Он с ходу прошел на крыльцо, забарабанил в дверь. Внутри послышались приглушенные голоса, звук шагов. Дверь распахнула непутевая Любка — крупная и довольно сексапильная деваха лет двадцати пяти, рыженькая, заспанная и смущенной ничуть не выглядевшая. Запахнула короткий халатик, глянула с утренним, не набравшим еще разбега кокетством:
— Вам кого?
— Мне Пашу, — сказал Мазур. — И крайне желательно — побыстрее.
— Какого Пашу? — удивилась она очень натурально.
— Корабельного, — сказал Мазур и продемонстрировал удостоверение в закрытом виде. — Вы уж его поднимите быстренько, у нас дело серьезное…
Она мгновенно изменилась в лице, юркнула в дом, там послышался возбужденный шепот — и вскоре появился местный Казанова. Надо признать, он был великолепен — соломенные кудри из-под офицерской фуражки военно-морского флота с начищенной до сияния кокардой, черные клеша, чистейшая тельняшка и черный бушлат без погон, с красной нашивкой минного специалиста на рукаве. На тыльной стороне ладони правой руки — восходящее солнце, якорь и огромные буквы: «БАЛТИКА». Гляди ты, корешок, усмехнулся про себя Мазур. И произнес нейтрально-сухим, казенным тоном:
— Гражданин Шишигин?
— Ну, — спокойно сказал тот.
— Майор Мазаев, шантарский уголовный розыск, — уже заученно выдал Мазур. — Пойдемте.
— Куда?
— На судно, гражданин Шишигин, на судно… И — в леспромхоз. Вещи какие-нибудь с вами есть?
— Да никаких таких…
— Вот и прекрасно, — не давая опомниться, Мазур крепко взял его за локоть и потянул с крыльца.
Ошеломленный таким напором, отставной балтиец опомнился уже на земле:
— Нет, а в чем дело-то?
— Вот в леспромхозе вам все и объяснят, — непреклонно сказал Мазур. — Пошли-пошли. Неподчинение милиции хотите заработать вдобавок ко всему?
— Это к чему это? — попытался встрепенуться балтиец, но Мазур уже выдавил его за калитку.
Досадливо поморщился, услышав сзади вскрик:
— Паша!
Рыженькая вылетела на крыльцо, хотела кинуться вслед. Чувствуя себя последней сволочью, Мазур отстранил ее как мог суровее. Глядя в глаза, сказал:
— Домой идите, Люба. К обеду, если все хорошо будет, вернется.
— Да за что же…
— Домой идите, — повторил Мазур и легонько подтолкнул бедного Пашу. — Вперед. И без глупостей, чтоб мне оружие не применять.
Метров через двадцать балтиец немного опомнился:
— Командир, что за аврал?
— На каком корабле служил?
— На «Стерегущем».
— У Чигина, значит, — кивнул Мазур.
— А вы откуда…
— У Чигина служил, а вопросы дурацкие задаешь… Шагай вперед.
Окончательно сбитый с толку морячок на какое-то время унялся. Мазур сделал Ольге знак присоединиться к шествию. Тут уж у Паши, по лицу видно, окончательно отшибло всякое здравое соображение.
Душевная тетка Петровна бдительно торчала у забора, и, завидев шагавшего под конвоем неприятеля, низко поклонилась, с неописуемой смесью слащавости и злорадства поприветствовала:
— Утро доброе, Пашенька, сокол ясный… Куда ты спозаранку? По делам, поди? Ну, бог в помощь…
Паша затравленно покосился на нее и прибавил шагу. Для бодрости принялся фальшиво насвистывать что-то лихое, Мазур не препятствовал. Смотрел на реку — почти напротив причала, ближе к переправе, кружила длинная белая моторка, скорее, катер — то ли дюралевый, то ли железный, остроносый, с высоким стеклом, окаймлявшим почти половину пассажирского отсека. А этот что тут вертится? Неужели…
Пашка, бурча что-то, поворачивал рукоятки. Мазур, отведя взгляд от подозрительного катера, следил за каждым его движением. Вскоре под палубой гулко зафыркал мотор, за кормой вспенилась вода.
— В леспромхоз? — сварливо бросил балтиец. Оказавшись у себя в рубке, он словно бы обрел некоторую уверенность.
— Туда, — кивнул Мазур.
— А это кто? — в его обращенном к Ольге взгляде довольно-таки забавно сочетались мужской интерес и ошеломленность нежданно начавшимися странностями.
— Эксперт, — сказал Мазур. — Дактилоскопист-агностик. Ну, что ты копаешься?
— Ничего я не копаюсь, — проворчал Пашка, резко перекладывая штурвал на правый борт. — Все, отходим…
Шум мотора стал ровным. Суденышко, чуть задрав нос, оставляя на воде широкие «усы», целеустремленно пересекало Шантару наискось. Мазур бдительно ждал момента, когда необходимо будет изменить курс. Косился в сторону белого катера — и ощутил во рту какой-то противный привкус, когда тот, прекратив странные рысканья, заложив широкую дугу, двинулся следом, держась правее, довольно далеко, но строго соблюдая некую заранее выверенную дистанцию. «Скверно, — подумал он, опустив руку в карман куртки и касаясь пистолета. — Похоже, хвост. И добром не отвяжется…»
Подтолкнул Ольгу, показал взглядом. Она немного посмурнела. Стал высматривать впереди синий катерок, но дистанция была еще неподходящей. Пашка стоял у штурвала, сердито сжав губы, не оглядываясь на странных пассажиров. Не похоже пока, чтобы у него возникли подозрения.
Вынув бинокль из футляра, Мазур распахнул ногой дверь крохотной рубки. Так… В белом катере четверо, стоят в напряженных позах, оружия не видно, но тот, что пристроился по соседству с рулевым, тоже держит у глаз бинокль… Если они имеют отношение к засаде, давно опознали, катерок у них мощный, без стрельбы не уйти…
Слева показался паром, неспешно идущий к правому берегу, который они только что покинули. На палубе впритык друг к другу стоят темнозеленые грузовики армейского вида — опять на пожар? Вполне возможно, ливень его не погасил, если вообще достигли тех мест дожди…
— Стоп, — сказал Мазур громко. — Курса не менять.
— Что? — недоуменно обернулся Пашка.
— Леспромхоз отменяется, — сказал Мазур. — Прежним курсом — по фарватеру… Усек?
— Вы…
— Не дергайся, — Мазур упер ему в поясницу дуло пистолета. — Один раз можешь оглянуться, только быстренько, и руки на штурвале держи… — и, вызвав в себе должное остервенение, зло прошипел: — Шлепну, паскуда, будешь дергаться…
Морячку хватило одного взгляда. В лице он не особенно изменился, просто застыл всем телом, как манекен, процедил сквозь зубы, выказав похвальную быстроту ума:
— Купил, козел… Ой, купил… Опять в побег сорвались, соседи…
— Не твое дело, — бросил Мазур. — Ты, главное, руки на штурвале держи, жизнь человеку один раз дается…
Как ни удивительно, Пашка немного успокоился, — видимо, беглый уголовник из ближайшей зоны пугал его меньше, чем явившийся по его душу загадочный мент. Протянул:
— Сцапают же… Пират, тоже мне, абордаж устроил…
— Штурвал держи, — оборвал Мазур.
— А Чигина откуда знаешь?
— Я ж не всегда сидел… — фыркнул Мазур.
— Эй, ты что, точно балтийский?
— Ага, — сказал Мазур. — Будь у нас время, я б с тобой повспоминал и Чигина, и Круминьша Яна Оттовича, и славный боевой путь «Стерегущего», для широкой публики совершенно неизвестный… Только нет у меня времени, и я тебя, Паша, душевно прошу — не дергайся. Очень мне не хочется балтийца дырявить, но если ты мне выбора не оставишь…
Он не смог бы, конечно, выстрелить в парня, судя по возрасту, служившего на «Стерегущем» каких-то пару-тройку лет назад. В крайнем случае — вырубить как можно деликатнее, и не более того. Но брататься не стоит, пусть подчиняется не за совесть, а за страх…
— Э, а за что тебя? — спросил Пашка, не оборачиваясь.
— Был в отпуске, «мерседес» новому русскому по пьянке малость поуродовал. И хозяина зубов лишил, чтобы к жене не приставал. Дали вот пятерик, а мне скучно стало…
— Сам с какой коробки?
— С «Алмаза», — почти мгновенно ответил Мазур.
— Где Авксентьев кэпом?
— Ты меня, салага, не подлавливай, — ухмыльнулся Мазур. — Авксентьев — на «Александре Суворове», а у нас на «Алмазе» был Бондарь. По кличке Бандура.
— А ведь не врешь, братишка, — балтийский…
— А я тебе что говорю?
— Убери пушку.
— Но смотри…
— Ладно, что я тебя — закладывать, буду? Ты что задумал? У меня ж до Шантарска топлива не хватит, не на моей скорлупке…
— Поднимемся на пару миль против течения, там в тайге и высадишь, — сказал Мазур, ни на миг не ослабляя бдительности. — Дальше уж не твое дело…
— Это что ж ты на себя повесил, пока драпал? Корочки милицейские, пистоль…
— Моя забота, — сказал Мазур.
— Так куда ж тебе в тайгу? Там по левому берегу зон — что блох на барбоске…
— Моя забота, — повторил он. — Вывезут.
— Что, с блатовьем повязался?
— Погоняй, — угрюмо сказал Мазур.
Позади остались и леспромхоз, и переправа.
По обоим берегам — тайга. Катер держался сзади, как привязанный, а слева показался еще один преследователь, в котором Мазур тут же опознал «стража переправы». Ну, этот не столь опасен — катерок закрытый, из него чертовски неудобно на ходу палить…
Пашка что-то понял: оглянулся назад, азартно спросил:
— Скорость прибавить?
— Это у них — скорость, — проворчал Мазур. — А у тебя — запас хода… Шлепай прежним курсом.
Оба катера скрупулезно соблюдали дистанцию. Определенно ждут, когда «Таймень» подальше отойдет от цивилизованных мест, а там-то уж начнется…
— Там не менты? — спросил Пашка.
— Совсем даже наоборот… — хмуро отозвался Мазур.
— Ну, ты, я смотрю, загрузился сложностями жизни по самую ватерлинию… Стрельба будет?
— А похоже, — сказал Мазур. — Ты уж извини, что впутал, но ходу тебе обратно нет.
— Да уж, по морде тебе врезал бы со всем старанием…
— Но-но!
— Стою спокойно, — сказал Пашка. — Я ж так, мечтательно… Но ты гондон, братишка…
— Жизнь заставила, — на миг опустив глаза от справедливого и заслуженного упрека, сказал Мазур. — Хочешь, подойди к берегу поближе, за борт прыгай, я уж как-нибудь сам дальше пойду…
— Ага, а эти меня на всякий случай притопят, как «Титаника».
Катера подтянулись поближе — теперь от «Тайменя» их отделяла пара кабельтовых[14]