Я разрыдалась у матушки на груди. Она прижимала меня к себе, гладила по волосам и ни о чем не спрашивала. А когда я немного успокоилась, сказала:
– Ты не просто стала совсем взрослой, моя девочка, ты ещё и большая умница. Я горжусь тобой. Ты достойна большой и настоящей любви. И она к тебе обязательно придёт.
Я подняла зарёванное лицо, чтобы удивлённо взглянуть на маму. Эти слова оказались настолько неожиданными, что я даже перестала плакать. А её величество ласково улыбнулась и поцеловала меня.
– Я скажу отцу, что ты ещё не готова к помолвке.
Мама ушла. А я долго сидела на постели, смотрела в незашторенное окно и думала – так ли уж сильно нужен мне Розан? Или обида, которую он мне нанес, изменит мое отношение к нему?
Мама сказала, что я достойна настоящей любви. Но была ли моя любовь к лигурийцу настоящей? Или же это глупое увлечение голубыми глазами и золотыми локонами?
Ответа я не знала, но решила, что мне необходимо поумнеть, чтобы разобраться в происходящем и в себе самой.
Отныне – никаких принцев и даже мыслей о них.
После отъезда гостей я сосредоточилась на учёбе и занятиях с капитаном Ареном. Это помогало мне привести мысли в порядок, сосредоточиться и разобраться в себе. Даже в нудных занятиях этикетом и геральдикой я внезапно нашла для себя что-то интересное и все больше времени стала проводить за книгами.
Иногда я ловила на себе обеспокоенные взгляды мамы и задумчивые отца. Но, к счастью, разговоров оба не затевали. Правда, к моим занятиям прибавилось углубленное изучение боривийского и лигурийского языков, а также история, традиции и этикет этих стран.
Я только усмехнулась в ответ на хитрость родителей и к своему удивлению легко втянулась в изучение дополнительных предметов. Мне было интересно всё новое. Оно занимало не только время, но и мысли. А то, что при упоминании учителем лигурийских или боривийских принцев, сыгравших какую-либо роль в развитии своей страны, перед моим внутренним взором вставало определённое лицо… В этом я не видела ничего странного – мы же были знакомы, много общались в дни Ливиной свадьбы. Да и истории сопредельных государств это придавало налёт реалистичности.
Да, теперь я во всём училась находить положительные моменты. И мне это удавалось.
Так прошло три года.
Я позабыла свою детскую влюблённость в лигурийского принца. Больше мы не виделись, и он никак не напоминал о себе. Может, он понял, что поступил гадко, и не стремился напомнить о себе?
Кастор, напротив, некоторое время пытался вести со мной переписку, но, получив несколько немногословных писем от моего секретаря, сдался.
Претенденты на мою руку оставили меня в покое. А я жила счастливой и почти беззаботной жизнью восемнадцатилетней ненаследной принцессы. Правда, длилось это ровно до тех пор, пока однажды после дневного чая отец не пригласил меня в свой кабинет. Удивлённая, с проснувшимся любопытством я шла следом за слугой, пытаясь угадать, с какой целью его величество позвал меня.
И папа, дождавшись, когда мы останемся одни, огорошил:
– Ида, я долго ждал, когда ты повзрослеешь и перерастёшь свои детские страхи перед замужеством…
Я мысленно закатила глаза. Похоже, от этой беседы не стоит ждать ничего хорошего. Я действительно повзрослела и теперь совершенно не хотела замуж. Особенно за лигурийского принца…
Глава 13
Его величество был деликатен, но напомнил, что мне уже восемнадцать, и больше отказывать претендентам на мою руку не получится.
И подытожил:
– Мне видятся две самые подходящие кандидатуры: Кастор Боривийский или Розан Лигурийский. В обоих случаях ты станешь королевой соседнего государства.
Я вздохнула, разглядывая пальцы.
– Ну? – отец не любил долгие паузы. – Что скажешь?
– Кастор, – решилась я, снова вздохнув.
Боривийский принц мог быть внимательным и заботливым. Я надеялась, что мы сумеем найти общий язык. Пусть и со временем. Да и, казалось, с ним мне будет проще. Ведь у него было одно явное преимущество перед Розаном – я не была в него влюблена, поэтому ему было бы сложнее причинить мне боль.
С Розаном всё было намного сложнее. Моя детская влюблённость, конечно, прошла, но я не была уверена, что она не вспыхнет вновь, если лигуриец станет моим женихом. И стоило только представить, как смотрю на него влюблёнными глазами, а он равнодушно отворачивается… Брр… Мне такое в кошмаре как-то приснилось, потом полночи заснуть не могла. И Ная отпаивала меня ромашковым чаем.
В общем, по этой логике выбор был очевиден. Лучше идти замуж совсем без любви, но с надеждой на лучшее, чем любовь только с моей стороны.
– Отлично! – просиял отец, предвидевший более сложный разговор, и теперь его наполняли эмоции: – Иди сюда, моя девочка!
Наедине его величество позволял себе забыть о своём высоком статусе и вёл себя как обычный отец. Вот и сейчас он раскрыл объятия, и я прильнула к его сильной груди, чувствуя любовь и защиту. И ещё… глухую тоску.
Всё-таки идти замуж за Кастора мне не хотелось.
Эх, тяжела жизнь принцессы…
Через три недели состоялся торжественный приезд потенциального жениха. За три года Кастор почти не изменился, разве что стал выше и раздался в плечах.
Он прибыл с малой свитой, словно намекая, что наша помолвка дело практически решённое, и этот визит почти родственный.
Меня неприятно кольнуло, но я решила, что не стану придираться. Всё равно ведь выйду за него замуж. И я, и Кастор это знали. Чего удивляться, что он решил обойтись без лишних церемоний?
– Ваше высочество, вы стали ещё прекраснее за это время, – сообщил Кастор, склоняясь к моей руке.
– Благодарю, ваше высочество, – я присела в почтительном реверансе.
– Я очень рад, что вы наконец приняли моё предложение.
– Мне было лестно его получить.
Обменявшись улыбками и любезностями, мы разошлись. Официальная помолвка должна была состояться через три дня. И всё это время отец с Кастором посвятят обсуждению брачных соглашений. Очевидно, что за мной давалось неплохое приданое. Боривия давно хотела получить Биртрамское герцогство, расположенное на нашей границе. И теперь их желание наконец исполнится. Но ведь и Зареван от этого брака должен получить свои преференции. В общем, свадьба выгодна обеим странам.
Я заставляла себя думать об этом. А ещё о том, что щемящее чувство в груди связано с предстоящим расставанием с моей прежней жизнью и семьёй.
В первую же ночь я почти не сомкнула глаз. Крутилась с боку на бок, раздумывая о своём будущем. И, в конце концов, не выдержала – дёрнула за шнурок, желая выпить успокаивающий отвар из ромашки.
Выждала несколько минут – Ная не появилась. Дёрнула ещё раз.
Весь день камеристка проводила в моих покоях и всегда была под рукой. Но на ночь она уходила в свою комнату в крыле для слуг. Когда я дёргала шнурок, в её спальне звенел колокольчик, и Ная приходила ко мне.
Правда, не в этот раз.
Когда и на третий звонок она не откликнулась, я перестала тянуть шнурок. Может, устала и спит без задних ног. А я, пожалуй, смогу обойтись и без ромашкового чая.
Действительно, вскоре я задремала. И утром вспомнила об этом только потому, что горничная была бледной и прятала глаза.
– У тебя всё в порядке? – спросила я.
– Да, ваше высочество, всё хорошо, давайте повяжем сегодня голубую ленту?
Ная бросила возиться с моими волосами, отчего они снова упали тяжёлой волной мне на спину, и убежала в гардеробную, где хранился стратегический запас лент второй принцессы Заревана. Я смотрела ей вслед. Что-то здесь было не так. Моя камеристка всегда была весёлой и внимательной. Она сначала продумывала причёску, обсуждала со мной, запасалась всем необходимым и лишь потом приступала к работе.
Сложив утреннюю рассеянность Наи с ночным отсутствием отклика на вызов, я сделала логичный вывод. И когда она вернулась из гардеробной, сообщила:
– Я хочу, чтобы ты показалась врачу.
Ная дёрнулась и выронила ленты. Мы обе проследили взглядом, как голубой атлас опускается на пол, а затем камеристка бросилась на колени и начала поднимать ленты, приговаривая:
– Простите, простите меня, госпожа. Я случайно.
Она была на грани истерики. И я поспешила её заверить, что вовсе не сержусь. Но всё это было слишком странно. Ная никогда прежде себя так не вела.
– Но я хочу, чтобы ты сходила к доктору. Или, если боишься, приглашу его сюда?
– Нет! – она бросилась передо мной на колени, схватила за руки. – Пожалуйста, не надо доктора! Я абсолютно здорова, клянусь!
А потом, испугавшись собственного порыва, отпрянула. Смотрела на меня полными слёз глазами, готовая расплакаться в любой момент.
– Хорошо-хорошо, – я тоже испугалась её реакции. Прежде Ная никогда себя не вела настолько эмоционально.
Но решила не лезть. Захочет – расскажет. Главное, что здорова.
Потом я закрутилась в дневных обязанностях и совсем забыла о странном поведении камеристки. Вспомнила о ней только ночью, когда опять принялась дёргать за шнурок и снова никто не пришёл.
– Что же с тобой происходит, Ная? – спросила я вслух, надела халат и, вооружившись горящей свечой, отправилась к ней в комнату – искать ответ.
Я сразу поняла, что не ошиблась. Едва приоткрыла дверь, как услышала стоны. Хриплые, как будто стонал мужчина.
Неужели Ная так сильно простудилась, а я и не заметила?
Движимая чувством вины, направилась к кровати, где металась и стонала моя камеристка. Из-за плотных занавесей в комнате было темно. Мне пришлось подойти прямо к постели и поднести свечу, чтобы разглядеть…
Чтобы разглядеть, что Ная была не одна.
Я не удержала вскрика. Мужчина встрепенулся, поднял голову… И я встретилась глазами… с Кастором. Он был потный и тяжело дышал. Но, как только увидел меня, вскочил, прикрываясь краем одеяла.
– Иоланда? То есть ваше высочество, что вы здесь делаете?
Он говорил отрывисто, не в силах восстановить дыхание. И это разозлило меня, позволив прийти в себя от потрясения.