, когда вы выйдете и будете бродить по колено в грязи. Оставите лагерь – и вы обречены. Ваши орлы достанутся врагу, и вы навечно покроете себя позором. Вы этого хотите?
– Нет!!!
– Хотите, чтобы ваши кости гнили в болоте? Чтобы ваши головы были приколочены гвоздями к стволам деревьев?
– Нет!!! – ревели легионеры в ответ.
– Тогда возвращайтесь на свои места. Отдохните, сколько успеете. Утром Цецина поведет нас за стены, к победе.
– А что насчет врагов в лагере? – спросил Угрюмый.
– Прислушайтесь, – предложил Тулл. – И скажите мне, если услышите звуки боя. – «Боги, сделайте так, чтобы все утихло», – молился он, пока толпа молчала, ловя каждый звук. Сердце стукнуло дюжину раз; вдали слышались крики, но в них не звучало страха или тревоги. Ни единого звука сражения – ни удара мечом по щиту, ни криков умирающих от острого железа.
Угрюмый долго и тяжело смотрел на Тулла, потом кивнул:
– Должно быть, это все-таки была лошадь… Проклятье, братья, нас одурачила какая-то драная кобыла!
Легионеры смущенно засмеялись, потом хохот накрыл толпу, и напряжение начало спадать. Угрюмый повернулся и пошел сквозь толпу.
– Назад, по местам, братья! – кричал он. – Завтра будет длинный день.
Он продолжал выкрикивать эти слова, проталкиваясь между легионерами. Несколько мгновений ничего не происходило. Сердце стучало в груди Тулла как молот: сумел ли он убедить достаточное число солдат?
Центурион развернул штандарт, чтобы огонь факелов отражался от величественной золотой птицы. Такой же орел украшал утраченный штандарт Восемнадцатого; птица была изображена с выпяченной вперед грудью, крылья, поднятые за спиной, окружал позолоченный венок. Полураскрытый клюв и взгляд пронзительных глаз вызывали потрясающее чувство гордости и силы. Воплощение славы и гордости легиона, орел требовал – и ожидал – уважения.
С сотен губ слетел почтительный вздох, и легионеры начали понемногу расходиться. Большинство старались не встречаться взглядами с Туллом и Цециной.