– О боги, больно…
Прокладка из шарфа Пизона насквозь пропиталась кровью.
– Дай мне что-нибудь, – бросил он Метилию. – Твой шарф. Что угодно!
Вителлий лег спиной в грязь.
– Надо было слушаться тебя. Не следовало трогать ублюдка. Одного золотого обруча хватило бы кому угодно.
– Не бери в голову, – сказал Пизон, заменяя свой шарф шарфом Метилия. Они обменялись встревоженными взглядами.
– Браслет хоть того стоил? – беззаботным голосом спросил Пизон.
– Я его еще не снял, – попытался улыбнуться Вителлий.
Пизон обеими руками прижимал шарф к ране Вителлия. Он знал, что так хирурги останавливают кровотечение, но толчки крови, просачивающейся сквозь пальцы, и растущая лужа между ног Вителлия говорили о том, что это не работает.
– Пояс, мне нужен кожаный пояс или ремень, – сказал он Метилию. – И кусок палки толщиной с палец.
– Обвязать вокруг ноги? – Метилий уже расстегивал пряжку пояса. Он отцепил ножны с мечом, протянул перевязь и закричал остальным легионерам: – Идите сюда! Найдите крепкую палку длиной с предплечье. Пизону нужно для Вителлия. Быстрее!
– Я не хочу умирать, – бормотал раненый.
– Ты и не умрешь, – возразил Пизон, но сам подумал, что друг умрет, если не затянуть ремень вокруг ноги. – Помоги, – велел он Метилию. – Держи шарф на ране и прижимай изо всех сил. – Когда Метилий выполнил приказ, Пизон завел ремень под ногу Вителлия и подтянул как можно выше, прямо к паху. Он чувствовал, что начинает паниковать. Кинжал проник так глубоко, что было неясно, принесет ли туго затянутый ремень хоть какую-нибудь пользу. Огромная лужа на земле пугала. – Где эта долбаная палка? – заорал Пизон.
Легионер трижды обмотал ремень вокруг ноги, кладя слой на слой и стягивая изо всех сил.
– Что-нибудь изменилось? – спросил он Метилия.
Тот пощупал, хмурясь.
– Немного.
Пизон еще потянул концы узла, так что мышцы заболели.
– А теперь?
– Так лучше.
– Положи палец на узел, – велел Пизон, продолжая тянуть за концы. Метилий проверил пальцем, туго ли натянута кожа. – Клади руку обратно на рану, – отрывисто командовал Пизон. – Что ты чувствуешь сейчас?
– Кровь идет быстрее после того, как ты затянул ремень, – мрачно ответил Метилий.
Пизону хотелось кричать. Узлы после затягивания всегда ослабевают. Чаще всего это не имеет значения, но сейчас каждая секунда была на счету. Он уже хотел снова кричать, требуя палку, но какой-то солдат прибежал, поскальзываясь, остановился возле него и протянул кусок ветки можжевельника.
– Это все, что я смог найти, – виноватым голосом сказал он.
– Срежь эти проклятые шипы. Быстро! – крикнул Пизон. Он взглянул на Вителлия и пожалел, что сделал это. Друг закрыл глаза, и слабое движение груди говорило о том, что он еще жив, но угасает. – Теллий… Теллий?
Ответа не было.
– Палку. Быстро, не то будет поздно! – Как можно быстрее Пизон просунул еще колючий кусок дерева под перевязь и принялся проворачивать ее на себя. Один, два, три оборота. Кожаный ремень туго натянулся, но он не останавливался. Четыре оборота. Пять. Он быстро посмотрел на Метилия. – Кровотечение остановилось?
– Думаю, да. – Тот вдруг широко улыбнулся. – Да. Я ничего не чувствую.
На всякий случай Пизон сделал еще один полный оборот и засунул конец палки под ремень, чтобы тот не двигался. «Эскулап, – молил он, – прошу тебя, сделай так, чтобы это помогло». Затем взял холодную руку Вителлия в свою.
– Теллий?
Вителлий не отвечал. Испуганный Пизон наклонился и посмотрел в лицо друга. Лицо Вителлия стало восковым; так выглядит мертвый или умирающий человек. Дрожащими пальцами Пизон коснулся внутренней стороны запястья раненого друга.
– Он… – выдавил Метилий.
Пизон зажмурил глаза и попытался полностью сосредоточиться на ощущениях кончиков пальцев. Уловив слабое биение, он воспрянул было духом, но почти сразу же утратил надежду. С каждым ударом уставшего сердца пульс становился слабее и слабее.
Раздираемый жалостью и отчаянием, Пизон держал палец на дрожащей жилке, пока наконец она не замерла. Онемев от горя, молча проклиная себя, легионер опустил голову на грудь.
– Умер, – тихо сказал Метилий.
– Да, – прошептал Пизон.
Никто не сказал больше ни слова. Всех охватило горе. Пизон плакал. Метилий опустился рядом с ним, положил ладонь на неподвижную руку Вителлия. Товарищ, принесший палку, и остальные легионеры смотрели на них в мрачном молчании.
Время шло. Над головами каркнул ворон, ему ответили сородичи. Вдали перекликались возвращавшиеся в лагерь легионеры. Как бы хотел Пизон увидеть того, кто лежит перед ним, среди тех солдат… Они были хорошими легионерами, несомненно, но среди них не было Вителлия, с которым он прошел через многое. Не было больше Вителлия, тащившего его вместе с Метилием много миль по болоту.
Теплое солнце принялось греть им спины. После ужасной погоды последних дней он должен был радоваться. Но Пизон негодовал. «Боги как будто глумились над их другом, смерть которого оказалась столь глупой и бессмысленной», – думал он.
Наконец Метилий нарушил молчание:
– Нам лучше возвратиться.
Пизон шевельнулся, но не встал.
– Идем, – сказал Метилий. – До лагеря далеко, а нам еще нужно сделать носилки для него.
– Почему именно Вителлий? – с горечью спросил Пизон.
– Его время пришло. Вот и всё, что тут говорить. – Метилий бережно положил ладонь на плечо Пизона. – Постарайся не задумываться над этим, иначе с ума сойдешь.
Метилий прав, решил Пизон, стараясь справиться с терзавшей его печалью. Смерть Вителлия не была правильной или неправильной. Она просто была. Богини судьбы перерезали нить его жизни сегодня – не завтра, не в следующем году и не через три десятка лет. Если б варвар с кинжалом не убил его, то это сделал бы кто-нибудь другой. Он, Пизон, еще жив, живы Метилий и остальные. Тулл и Фенестела тоже живы.
В вонючем бесконечном болоте только этот факт имел значение.
Глава 42
Настала ночь. Арминий сидел на одеяле у костра и точил меч. Огонь давал мало света, и заниматься этой монотонной бездушной работой не было большой необходимости, но ему требовалось что-то, способное отвлечь от мыслей о случившемся. Мех с вином был первым средством, заточка меча – вторым. Прежде всего он удалил запекшуюся кровь мокрой ветошью. Вычистить сукровицу с перекрестья, где соединялись клинок и рукоять, не удавалось – она въелась в металл, – но Арминий считал эти грязные пятна ржавчины частью самой сущности меча. Он не хотел удалять все доказательства того, что этим мечом ранили и убивали людей.
Прищурившись, вождь посмотрел вдоль лезвия, высматривая зазубрины, остающиеся после ударов по металлу – мечам, кромкам щитов, шлемам, – и, найдя три близко расположенных, принялся постукивать точильным камнем по этому месту, нанося точные, сильные удары и держа точило именно под тем углом, который требовался. Шесть ударов в одну сторону, шесть обратно. Арминий снова проверил клинок – две зазубрины исчезли, но третья осталась. Он сосредоточился на этом участке лезвия и трудился долго, пока не избавился от изъяна. Потом, перевернув клинок, принялся за другую сторону. Занятие приносило удовлетворение и требовало полной сосредоточенности – и, сколько бы раз он им не занимался, было не в тягость, а в радость.
– Вот ты где, – сказал Мело, появляясь из темноты.
Арминий хмыкнул, но взгляд не поднял. Следовало бы обсудить их закончившееся разгромом нападение, но ему не хотелось. После таких событий полезно посидеть вот так, с пустой головой. Он поднял меч, направив его острием к огню, и принялся высматривать другие изъяны.
– Пить хочешь? – спросил Мело.
– Нет. – Заметив щербинку на лезвии, Арминий занялся ею.
– Голоден?
– Нет. – Точильный камень негромко шуршал, скользя по стали, – вперед-назад, вперед-назад.
– Хочешь поговорить?
– Нет. – Арминий продолжал водить точилом по клинку. Потом провел по нему пальцем и не почувствовал ничего, только гладкую сталь. Меч был отточен. Вновь направив оружие на огонь, он посмотрел вдоль клинка.
– Арминий.
Он не отвечал.
– Арминий. – Голос Мело стал настойчивей.
Вождь поднял голову и посмотрел на своего заместителя холодным взглядом.
– То, что случилось сегодня, – не твоя вина.
Вопреки желанию, он не справился с яростью.
– С самого начала было ясно, что вся эта затея закончится бедой. Бедой и закончилась!
– Ты не виноват; ты пытался не допустить нападения.
– Пытался? Какая польза от этого тем шлюхиным детям, которые лежат сейчас там? – Арминий сердито махнул рукой в сторону болота. – Сколько их погибло?
Мело пожал плечами:
– Пока никто не знает. Не меньше шести-семи тысяч.
– Напрасные потери! Их уже не будет с нами в следующем году, даже если мне удастся снова поднять племена. – Арминий кривил губы. – Сколько погибло херусков?
– Три-четыре сотни. Погибло бы гораздо больше, если б ты побежал, как Ингломер.
– Неверный пес даже попытки не сделал удержать своих людей вместе. Надо было выпотрошить его еще утром и забрать его людей под свое начало…
Мело поднял бровь:
– Ты действительно думаешь, что они пошли бы за тобой после этого?
– Возможно, нет, но это могло вообще предотвратить нападение. Донар наказал остальных вождей за то, что они – твердолобые глупцы, за то, что слушали Ингломера! – Арминий бросил на землю меч и точильный камень и, хмурясь, уставился на огонь.
Мело посмотрел на него, потом сказал:
– Это уже произошло. С этим покончено.
Арминий сжимал кулаки, пока костяшки пальцев не побелели. И расслабил пальцы, только когда они начали неметь.
– Как обидно видеть, что раздумья долгих месяцев закончились ничем… Знать, что тысячи отважных парней погибли напрасно… И все из-за того, что мой дядя является – или являлся – пустоголовым самоуверенным дураком. – Он вскинул голову. – Есть о нем какие-нибудь вести?