Третий из пяти часовых развернулся и побежал вниз, и Тулл – он снова оказался перед строем – поднял руки.
– Это сигнал, братья, – сказал центурион и скорчил гримасу. – Давайте как можно жалостливей!
После напряженного ожидания было так приятно сделать хоть что-то. Легионеры принялись вопить; поднялся гвалт.
– Германцы идут! – кричал Пизон. Возле него Вителлий хрипел так, словно ему перерезали горло.
– Бегите! – вопил Метилий. – Бегите!
В имитации паники приняла участие только треть всех когорт. Так приказал Цецина. «Мы не должны перестараться», – сказал он. Тем не менее шум стоял оглушительный и напоминал панику, охватившую лагерь ночью. У Пизона болели барабанные перепонки, даже когда он сам кричал. Трудно было не почувствовать хотя бы толику того страха, который они изображали для врага. Пизон видел, как двое последних часовых метнули свои копья – это тоже было условлено – и убежали.
– Бежим к восточным воротам! – кричал Пизон, почти желая убежать туда.
Теперь Тулл стоял к ним спиной и, как ястреб, смотрел на вал. Запал у Пизона прошел, и, как он видел, его товарищи тоже выдохлись. Все смотрели туда же, куда и центурион. Сердце Пизона гулко стучало. В воздухе еще висели панические крики, издаваемые другими центуриями, но легионер уже слышал грубые голоса, доносившиеся со стены. «Топ-топ-топ». – Звуки раздавались вдоль всей линии укреплений. Слышались гортанные команды. Они устанавливают лестницы, думал Пизон. Сейчас полезут наверх.
– Вот и они, братья, – прошипел Тулл. – Ждите сигнала труб.
На гребне вала возникла первая фигура, и Пизон, не сдержавшись, охнул. Рядом хихикнул Вителлий:
– Опять обмочился?
Ближние к ним легионеры фыркнули.
– Ублюдки. Это с каждым может случиться, – буркнул Пизон, но покраснел.
К первому варвару присоединились четверо других. За несколько биений сердца их число утроилось. Воины стояли на валу, в замешательстве рассматривая поджидающие их легионы.
«Трам-тарам. Трам-тара-рам. Трам-тарам. Трам-тара-рам». – Громко и протяжно запели трубы, призывая всех легионеров к оружию. Тулл отдал приказ обнажить мечи и встать плотнее.
На верху укреплений скапливалось все больше и больше варваров, и те, кто забрался первым, начали спускаться по ступеням. Они не были глупцами и ждали, когда товарищи присоединятся к ним. Опытные воины и вожди сбивали их в большие отряды. Берсерки рычали угрозы и колотили себя кулаками в грудь. Но Тулл пока не отдавал приказа. Пизон обвел взглядом другие стены; через них тоже перелезало бесчисленное множество врагов. О боже, как он был рад, что в лагере собрались все четыре легиона!
– Надо отдать должное этим шлюхиным детям, – заявил Вителлий. – В храбрости им не откажешь.
– Да уж, – с чувством отозвался Пизон. – Я бы ни за что сюда не спустился.
Метилий оскалил зубы:
– Когда они собираются командовать атаку?
– Чем больше этой мрази соберется внутри, тем больше их мы раздавим о стены, – крикнул Тулл. – Никому не дадим уйти, правильно?
Пизон и его товарищи яростно взревели.
Вскоре перед Туллом и его когортой собрался отряд в несколько сотен германцев. С каждой секундой к нему прибавлялись десятки воинов. «Копья сейчас пригодились бы, – подумал Пизон, – но копий у римлян не было – их использовали во вчерашнем сражении». Предстоял ближний бой, лицом к лицу, в котором работают мечами и щитами. Кровавый, жестокий и беспорядочный.
Люди с обеих сторон были готовы биться насмерть.
Глава 40
Трубы взревели снова; Тулл качнулся, положил свой витис на землю и обеими ногами вдавил в грязь. Отполированная ладонями палка из виноградной лозы была предметом его гордости, он не расставался с ней с тех пор, как стал центурионом, – но в бою ей не место. Возможно, когда все кончится, он и найти ее не сможет, но сейчас это беспокоило его меньше всего.
Тулл смотрел на варваров, сгрудившихся перед ними. «Может, я сегодня и умру, но Фортуна явно нам благоволит, – думал он. – Арминий просто глупец, если привел своих воинов в замкнутое пространство».
Грудь сдавило, желудок свело спазмом, но он был готов. Пизон стоял по одну сторону от него, а Вителлий с черно-синим сломанным носом – по другую. Они все были здесь – и Метилий с остальными ветеранами Восемнадцатого, и его солдаты из Пятого. Сейчас каждый из них был дорог Туллу – даже заговорщики, бунтовавшие в прошлом году. Ради них он был готов на все. Сражаться, истекать вместе с ними кровью, вытаскивать их из проклятого болота… Если б потребовалось, он отдал бы жизнь за любого солдата из своей центурии.
И все же Тулл надеялся, что сегодня до этого не дойдет. Варвары получат жесточайший урок.
– Поднять щиты, мечи на изготовку, братья! Вперед, пошли!
Они двинулись вперед в едином строю, щит к щиту; лезвия мечей выступали между кромок щитов, как зубья. Тулл слышал, как с обеих сторон центурионы повторили его приказ. В ответ германцы завопили и принялись колотить древками копий по щитам, стараясь довести себя до исступления перед броском на непроницаемую стену из дерева и металла.
Обе стороны разделяли двадцать пять шагов. Раздался крик, и многие германцы метнули копья. Высоко и низко, по дуге и прямо, они полетели в легионеров. Тулл гаркнул передней шеренге присесть за щитами, а солдатам следующей поднять их. Копья ударили еще до того, как он выкрикнул последние слова. Послышались крики боли и проклятия. О землю грянулись тела и щиты. Во второй или третьей шеренге кого-то вырвало; через мгновение Тулл учуял едкий запах желчи. Из второй шеренги долетели отчетливые звуки, означавшие, что кто-то простился с жизнью – шумный резкий выдох, потом удар тела о землю.
– Щиты у всех есть? – крикнул Тулл. – Если у кого нет, возьмите у упавшего сзади. Раненым остаться. Готовы?
– Да, центурион, – откликнулись десятки голосов.
– Вперед! – Тулл был разочарован, что не видит знакомых лиц среди варваров. Встретить Арминия снова было бы невероятной удачей, но он тем не менее надеялся на это.
Германцы не стали ждать, когда римляне доберутся до них. С боевым кличем они ринулись вперед всей толпой. Перед глазами Тулла замелькали искаженные ненавистью лица, раскрашенные щиты и занесенные для удара копья.
– Стой! – гаркнул он. – Держи строй!
Его всегда удивляло, что человек способен помнить не только то, что было перед боем, но и сам хаос ближнего боя. Свевский узел на голове варвара – неуместный, потому что племя свевов не воевало с Римом. Щит с гипнотическими черными спиралями на синем фоне. За спиной Тулла один солдат повторял: «Ублюдки. Ублюдки. Ублюдки». Редкие, почему-то напомнившие могильные камни зубы в разинутой пасти седобородого вопящего воина. Или усы, каких Тулл никогда не видел, – длинные, густые, заплетенные на концах в косички, украшавшие лицо вождя.
С оглушительным грохотом волна германцев ударилась о стену римских щитов. Возле Тулла Пизон командовал сам себе: «Следи за ним. Ударь вниз в его левую стопу. Вот так!» Центурион тяжело дышал открытым ртом. Он вонзил меч глубоко в глотку седобородого; хрустнули зубы, брызнула кровь. Левую ногу Тулла запачкала кровавая слюна, он с трудом вырвал меч из трупа. Седобородый упал в лужу собственной крови.
Его место сразу занял высокий воин с дубиной. Оскалившись, он размахнулся, чтобы нанести смертельный удар по голове Тулла. Центурион резко повернул корпус влево. Что-то разорвалось в боку – возможно, мышца, – и дубина грянула в кромку его щита, чуть не выбив его из руки. В следующее мгновение Тулл мог погибнуть, но Вителлий был на месте и так глубоко вонзил меч в грудь воина с дубиной, что перекрестье клинка ударилось о ребра.
Попытка поднять щит вызвала острую боль в руке – удар повредил мышцы предплечья, – но биться без щита равносильно смерти. Стиснув зубы, Тулл занял свое место. Оценить, что происходит вокруг, или просто поблагодарить Вителлия – на это времени не было; прямо на него бежал здоровенный бородач. Ненависть к Арминию и всем этим проклятым германцам вскипела и опала. Преодолев боль, Тулл саданул противника умбоном щита в живот. Германец не ожидал такого удара и ответил лишь протяжным «у-уффф», выпустив весь воздух из легких. Отточенным движением Тулл левой рукой отвел щит, а правой вонзил меч бородачу в живот, провернул его и вырвал обагренный кровью клинок из тела. Бородач опустился на колени, с губ его слетел слабый, жалобный стон.
Тулл убил и следующего варвара, но, чтобы справиться с очередным, ему понадобилась помощь Пизона. Тугие щупальца боли сдавили грудь, левая рука почти не слушалась, а перед глазами плясали черные точки. Жизнь ему спас перерыв, наступивший в сражении, – обе стороны отступили на несколько шагов по молчаливому взаимному соглашению, чтобы перевести дух. Железная кромка щита смялась от удара дубины, но он еще годился для боя. Тулла больше тревожило другое: сможет ли он пользоваться левой рукой. Чувствуя, что силы уже не те, центурион решил занять место во второй шеренге. Иначе следующей сшибки ему не пережить. Мысль была горькая, как цикута; никогда еще он не переставал сражаться так скоро.
– Ты в порядке, центурион? – прозвучал возле уха голос Пизона.
– А? – Тулл уставился на солдата. – Конечно, в порядке.
– Они испуганы, центурион. Смотри, – Пизон кивнул в сторону германцев.
Тулл взглянул. Стоявшие напротив варвары, численность которых заметно убавилась, выглядели растерянно. «Неудивительно», – подумал центурион. Земля была устлана телами их товарищей, а оставшихся в живых прижали к стене. Тулл посмотрел влево и вправо вдоль вала. Слева бой еще кипел, справа наступила передышка. Германцы там тоже понесли тяжелые потери. Легионеры, стоявшие перед ними, пели, но варвары в ответ не гудели свой боевой клич. На валу Тулл заметил германцев, карабкающихся по лестницам. «Отступают, – решил он. – Теперь наш черед. Один мощный удар, и мы размажем их по стене», – с воодушевлением подумал Тулл. Он поднял щит – и судорожно выдохнул от боли в предплечье, к которой прибавлялась пронзительная боль в поврежденной боковой мышце. «Я могу командовать. Все закончится быстро».