— И правильно делаешь, — сказал Мазур, глядя в пространство.
Даже если они все были моральными уродами, то уроды эти — железные. За всю историю существования «морских дьяволов» не случалось ни единого дезертирства или предательства. Ни единого. Такой уж народ подобрался.
— Вообще-то, если хочешь, я тебе после похорон дам совершенно вольный денек? Спирта у Лымаря немеряно.
— Не надо, — сказал Мазур. — Не мой стиль. Со спирта похмелье, а с похмелья жизнь еще грустнее. Насчет улик ты все верно подметил, вон и от татуировок следа не осталось…
— Тем более. Кстати, о наколках. Тебе не кажется, что тот, кто тебе их рисовал, знал настоящего Дракона? А то вовсе уж ошеломительное совпадение получается.
— Не удивлюсь, если знал, — сказал Мазур рассеянно. — Чтобы так все совпало… Громов где?
— В Шантарске. Не Громов, конечно, а…
— Да мне чихать. Посмотрю потом бумажки. Ибрагима вы еще милиции не сдали?
— Нет, в морге почивает, особисты над ним все еще шуруют. Между прочим, он такой же Ибрагим, как ты или я — «оглы». Красавин заверяет, абсолютно славянский экземпляр. Протокол в деле.
— Да все они там комедию ломали… — кивнул Мазур, не особенно и удивившись.
Воцарилась неловкая тишина. Морскому Змею определенно хотелось уйти, но он, видимо, считал, что должен сидеть рядом и сочувственно помалкивать, а Мазур не знал, как бы поделикатнее приступить к делу. Над Шантарским морем проплывали белые облака, вода была спокойная, и противоположного берега, конечно, не удалось бы рассмотреть и в бинокль — водохранилище раскинулось широко, погребя старинные села и церкви, пашни и леса…
— Может, по стопарю? — чуть неестественным тоном предложил Морской Змей. — Завалялся там коньяк…
— Да ладно, — сказал Мазур. — Не пляши с валерьянкой, адмирал, я ж тебе не институтка… И по судам бегать как-то не привык, без тебя знаю, что дело дохлое. Рожки да ножки… Вздумалось козлику в лес погуляти…
— Ну, ты не прибедняйся… — машинально вмешался Морской Змей прежним, обычным тоном, чуть смутился, примолк.
— Ты, кстати, знаешь, откуда песенка про серого козлика произошла? — спросил Мазур. — А есть это, адмирал, вольное переложение с польского шлягера, века этак восемнадцатого, а то и раньше, верно тебе говорю… — Он покосился на друга, криво усмехнулся и пропел, отбивая ладонями такт по коленке:
Byla Babusia domu bogatego,
Miala koziolka bardzo rogatego,
Fiu-tak, pfleik-tak,
Bardzo rogatego.
— Надо же! — деланно удивился Морской Змей, помолчал. — Слушай, не могу я что-то… на душе маятно…
— Можешь, — мгновенно сказал Мазур. — Еще как можешь, альмиранте. Я не хочу самодеятельности, потому что это пошло и убого… А собственно, тебе и делать ничего не придется. Наоборот, тебе надо ничего не делать… Усек?
— Охерел? — буквально через пару секунд бросил адмирал.
— А ты моментально врубился, — удовлетворенно сказал Мазур. — Профессионал…
— Я ж тебя столько лет знаю… Кирилл…
— Я же сказал, ничего тебе делать не надо, — сказал Мазур. — Ты только скажи Голему, что он на вечерок поступает в мое полное распоряжение, а ключи от каптерки я и своей властью могу взять, меня ж не отстраняли ни от чего… Гранатомет мне не нужен, я и автоматов-то не возьму, у меня левый ствол есть…
— Прохора?
— Ага, — сказал Мазур, беспечно ухмыляясь. — Уж адреса-то у тебя в папочке найдутся. А подходы мы сами обследуем в лучшем виде.
— Чтобы повязали?
— Меня?! — искренне удивился Мазур. — Сухопутные мусора? Я ж и обидеться могу за такие предположения…
— Кирилл…
Мазур повернулся к нему, попросил спокойно:
— Давай не будем кино устраивать — со скупой мужской слезой и рваньем тельняшек до пупа. Ты просто поставь себя на мое место — всерьез, как следует. Будь я лет на двадцать помоложе, рванул бы без твоего позволения, и вот это в самом деле было бы дурное кино. Только мы с тобой пятый десяток разменяли, и я тебя честно предупреждаю, разрешения прошу… Как мужик с мужиком. Насчет того, что повяжут, — вздор, сам понимаешь. Я б в одиночку сделал и его, и его охрану, но прошу Голема, чтобы все было, как принято у взрослых людей…
— Охерел?
— Ничуть, — сказал Мазур. — Ну вот объясни ты мне логично и аргументированно, почему этого делать не надо. И я не стану. Ну? Что молчишь? Мы с тобой всякое видели, но вот посмотрел бы ты, как на людей охотятся… И представь, что на месте моей жены оказалась твоя доченька.
— Представил, — сказал Морской Змей. По его тону было видно, что он не протестует, — просто привыкает к только что услышанному. — Но это ж — американский боевик…
— Ни черта подобного, — сказал Мазур. — Американский боевик — это три эффектных, но громоздких гранатомета на шее и совершенно ненужные пожарища до горизонта. Какие тут, к херам, менты и свидетели…
— Ну хорошо. Давай логично. Их много. Есть еще тот пакостный старичок с заимки, есть еще кто-то… Теперь ты мне объясни логично и аргументированно, почему тебе нужен скальп именно этого типа?
— Потому что до заимки и старичка — семь верст до небес и все лесом. А Прохор в Шантарске. Что, нелогично? Ну пойми ты! — вырвалось у него чуть ли не с мольбой. — Тут как по Высоцкому — я должен хоть кого-нибудь убить… И ты — не тот субъект, который будет от таких слов приходить в ужас, валерьянку по карманам шарить… Двадцать лет я ничего не просил, раз в жизни потянуло использовать служебное положение в личных целях. Ты не думай, я тебе не стану устраивать цирка и орать: мол, ты мне больше не друг. Столько лет из жизни не вычеркнешь. Я к тебе просто буду по-другому относиться. Или тебе наплевать? — Он опустил голову, помолчал, но закончил решительно: — И потом, уж прости, должок за тобой…
— Ниджила? — моментально среагировал Морской Змей, и Мазуру показалось, что уголки губ у него опустились брезгливо.
В Ниджиле Мазур спас ему жизнь. Самым натуральным образом. После того как на тамошнем рейде ребятки Ван Клеена подорвали два сухогруза, Москва наконец просекла, что к чему, и туда срочно швырнули группу «морских дьяволов», в которой Мазур был старшим, а Морской Змей его заместителем. «Тюлени», малость привыкнув к безнаказанности, решили совершенно по-советски перевыполнить взятые обязательства — и пошли с минами к только что бросившему якорь «Туапсе».
И напоролись на комитет по торжественной встрече. На поверхности воды, конечно, не было не то что ряби — ни единого пузырька, кроме считанных людей, никто в порту и не подозревал, что метрах в пятнадцати под усыпанной солнечными зайчиками морской гладью началась мясорубка. Это было все равно, что драться в густом тумане — видимости никакой, под водой еще стояла мутная взвесь, потому что один из подорванных транспортов под завязку был набит зерном, и все это не успело осесть на дно…
Мазур его спас — без малейших натяжек. Мазур был единственным, кто видел, как Змея оглушили, и он колышущейся тряпкой стал уходить в глубину. Успел разделаться с доставшимся ему «тюленем», кинуться вдогонку и поднять Змея на поверхность — к превеликому изумлению торговцев бананами и эбеновыми статуэтками, крутившихся вокруг «Туапсе»…
— Ну что ты, — сказал Мазур. — Я ж не дешевка, про Ниджилу тебе напоминать. Я про Никановича. Когда с ним пришлось решать. Ты должен был, адмирал, правда? По предварительному раскладу ролей. Только у тебя глазки вильнули и рученька опустилась на пару миллиметров. Секунды решали, пришлось мне все на себя взять — из ребят никто и не заметил, только мы двое поняли и знаем только мы двое. Я бы тебе и не напомнил про тот должок…
А теперь вот, прости, приходится.
Они с неподвижными лицами долго смотрели друг другу в глаза. Потом адмирал встал, отряхнул бриджи, тихо бросил:
— Ладно. В темпе.
И решительно отвернулся, пошел прочь.
— Эй! — окликнул Мазур.
Морской Змей неторопливо повернулся, их разделяло метра три. Далеко от берега натужно тащилась моторка, на верхушке березы нелепым украшением покачивался жирный ворон.
— Если задумал меня тут же спровадить в Питер, так и скажи, — произнес Мазур. — Сразу скажи. Я все равно подчинюсь, не американский боевик играем, в самом-то деле…
Морской Змей неторопливо прошел разделявшее их расстояние, уткнул Мазуру в пуговицу на груди сильный палец и то ли с любопытством, то ли с грустью сказал:
— Это ты мне, значит, впервые за двадцать лет не поверил?
— Извини, — пробормотал Мазур, глядя на доски причала, длинные, с облупившейся местами рыжей краской. — Такие уж игры пошли…
— Дать бы тебе в рыло, да адмиралу неуместно… Я тебя не инструктирую и ни о чем не предупреждаю. Не маленький. Иди и режь. Ежели это тебе облегчит душу. Только я тебе заранее скажу: потом будет еще муторнее. Потому что всякие обычаи хороши исключительно для породившего их века… Извини, что говорю красиво, но адмиралу вроде бы и полагается цветистости изрекать…
Глава вторая…Или это нас волна несет
Забинтованные пальцы уже не болели — только временами мастерски снятая кожа чуточку ныла, подергивающее зуденье распространялось к ладони, так и тянуло яростно почесать, но Мазур крепился. Голова была совершенно ясная, даже чересчур, — ему порой казалось, что под ногами не ощущается земли, словно бы плыл над асфальтом, легонько отталкиваясь кончиками пальцев. Но, если не считать этой странной невесомости, возникавшей и пропадавшей совершенно неожиданно, Мазур не чуял в себе никаких изменений. Прекрасно понимал, что означают беглые взгляды Лымаря, изучающие и уклончивые, однако сам готов был спорить на что угодно: никакого безумия, ни единого признака. Все зависит от точки зрения. Не так уж много времени прошло с тех пор, когда желание отомстить считалось самым что ни на есть естественным, мало того — долгом настоящего мужчины. А кое-где и сейчас считается. Уж Лымарю следовало бы знать — сам побывал в таких местах. И тяга отомстить, владевшая сейчас Мазуром, — еще не самая диковинная глупость в сегодняшней России, господа… В конце концов, не он начал древнюю игру и не он провозгласил ее изначальной…