— А может, мы тебе все-таки поможем? — спросила Лиза.
Ника ненадолго задумалась.
— Есть способ… Помогите мне изменить внешность. Я не смогу сама подстричь волосы так, чтоб они были ровными. Потом поможете перекраситься — никогда не пользовалась красками для волос. Хорошо?
— Конечно! — воскликнула Лиза.
Ника благодарно кивнула.
Астахов, уже нисколько не заботясь о том, что это квартира Виктора, собрал здесь настоящий полевой штаб. В ней сидели люди с прослушивающей аппаратурой, в ней же располагалась и координационная группа, отвечающая за взаимосвязь всех поисковых групп, работавших в городе.
Групп было около десятка. Они прочесывали те места, где беглянка могла «залечь»: гостиницы, общежития, туристские кемпинги. Подверглись проверке несколько археологических и геологических студенческих экспедиций, которые в этом году работали возле Сочи. Чтобы не вызывать ненужных вопросов, проверку объяснили поиском наркотиков.
Толку пока что не было. Ника как сквозь землю провалилась. И это действовало на нервы всем без исключения. Астахов был скор на расправу и если поиски и далее будут безрезультатными, дела всех, кто не проявил чудеса дедукции, окажутся не слишком хороши.
Виктору было особенно не по себе. Он чувствовал себя неуютно, потому что потерял много времени и в итоге упустил возможность снова заполучить Нику с «вправленными» мозгами. Теперь ему ничего не оставалось, кроме как надеяться, что ее все-таки оставят в живых.
Верилось в это очень слабо.
Доклады сюда шли непрерывно. Говорилось о том, какие объекты осмотрены, с кем удалось переговорить относительно Ники. Анализировали все случаи, когда в поле зрения оказывалась девушка, напоминающая беглянку.
Последних было не так уж и мало. Благо стрижка у Ники обыкновенная, тип лица достаточно распространенный, особенно в южных краях.
У Виктора уже в десятый раз затребовали все контакты Ники, о которых он знал. И когда среди них не оказалось ни одного, не упомянутого раньше, Астахов снова на него накричал. Виктор не выдержал и сорвался, обозвав генерала старым параноиком и инквизитором-недоделком. Как ни странно, этот взрыв подействовал на Астахова несколько отрезвляюще. Он даже попросил прощения у Виктора, причем вполне искренне.
Правда, это не помешало генералу накричать на Крестовского уже через пять минут — по другому поводу.
Идею насильного внедрения в мозг реципиента нужной информации выдвинули еще во время Второй мировой. Тогда, правда, всерьез развить ее не успели, и более серьезно данную проблему исследовали уже во времена «холодной войны». Работали над ней с обеих сторон. Причина понятна: если суметь подменить настоящую память человека фиктивной, то его можно совершенно спокойно засылать на территорию противника, не опасаясь, что он «засыплется».
Идея казалась настолько соблазнительной, что работа кипела вовсю.
Самое главное — результаты были. Путем систематической ломки психики удавалось надежно и глубоко ввести в мозг жертвы то, что хотелось организаторам эксперимента. Сознание человека было податливым пластилином, готовым принять любую форму по желанию скульптора. В СССР уже состоялась защита докторской диссертации, посвященной разновидностям и свойствам внедренного сознания.
А потом все рухнуло. Оказалось, что человеческое сознание имеет очень большой запас прочности. Через некоторое время начинается конфликт двух личностей. В лучшем случае старая, основная личность выдавливала искусственную. В худшем — человек становился шизофреником, сводил счеты с жизнью, умирал от патологических сдвигов в организме.
И как только этот проект явил свою ненадежность, от него немедленно отказались. Нет, работы не заморозили, но и использовать людей с внедренной личностью не спешили.
Астахов прибег к столь ненадежному методу потому, что ему срочно нужно было получить агента, способного запросто влиться в любую организацию и не вызвать подозрения. Ника стала объектом наблюдения и проверки.
Если она расскажет кому-то, что с ней сделали, — генералу конец. Так что ее надо ловить.
Была еще одна причина, по которой Астахов дергался. Эта причина была, пожалуй, значительно серьезнее, чем примитивная боязнь взбучки.
Глава 9. Поворот событий
Автомобиль скрипнул тормозами и остановился у входа в закусочную «Архар» на улице Солнечная. Это и были владения Джохара Мирзоева.
— Так, пацан. Теперь слушай меня внимательно, — сказал Терпухин Ревякину. — Ты можешь обижаться, делать страшное лицо и даже посадить меня. Но здесь ты — ведомый. И прикрываешь мне спину, что бы ни произошло.
— А что должно произойти? — напрягся Сергей.
— Надеюсь, что ничего. Но если произойдет — прикрывай. Хотя бы потому, что обоим придется плохо, если что.
— Ладно, — пожал плечами Ревякин.
— Ты не морщись. Думаешь, они сильно испугаются, что ты мент?
— Да не думаю я так, — проворчал Ревякин.
— Пистолет не забудь в машине.
— Ты уже говорил.
— Ничего, можно и повторить. Таким идеалистам, как ты, это не помешает. Все, не дуйся, не барышня кисейная. Идем.
Они вышли на улицу. Ревякин осмотрелся. Вокруг все было таким, как обычно, но все-таки другим. Наверное, потому, что рядом с Атаманом следователь ощущал себя участником боевых действий. И это его, по правде говоря, мало радовало.
Они вошли в закусочную. Прямо напротив входа, у стены, посетителей встречало прекрасно выполненное чучело архара, установленное на бутафорской скале.
Атаман вел себя как завсегдатай этого места. Он быстро окинул взглядом заведение и пошел к стойке, где принимали заказы. За ней возвышался настоящий горец во всей своей красе — в бешмете с газырями, при кинжале, с усищами, как на лубочной картинке. Ревякин предположил, что кинжал у этого типа запросто может оказаться настоящим.
Как и велел Терпухин, Ревякин занял позицию чуть позади Атамана, бдительно оглядывая зал. В этом небольшом квадратном помещении с восемью столиками сейчас было не слишком многолюдно. Несколько посетителей поглощали обед.
Юрий бесцеремонно откинул крышку стойки, загораживающую проход куда-то за нее, в служебную часть закусочной. Горец двинулся в его сторону.
— Спокойно, джигит. Я к Джохару.
— А вы кто?
— Старый друг. Джохар будет рад меня видеть.
Ревякин засомневался в этом, но мнение свое, разумеется, высказывать не стал и пошел следом за Юрием.
Перед ними был длинный узкий коридор с кафельными стенами и полом. Окон не было, свет попадал внутрь только через несколько открытых дверей. Судя по всему, эти двери вели в склад, на кухню, в бытовку.
Атаман миновал их и уже хотел войти в обитую дерматином дверь с надписью «Директор», как она сама распахнулась и оттуда выкатился полноватый седовласый мужчина.
— Привет, Джохар! — воскликнул Терпухин.
Мирзоев остановился, прищурил глаза, не привыкшие к полумраку коридора.
— Ничего себе! — удивился он. — Кого я вижу! Атаман, я не думал, что ты когда-нибудь покажешься в этом городе. Ну, и что ты хочешь?
— Чего я хочу? Так, переговорить надо бы.
— Ну давай поговорим. Я же тебя знаю, ты не отвяжешься.
— Это точно. Да и я тебя знаю: как только что серьезное — времени нету, жена рожает, дети на дороге.
— Ну, только не заводись! — Мирзоев говорил практически без акцента.
— Я не завожусь. У меня на самом деле важный вопрос.
Джохар покачал головой:
— Ладно. Только имей в виду — у меня дела. Я, в отличие от тебя, не так уж и свободен.
— Ладно, только не надо мне читать лекцию о том, что есть тунеядство. Хорошо?
— Пошли! — махнул рукой Мирзоев.
Они вошли в ту дверь, за которой вкусно пахло готовящейся едой.
Кухня была тесноватой. В ней размещались три электрические плиты, гриль, электрический мангал и еще чертова уйма всяких приспособлений, многие из которых Ревякин даже не смог толком определить. Между всем этим инвентарем курсировали люди — повара, рабочие, официанты. В углу, возле раковин, громко болтали о чем-то посудомойки.
— Ну, так что у тебя? — спросил Мирзоев.
— У меня конкретный вопрос: кто убил четверых молодых кавказцев в течение полутора месяцев?
Мирзоев развел руками:
— Ты, уважаемый, с кем-то меня путаешь. Наверное, с самим Аллахом. Потому что только Аллаху ведомы тайные деяния людей. И вот как раз он мог бы дать тебе ответ. Но не даст.
— Почему это? — усмехнулся Терпухин.
— Потому, что ты — не правоверный. Аллах разговаривает только с тем, кто верен ему.
Атаман сжал губы.
— Так, хорошо. А если обойтись без теософии? Если по-простому?
— По-простому? Изволь. Я не знаю, кто это сделал. Просто не знаю. Если бы знал, постарался бы добраться до подонка. Потому что у нас тут люди живут в страхе. И не знают, к кому обращаться, чтобы их защитили. Молодежь не ходит по улице в одиночку даже днем. Понимаешь?
— Понимаю, не дурак. И даже верю — по глазам вижу, что не врешь. Но вот еще вопросик: а ты, часом, не знаешь, кем были убитые? Или, может, на родню их у тебя есть наводки?
— Наводки — это в ментовке. У нас тут такого не водится.
— Ладно, — раздраженно прервал Атаман. — Давай без глупостей. Я тут не для того, чтобы упражняться в красивых словах! Мне нужно знать, кем были убитые. Понимаешь меня?
Мирзоев резко развернулся и в упор посмотрел на Атамана. Ревякин подумал, что такого взгляда ему бы не выдержать. Чеченец, казалось, вколотил в Терпухина два заостренных штыря из темного камня.
— Юрий! Ты разговариваешь со мной каким-то странным тоном. Почему я должен отвечать тебе, если ты или оскорбляешь меня, или угрожаешь? Я могу промолчать, потому что ты — не милиционер и не тот, кем был год назад. На тебя тоже нашлась управа.
— Джохар, я все-таки задал вопрос.
— А мне все равно. Потому что я не намерен тебе отвечать. Да и что я могу ответить? Я не знаю, кто были эти несчастные.