– Бедняга Баламут говорил о вас много хорошего… вы, кажется, сильнейшая колдунья во всем Данелойне?!
– Возможно, – холодно сказала Де Вайле. – Нет, я не знала, что принцессу похитил демон. Он не оставил следов. Мы все полагали, что это дело рук даморов. Поэтому на прочие твои вопросы я тоже не могу дать ответа. Что ты думаешь делать дальше, колдун?
– Однако, – задумчиво сказал босоногий старец, – разыскивая Доркина, вы все же сумели напасть на след… я восхищен вашим мастерством, сударыня. Что дальше, вы говорите?.. что ж, мне известно, где скрывается Хорас. Вход в этот мир – совсем рядом, на этой же улице…
Они находились сейчас в квартире колдуна, которую он успел вернуть обратно на Моховую.
– Мы можем отправиться туда немедленно, и я думаю, что вместе с Де Вайле мы справимся с защитой достаточно быстро. Но прежде чем соваться в пасть к дикому зверю, недурно бы все же принять какие-то меры предосторожности. Ибо что мы знаем о нем и о силах, коими он располагает? Какой иерархии демонов он принадлежит? Какое оружие действенно против него? Зачем ему нужна принцесса и зачем ему нужен Никса Маколей – вот главные вопросы! Ответив на них, мы ответили бы и на все остальные.
– Ты так умен, старик, – Де Вайле насмешливо подняла бровь. – Но сколько времени нам понадобится, чтобы найти разгадку?
Никса нетерпеливо заворочался в кресле.
– Не знаю, зачем я ему нужен, но я готов идти немедленно. Женщина права, мы можем сидеть здесь и думать хоть целый год. Предоставьте мне, Аркадий Степанович, вступить с ним в открытый бой, и может быть, тогда, на месте, вам все и станет ясно!
– Может быть, тогда, на месте, он и прихлопнет всех троих, как мух! – возмущенно сказал старый колдун.
– Но вы же сами еще сегодня решились вступить с ним в противоборство! Вот только опоздали немного…
– Тогда я не знал о нем того, что знаю теперь.
Аркадий Степанович насупился.
– Мне бы хоть один день, чтобы навести справки – я расспросил бы коллег, полистал книги… но время действительно не ждет. И что вы меня уговариваете, когда у меня у самого сердце не на месте – ведь там, у него в руках, совершенно беспомощные люди! Ладно уж, хватит сидеть, пойдемте. Уж коль так вышло, придется и вправду решать на месте. И да сохранит нас всех Господь!
Глава 16
Несмотря на поздний час, в эту ночь в крепости Хораса никто не спал.
Баламут Доркин, стоявший возле бойницы и безнадежно взиравший на лесной пейзаж, где ничего не происходило – даже листва не трепетала на ветру, – длинно вздохнул и сказал:
– Я потерял уже счет времени. Здесь что, всегда одно и то же время суток?
– Конечно, – сварливо отозвался из клетки чатури. – Одно и то же время суток, одно и то же время года, одна и та же погода!
– Но почему?
– Это искусственный мир, созданный Хорасом. Чему удивляться? Крохотный воздушный пузырь… иллюзия, висящая в пустоте между мирами, замкнутое пространство, где можно ходить только по кругу. Лопни этот пузырь – и мы тут же умрем, ибо окажемся в вакууме, в пограничной прослойке. Для начала задохнемся, а потом тела наши сожжет энергия, не терпящая органической материи…
– Ох, и весело тебя слушать, – поморщившись, сказал Баламут. – Не мог бы ты поговорить о чем-нибудь другом?
– Ну, извини, – саркастически сказал крылатый человечек. – Ты сам задал вопрос. А уж мы чем богаты, тем и рады. Что до меня, то я с большим удовольствием помолчу.
– Не молчи, – тут же взмолился Доркин. – А то я, кажется, скоро сойду с ума. Зачем он меня тут держит… все отдал бы, чтобы узнать!
Чатури ехидно захихикал и раскашлялся. Баламут бросил в его сторону ненавидящий взгляд. Проклятый всезнайка выдавал сведения по крохам, и то не по доброте душевной, а единственно для поддержания разговора. К тому же более неприятного собеседника Доркин за всю свою жизнь не знавал – ехидство и заносчивость вещей птицы переходили всякие разумные границы. Королевский шут наслушался покамест только великого количества оскорблений, полезной же информации практически не получил никакой. Что толку было знать, что Хорас принадлежит к племени голодных духов, если чатури отказывался ответить даже, здесь ли прячет сей мерзавец принцессу Маэлиналь!
Однако он не терял надежды. Чатури нуждался в слушателе и уж если начинал говорить, то говорил много…
– Знать бы хоть, сколько еще сидеть, – пробормотал Доркин себе под нос.
Чатури встрепенулся.
– Могу тебя порадовать. Ты выйдешь отсюда не позднее, чем через двенадцать часов.
Баламут замер, боясь вспугнуть неожиданное откровение.
– Наступающий день решит многое, – небрежным тоном добавил чатури и умолк.
– Что именно?
– Узнаешь в свое время.
Баламут не выдержал. Он повернулся к клетке, готовый броситься на нее с кулаками, но в этот момент загремели замки, и дверь с гулким скрежетом начала отворяться. Так же резко он повернулся к выходу.
Тупоумный стражник, приносивший им еду и похожий более на деревянного истукана, нежели на человека, показался на пороге, таща кого-то за собою. Новый пленник не сопротивлялся – просто не держали ноги, и стражник бесцеремонно бросил его, словно мешок с картошкой, на пол у стены. Затем, не сказавши ни слова, вышел и запер дверь.
Баламут всмотрелся в пленника и ахнул, узнав белесые кудряшки и испуганный взгляд, преследовавшие его до сих пор с неотвязностью нечистой совести.
– Овечкин!
Тот вскинул голову и, в свою очередь узнав Баламута, удивленно распахнул глаза. Баламут бросился к нему и, присев на корточки, крепко схватил за плечи.
– Ты… ты же должен быть с принцессой! Где она?
– Принцесса? Откуда вы ее знаете? – Михаил Анатольевич сделал попытку высвободиться, но сил не хватило. – Не трясите меня!
– Буду трясти, ты, недоумок, собачье отродье! Что ты сделал с Тамротом? Он у тебя?
Овечкин только обалдело смотрел на Доркина и ничего не отвечал.
– Нет у него Тамрота, – подал голос чатури, с интересом наблюдавший за этой сценой. – Не тряси его, Баламут, в самом деле, а то еще помрет со страху!
– Что он сделал с Тамротом?
Баламут адресовал вопрос чатури, продолжая прожигать Овечкина яростным взором.
– Не мельтеши, дурак, – нетерпеливо сказала вещая птица. – Тамрот – у Хораса… не так ли, Овечкин?
Михаил Анатольевич с ужасом посмотрел на клетку.
– Куда я попал? – пролепетал он. – Кто вы такие?
Чатури разразился пронзительным клекочущим смехом, а Доркин снова крепко встряхнул Овечкина за плечи.
– Спрашивать будешь после! Ты видел принцессу Май? Говори же!
– Видел, – покорно отвечал Михаил Анатольевич.
– Когда? Где?
– Здесь, только что… да оставьте же меня наконец!
Кроткий Овечкин неожиданно для самого себя рассердился. Все произошло так стремительно – он не успел еще опомниться от пережитого потрясения, и душу его снедала сильнейшая тревога за принцессу Маэлиналь. Едва они очутились в этом мрачном, похожем на каземат доме – а как это произошло, Михаил Анатольевич так и не понял, – его грубо оторвали от обеих девушек и поволокли куда-то вверх по винтовой лестнице. Перед глазами у него еще стояли бледное лицо принцессы и полный ужаса взгляд малышки Фирузы, которым она провожала его, ноги не держали, и вообще все тело отказывалось слушаться… а тут накидывается этот носатый ястреб! Ему-то какое дело до принцессы?
Михаил Анатольевич сжал губы и решительным движением сбросил со своих плеч руки королевского шута. Доркин от неожиданности едва не опрокинулся на спину.
– Ого! – язвительно сказал у них над головами чатури. – Ягненок показывает когти… редкая порода!
Баламут не удержался от усмешки.
– Скажи ему, кто ты такой, – продолжал чатури. – Пусть поостынет, а то я прямо опасаюсь за твою жизнь, Баламут!
– Ладно, скажу. Только я очень хотел бы узнать сначала, кто он сам такой, этот Овечкин, подбирающий чужие талисманы и сующий нос не в свои дела!
– Он бедный маленький простачок, – ехидным карличьим голоском проговорил чатури, – и влез в эти дела по неведению. Но будь с ним повежливее, Баламут, он сделался ныне доверенным лицом твоей госпожи…
– Что?!
Михаил Анатольевич хмуро посмотрел на птичью клетку и сказал:
– Перестаньте. Это не предмет для шуток.
Затем перевел полный неодобрения взгляд на Баламута.
– Я не знаю, какое вы имеете отношение к принцессе и по какому праву задаете мне вопросы о ней. Но если вы ей друг – знайте, она в беде! И сейчас она совсем беззащитна. А вы бросаетесь тут на меня…
Волнение придало Овечкину сил, и он поднялся на ноги. Доркин тоже вскочил, сжав кулаки.
– Чатури, – глухо позвал он, не сводя с Овечкина глаз. – Он говорит правду?
– Чистую правду, – с удовольствием подтвердил тот. – Но как он тебя, а? Не в бровь, а в глаз! Я бы сказал, что из вас двоих он более заслуживает рыцарского звания.
Михаил Анатольевич коротко простонал и отвернулся. Баламут, немного поколебавшись, шагнул к нему и тронул за плечо.
– Извини. Расскажи мне все, – тихо попросил он. – Я – друг принцессы Май… шут и советник ее отца, Баламут Доркин. Можешь мне верить.
– Доркин? – Михаил Анатольевич вздрогнул и обернулся. – Она говорила о вас!
– Ну вот, видишь, – Доркин кое-как совладал с внезапным приливом чувств. – Где она… как ты встретился с нею?
Когда Овечкин закончил свой рассказ, Баламут был просто вне себя. Принцесса находилась совсем рядом, а он ничем не мог помочь! Толку от него, запертого в башне, было не больше, чем от Овечкина, а выйти отсюда не представлялось никакой возможности. Проклятая вещая птица знала, по ее уверениям, все, даже то, что еще только должно было произойти, но попробуй, заставь ее говорить! А чего хочет Хорас от принцессы – у Баламута не было никаких сомнений на этот счет. Впору биться головой об стенку… и Доркин, грызя кулаки, впал в угрюмое молчание.
Михаил же Анатольевич при виде отчаяния королевского шута ощутил страшную опустошенность. Он прислонился головой к стене и закрыл глаза. В душу медленно вползала глухая тоска. Он думал о принцессе – что с ней сейчас? – и думал о Никсе Маколее. С