— А если здесь что-то более серьезное?
— Что, например?
— Все что угодно. Ты мог бы навести справки?
— Ты ненасытный! Это будет трудно, старик. Мое проживание здесь заканчивается через несколько недель. Я уезжаю, Олег.
— Куда же, если не секрет?
— Не секрет. В Среднюю Азию. Направление — Астана.
— Что ты там будешь делать?
— То же, что и здесь. Защищать Родину-мать. Точнее, следить за тем, чтобы интересы России были соблюдены со всей полнотой. Ни у тебя, ни у меня, Олег, нет детей. Страна наша куда-то движется, неизвестно куда. Ты говоришь, иностранные компании — это хорошо, а я думаю, что не очень. Мы очень зависимы. Не только от сильных стран, но и бог весть от кого. Внешне у России и Казахстана хорошие отношения. Но это внешне. Есть территориальные споры по поводу земли, где проживают русские. Есть споры и по поводу отношения казахов к мусульманам. Тут тоже не все ладно. В тот день, когда фундаментализм разрушит Казахстан, как это уже было в Афганистане и Таджикистане, мы соберем свои чемоданы и подадимся на север.
— Или к Лазурному Берегу!
— На Лазурном Берегу места нет. Там все скупили «новые русские». Разве что в Женеву…
— Послушай, а где Надя? В Женеве с Ульяниным?
— Сейчас, наверное, да.
Лицо Олега стало жестким. Максим понял, что задел его больное место, и потому спросил серьезно:
— После своего развода с Юрой она по-прежнему с Петром Ульяниным?
— Да. Я её видел два дня назад. У неё неприятности после убийства коллеги по работе.
— И?
— Что — и? Я только понял, какой я идиот, я жалею, что не женился на ней сразу после университета…
24
Начало 1991 года. Зима… Петр Ульянин пригласил друзей в первое частное кафе. Зал переполнен. За длинным столом сидят Петр со своей полногрудой подругой Машей, Олег и Надя. Рядом с Надей её будущий муж Юрий, а также Вася и Николай. Официант принес разные грузинские закуски: сациви, осетинский сыр, лобио. На столе нет свободного места.
— Боже мой, как я рад всех вас видеть, — оживленно говорит Петр. — Мы сегодня собрались по очень серьезному поводу. Сегодня я наконец получил лицензию на открытие банка. Советский Союз входит в новую эру. Для всех начинаются другие времена, для меня и моего банка тоже… Скоро я буду миллиардером.
— Скоро все будут миллиардерами, если иметь в виду, как обесценивается рубль, — вставил Юрий.
Надя засмеялась, глядя на него. Он за ней слегка ухаживает и сейчас явно хочет, чтобы она на него обратила внимание.
— Когда я говорю, что буду миллиардером, я говорю серьезно. У меня будут десятки, а потом, может быть, сотни миллионов долларов. Вы понимаете? До вас это доходит?.. И я предлагаю вам всем на меня работать… Или работать со мной вместе…
— Как работать? — спросила Надя.
— Ну ты, Надя, например. Ты будешь работать в самом банке. Я думаю, твое место будет где-то близко к директорскому.
— А я что буду делать? — поинтересовалась подруга Петра Маша.
Все засмеялись, кроме Олега. Он строго молчал. Надя не знает, с чем связано его болезненное состояние. Может, потому что он находится в ресторане, где цены намного превосходят заработки чиновника Министерства внутренних дел. Или виной его вечное соперничество из-за неё с Петром?..
— А для тебя, Олег, я как-то не могу найти должности. Однако надо поискать. Может, ты будешь охранять депозитарий. Или нет, лучше ты будешь поливать растения у нас на окнах. Обещаю тебе непыльную работу, поскольку мы приобретем много кактусов.
— Не нужно мне никакой работы у тебя в банке. Это идиотская деятельность, — сказал Олег.
— Может быть, она и идиотская, но она обещает многим большие заработки. Не будь идеалистом. И я тебе обещаю огромную зарплату…
— Оставь её себе. И чем твой банк будет заниматься, спекуляциями с долларом?
— Ты что, не веришь, что мне удастся раскачать экономику, что мне и другим, таким, как я, не удастся столкнуть с места эту неповоротливую громадину — Советский Союз?
— Не верю. Художественной литературы начитался. Я вижу, как тебе удалось получить лицензию. Ты обещал двум министрам часть капиталов твоего банка за управление счетами предприятий данной отрасли и счетами их министерств.
— Проницательный ты мой… Успокойся. Не все так просто. Лучше выпей коньячку, съешь сациви… Бросай свою контору, где ты всегда будешь мелким служащим. Это МВД — настоящий бордель. Ты сам не знаешь, что там разыгрывается наверху. Как с тобой трудно! Кто бы тебе промыл шарики!
— Если я работаю в этой лавочке, то только потому, что верю, что мы сможем развивать нашу страну в правильном направлении.
— Развитие возможно только в одном направлении. Вы умеете только все стерилизовать, или, как вы говорите, обезвреживать. Ты что, не видишь, что наступил полный развал? Рабочие воруют со своих заводов. Милиционеры сто́ят не дороже проституток. Служащие стоят в очереди в магазинах за куском колбасы… Ты же понимаешь, что все хотят лучше жить. Нынешний режим ничего дать не может… Перестройка только все ускорила.
— Если все находится сейчас в столь ужасном состоянии, то только из-за таких, как ты.
— Ты хочешь сказать, что благодаря таким, как я, капитализм быстрее распространится в стране! Давай впрягайся со мной. Сколько ты хочешь?
Петр достает из кармана две пачки стодолларовых купюр.
Олег молча встает и кладет на стол деньги. Скорее всего, это его месячный заработок, и выходит на улицу. Надя быстро одевается и выбегает вслед за ним.
Они долго идут по улицам и выходят на бульвар. Тихо падает снег. Олег наконец произносит:
— Я не хочу его больше видеть.
— Но он же пошутил… Ты же его знаешь не первый год.
— Однако мне не смешно.
Они проходят вместе ещё несколько шагов. Олег притягивает Надю за плечи.
— Надя, меня посылают в Ростов-на-Дону. Через месяц, это повышение. Я не могу отказаться.
У Нади забилось сердце. Вот что, оказывается, мучило Олега. Она произносит только:
— И тогда… мы…
Она замолкает и ждет. Ждет, что он скажет что-то еще. Он должен попросить её уехать вместе с ним. Господи, пусть только он ей это скажет.
Олег продолжает неуверенно:
— Я бы хотел, чтобы ты поехала со мной. Но я не могу тебя просить. Тебе тогда придется оставить занятия в университете. Занятия прежде всего.
— Конечно, конечно, — говорит Надя, как если бы она ничего не поняла.
— Но мы ведь будем часто видеться. Это ведь недалеко. Правда? Ведь не на Сахалин же меня отправляют? — говорит Олег наигранным голосом.
— Да, — отвечает Надя, улыбкой скрывая обиду.
25
Из окна апартаментов Ульянина в Женеве вид был великолепный. Туман плотно укутывал озеро. По ту сторону Роны прыгала яркая, непрестанно меняющаяся реклама. В стороне, где должна быть видна вершина Монблана, висела полная луна, ярко освещавшая близлежащие горы. Надя не могла оторваться от окна. Ее одиночество нарушил вошедший Петр:
— Ты что, с ума сошла? Я тебе запрещаю в такой форме говорить о моих клиентах! Кто тебе дал право?
— Но, Петя, пойми меня. Я тоже защищаю свою репутацию.
— Твоя репутация — это я. Кем бы ты была, если бы я не дал тебе работу? На рынке полно таких, как ты. Ты это-то понимаешь?
— Ну выставь меня за дверь! Между прочим, у меня есть несколько предложений в Лондоне. Не говоря о России… И в таких местах, где аналитиков не отстреливают.
Они смотрели друг на друга с ненавистью, обдумывая прозвучавшие слова. В действительности они нуждались друг в друге. Только как? На рынке банковских служащих, конечно, есть много предложений. Есть масса молодых, только что кончивших элитные учебные заведения, продвинутых, услужливых мальчиков. И никто особенно не ждет Надю в Лондоне. Что касается Петра, то ему Надя безусловно была нужна. Помимо того, что он к ней привык как к женщине. Он видел её в деле и понимал, что она совершала чудеса, особенно когда речь шла о русской клиентуре. Петр нарушил молчание первым:
— Я совсем не хочу выставлять тебя за дверь. Ты будешь выполнять свою работу, за которую я плачу тебе хорошие деньги.
— Но ты только что приобрел сомнительные акции. Как ты хочешь, чтобы я их перепродавала? Они же ничего не стоят. Они абсолютно неликвидны.
— Ни одна русская нефтяная компания ничего не стоит. Говори что хочешь, но продавай эти акции. Делай свою работу.
— Продавать акции «Polar Oil» бесполезно. Эти акции дурно пахнут!
Надя внимательно смотрела на Петра. Его глаза как-то необычно блестели. Именно такой блеск в его глазах она видела в Алалабаде, после того как услышала его разговор с охраной банка.
— Что ты хочешь сказать?
Надя вдруг поняла, почему Петр совершил эту сомнительную сделку. Он купил эти акции по завышенной цене только для того, чтобы передать деньги Костакину. Она поняла, что за этой сделкой скрывается нечто ужасающее, а не невинная перепродажа, каких много. Ясно это осознав, она испуганно пошла на попятную.
— Я ненавижу Костакина. Это настоящая крыса!
— Мне плевать на то, что ты думаешь. Игорь — один из моих очень серьезных и важных клиентов. Мы проведем с ним несколько операций вместе.
Казалось, он колеблется, прежде чем что-то ещё сказать, но все-таки произносит:
— Ты должна извиниться перед ним.
— Я — извиниться перед этим типом? Он же обращается с тобой как с собакой. Стоит тебе отвернуться, он тут же пристает ко мне.
— Сделай, что я тебе говорю.
— Не может быть и речи, и вообще, ему на это наплевать.
— Неправда. Он кавказец. Для него это важно. Он человек чести. Но если ты не хочешь сделать ради него, сделай это для меня.
Надя смотрела на Петра, и глаза её совсем потемнели, стали серыми. Она боялась… Петр внушал ей страх, но она видела, что Костакин внушает страх Петру. Это было очевидно. Она впервые увидела Петра чего-то боящимся. Он юлил, готов был лебезить перед таким гнусным типом, как Костакин. А ведь даже перед Президентом он самодовольно улыбался. Что за шишка этот Игорь?