Сделал два шага, выдернул нож и несколько раз воткнул его в землю, очищая от крови. Виктория принялась было закатывать глаза, но Мазур уже оказался рядом с ней и процедил веско:
— Я т-те покажу истерику… Шевелись!
Сунув в рот сигарету, присел рядом с Ольгой, погладил ее по голове:
— Порядок, малыш, ты-то у меня настоящая скво… Болит еще?
— Не особенно.
— Ну, если не особенно, тогда бери-ка все свои невеликие пожитки, да и мои тоже, завяжи все в куртку, чтобы получился приличный узел. Я тебя люблю и обожаю, но некогда утешать, жива — и слава богу…
Выпрямился, кинув мельком взгляд на мертвеца, — сволочь, конечно, был покойный, но в качестве напарника, честно говоря, подошел бы. Пер следом — и достал-таки, почти достал…
— Готово, — сказала Ольга. — Я всех «червей» вытащила, не сомневайся, чуть ли не на зуб пробовала… А колышки ты возьмешь?
— Ага, — кивнул Мазур.
Он за время пути успел уже заострить все колышки с обоих концов — попадется подходящее местечко, можно и «заминировать». Если понатыкать в высокой траве десятка три — глядишь, кто-нибудь в горячке погони и напорется, споткнется, вьетнамцы в свое время неплохой урожай собирали с помощью таких вот немудрящих подручных средств…
Будь это в кино, непременно следовало бы сгрести за шкирку пробегающую росомаху, украсить ее маячками и отпустить на волю, чтобы завела погоню в непроходимые чащобы. К сожалению, в жизни росомахи шмыгают мимо не столь уж часто, а толстяк, совершенно вышедший из доверия, играть роль приманки ни за что не согласится, хоть ты его режь…
Вон он, родимый, со страдальческим видом сгорбился над курткой, вороша ее одной рукой и вздыхая так, словно не шкуру свою спасает, а выполняет тяжкую повинность, совершенно ему ненужную…
— Все, кажется, — осторожно заметила Вика, и почти сразу же распрямился ее незадачливый муженек.
Мазур тщательно проверил работу — ну, прошляпили, конечно, в Викиной куртке отыскались еще две «ниточки», а у мужа целых три. Мазур ничего им не сказал, молча вырезал «маячки», оставив рваные дыры, мотнул головой:
— Пошли.
— Подождите! — вскрикнул Чугунков. — Я еще как следует и не проверил…
Мазур молча подошел, отобрал у него куртку и швырнул в кусты. Подтолкнул ногой:
— Вставай. Пошли.
— А если дождь?
— Будешь мокнуть. Некогда с тобой возиться.
— Куда ж я все это… — он указал на валявшиеся у ног пожитки.
— Снимай, — Мазур дернул его за рукав пронзительно-желтой курточки. — Заворачивай и тащи…
— Но…
— А, в бога душу мать! — заорал Мазур, уже не в силах более сдерживаться. — Долго ты мне нервы мотать будешь?
И замахнулся — но перехватил осуждающий взгляд Ольги и малость поостыл. Бросил неприязненно:
— Даю минуту на сборы. Вика, помоги ему, что ли…
— Да чтоб он провалился, — сказала Вика сердито. — Одно от него беспокойство…
— Ладно, — сказал Мазур. — Не будем дичать и звереть — чует мое сердце, у нас еще впереди масса возможностей… Помогите обормоту, — и с умыслом добавил: — Доберемся до цивилизации — все вместе будем смеяться над лесными страстями…
Вика, немного просветлев лицом, опустилась на корточки и стала увязывать нехитрые пожитки. Мазур нетерпеливо ждал. Наконец она справилась, протянула толстяку узел и даже сделала книксен по всем правилам:
— Битте…
Но оглянулась на мирно почивающего в папоротниках мертвеца и моментально помрачнела. Мазур показал направление:
— Шагаем туда, и в темпе. Надо оторваться…
Под гору шагалось легко. Ольга чуть задержалась, чтобы оказаться рядом с Мазуром, печально вздохнула:
— Такое впечатление, что на этом свете вовсе не существует ни Кваренги, ни Фальконе… Поверить сейчас трудно, что где-то за горами, за долами есть Петергоф…
— Лишь бы мы существовали, — отмахнулся Мазур. — А все остальное приложится, малыш…
Глава одиннадцатаяМинус один
Через час Мазур разрешил привал и вновь поделил на всех банку тушенки — на сей раз справедливости ради забрав ее у толстяка. Не следовало перегибать палку и в первый же день загонять свой аргиш до полной вымотанности. Ольга у него претензий не вызывала, супруги, в общем, тоже — но вот Чугунков… Мало того, что он открыто являл собою слабейшее звено, у Мазура родилось нехорошее предчувствие, что это звено в самом скором времени лопнет. На пути им встретилось нехорошее место — распадок, где прямо-таки клубился гнус, с превеликой охотой набросившийся на взопревшую добычу. Вот тут уж пришлось по-настоящему паскудно — невесомые твари так и льнули к голой коже, лезли в глаза, в уши, в рот, Мазур извел полпачки сигарет в попытках обрести пусть слабую, но защиту. Даже некурящие пыхали табачком, мотая на ходу головами, как лошади. Гнус прямо-таки доводил до безумия — и хуже всего приходилось толстяку, он сильнее всех потел и был гол по пояс. Беспрестанно отмахивался свободной рукой, а потом и узлом, даже взвыл в голос, за что немедленно получил от Мазура по шее, легонько, впрочем. Хорошо еще, в этой пытке была и светлая, если можно так выразиться, сторона — никого не приходилось понукать, все показывали чудеса спортивной ходьбы, чтобы побыстрее миновать поганое место.
Миновали. С полчаса шли по ровному месту, потом перевалили сопку — и угодили в великолепный малинник. Грех упускать такой случай, и Мазур объявил, что дает полчаса на обед. Благо и трудиться не пришлось — на кустах красовалось неисчислимое множество сизо-рубиновых ягод, переспевшие, они отваливались от малейшего прикосновения, оставалось пихать горстями в рот. На высившиеся вокруг кедры Мазур поглядывал с затаенной тоской: в этом году на шишку был урожай, а орех — штука питательная. Увы, с их подручными средствами слишком долго пришлось бы возиться с колотом[8], а лезть на дерево и стряхивать по шишечке — чересчур тягомотно, да и добыча выйдет мизерная… Он махнул рукой и стал набивать пузо малиной, проглатывая заодно и попадавшие в пригоршню листья, чутко прислушиваясь: если поблизости обитает косолапый, он мимо такого дара природы ни за что не пройдет, будет сюда наведываться, как в столовую…
Правда, следов ему не попадалось и не встречалось ничего похожего на звериные тропы. Лишь однажды с дерева зацокала белка, по летнему времени рыжая, да пронесся, треща крыльями, невеликий табунок рябчиков. Рябчики, вообще-то, подпускают человека довольно близко, но эта стайка явно осторожничала. И Мазур окончательно пришел к убеждению, что людьми сии места посещаются частенько, и живность давно наработала печальный опыт…
Примерно через четверть часа он уже глотал сладкую ягоду через силу — но желудок следовало набивать всем пригодным в пищу, что только встретится на пути. Хлеб с тушенкой очень быстро кончатся, а начавши слабеть, человек в тайге весьма скоро падает духом, и тайга его одолевает… Есть риск, что от малины прохватит понос, но лучше понос, чем голод. Потом он заметил, что Егоршин с явным умыслом старается присоседиться к нему поближе, так и крутится рядом, больше косится, чем рвет ягоду. Мазур подошел вплотную и тихо спросил:
— Что, разговор есть?
Доктор оглянулся на остальных, мрачно и сосредоточенно обиравших ягоду метрах в десяти, ответил еще тише:
— Может, мы попробуем засаду устроить?
— Мы? — усмехнулся Мазур.
— А что? — лицо у доктора было злое и отчаянное. — У вас вроде хорошо получается… А я бы ножом, тряхнул шпанистой юностью. Я ж врач, анатомию знаю…
— А сможете? — пытливо посмотрел на него Мазур.
— Смогу.
Он произнес это довольно уверенно — что Мазура ничуть не убедило. Даже если доктор в юности кого-то перышком и оцарапал слегка — ох, многие из нас через это прошли… — это еще не означало, что он годится для серьезного дела. Уж кто-кто, а Мазур прекрасно знал, как трудно впервые убивать человека, даже откровенного врага. Опыт юношеских драк на дискотеках и танцплощадках тут нисколечко не годится. Кроме того, доктора чересчур уж старательно ломали в тюрьме, и кое-какие рефлексы, ручаться можно, уже въелись в подсознание…
— Рано, — сказал Мазур. — Погодим. Боюсь, это их территория, их игровое поле, они тут давно освоились. Нужно добраться до диких мест, где они тоже будут новичками…
— Не доверяете?
— Горячку не хочу пороть, — не без уклончивости сказал Мазур. — Тех, на ручье, только потому удалось смять, что они лихой контратаки ничуть не ожидали. Теперь-то труднее будет… У них, знаете ли, ружей до черта.
— А у вас ведь пистолет.
— Толку от него мало против полудюжины стволов.
— Я-то от всей души…
— Понимаю, — сказал Мазур. — И от всей души отвечаю: рано… Вы мне лучше скажите — массаж делать умеете?
— Да немного.
— Вот это уже лучше, — сказал Мазур. — Это гораздо полезнее. На привале, вечерком, непременно нужно будет нашим дамам вкатить хороший массажик, я умею, но коли и вы — совсем даже хорошо.
— Может, еще и этому массажик делать? — Егоршин неприязненно покосился на толстяка. — Ведь задерживает только… Что бы тут придумать…
— Это вы насчет бросить, а? — прищурился Мазур.
Доктор завилял взглядом:
— Как колода на ногах…
— Логично и рационально рассуждая, мне бы следовало вас всех троих с хвоста сбросить, — сказал Мазур, дружески улыбаясь. — Ох, как мне полегчало бы… Враз и несказанно.
И улыбнулся еще шире, увидев в глазах доктора откровенный страх. Похлопал его по плечу:
— Вы, главное, простую истину запомните, герр доктор: не надо торопиться быть дерьмом, это всегда успеется… В нашем положении особенно. — Поднял голову и прикрикнул: — Рота, стройся! Двигаться пора… — понизил голос. — И еще один маленький нюанс, доктор. Не надо на жену коситься, как на законченную тварь. В конце концов, она не по собственному желанию изощрялась.
— А вы бы на моем месте…
— Бросьте. Мы из тайги выйдем благополучно в одном-единственном случае: если духом не падем. А вы, пардон, с Викой все это время держитесь как скот. У вас задача