Валерий в дороге собирался озвучить свои мысли, позвав в долю Атасова, Армейца и Бандуру, хотя здорово опасался услышать в ответ «нет». В особенности от Атасова, любившего корчить из себя человека чести, или от Бандуры, который, похоже, всерьез втрескался в Кристину Бонасюк. Во время их встречи под Херсоном он открыл было рот, да Атасов спал, положив голову на Гримо, а Армеец с Бандурой упоенно пожирали пирожки. Обстановка показалась Протасову не той, и он отложил разговор на потом.
«Когда камни будут в руках, тогда и побазарим конкретно», — пообещал себе Протасов.
Ну а в самом скором времени его задержала милиция, а друзья куда-то исчезли. Слово «бросили» Протасов не произносил даже мысленно, но оно само все чаще приходило на ум. «Бросили, сукины дети…» — То, что сам велел им ехать дальше, из головы после побоев как-то улетучилось.
Протасов решил продолжать поиски Бонифацкого в одиночку, надеясь добраться до камней раньше команды Атасова. Как поступить с Атасовым, Армейцем и Бандурой, он пока не знал. Не определился в душе, делиться с ними, или кидать, как Ледового с Правиловым. А потому, просто решил не забивать себе этим вопросом голову. До поры до времени.
«Доберемся, блин, до камушков, а там и поглядим».
Протасов и Вовчик пропили примерно до полуночи. Вовчик в селе привык ложиться рано, и давно уже кунял носом. С Протасовым вообще все было ясно.
Они как-то доползли до кроватей, а Волына ухитрился еще и погасить свет. Ночь прошла спокойно. Оба спали беспробудным сном пьяных праведников.
Волына встал раньше петухов и сразу приступил к делу, подключившись к поискам Бонифацкого гораздо энергичнее, чем на то рассчитывал сам Валерий.
— Вставай, зема, — будил он Протасова часов в пять утра. — Вставай.
— Ты что, опух? — очумело бубнил Протасов, — ночь на дворе.
— Шестой час, земеля. Ехать пора. По-любому. Куй деньги не отходя от кассы. — В глазах Вовчика горел нездоровый свет охватившей его золотой лихорадки. — Да и адрес твоего лоха из Ялты у нас уже в кармане.
Он протянул Протасову бумажку, на которой, почерком Вовчика, с большим количеством досадных грамматических ошибок, был указан ялтинский адрес Вацлава Бонифацкого. Впрочем, и Валерка не был грамотеем.
— Какой адрес? — не понял спросонья Валерий. — Что за говно? У меня от Правилова совсем другой адресок имеется.
— Все точно, зема, — немного растерялся Вовчик. — Этот адрес для меня с самого утра пробили.
— Кто пробил? Дядя Гриша? — подозрительно спросил Протасов, у которого тревожно засосало под ложечкой.
— Не-а, — потряс головой Вовчик, очень довольный собой. — Крым, земеля, не в дядегришиной компетенции. Брательник у меня в Крыму. Двоюродный. Не последний человек, в группировке грачей…
— Адресок братан подцепил? — заскрежетал Протасов, буравя Вовчика уничтожающим взглядом. — Ты чего, блин, в натуре? Оборзел? Крымскую братву впутать решил?
Протасов был сам не свой. Желание придушить незадачливого приятеля охватило все его существо.
Вовчик начал клясться и божиться, что слова лишнего брату не сказал.
— Я братана из кровати вытянул. Еще, блин, и пяти не было. Слова лишнего не сказал. Попросил уточнить, лично для меня. Как брат для брата.
— Кстати, зема, — продолжал Вовчик, видя, что Протасов немного успокоился. — Слышь, а?
— Чего, блин?
— Братан сказал, Бонифацкий — крутой. «Не знаю, — говорит, — чего тебе от него понадобилось, но чтобы ты знал — он человек конкретный…».
— Да гонит, — досадливо отмахнулся Протасов. — Напускал тебе пурги, а ты, в натуре, уши развесил. Ладно. Поехали, давай.
Ехать еще с вечера было решено на мотоцикле с коляской, доставшемуся Вовчику в наследство от умершего еще в восемьдесят третьем отца.
Вовчик опустился в сарай и вскоре вывел во двор битый жизнью К-750, года эдак 65-го. Мотоцикл был выкрашен черной краской. Краска кое-где облупилась. По настоянию Вовчика оба присели на дорожку и лишь затем уселись в мотоцикл. Без приключений миновали КП, ставшее для Протасова фатальным всего какие-то сутки назад. Сразу в Ишуни Вовчик свернул направо.
— Чего крюкана давать? — объяснил он удивленному Протасову. — Срежем немного. Тут при советах, земеля, хрен бы ты проехал. Весь западный Крым военные занимали. Сплошная, блин, запретная зона была.
Протасов не возражал. И все же они заплутали, в начале девятого каким-то образом оказавшись в Саках.[38]
— Что за Саки, в натуре? — тряс кулаками в воздухе Протасов. — Ты ж, блин, говорил, мы в Симферополь едем? Не знаю я никаких Саков!
— Да какая разница?! — огрызнулся Вовчик, не собираясь признавать вину. — Саки — даже лучше.
Протасов предпочел смолчать. Дорога опускалась прямо к экватору, и в девять приятели достигли Северной стороны Севастополя.
— Тут что, мост? — спросил Протасов, тщательно разглядывавший карту.
Вовчик хлопнул себя по лбу.
— Тьфу ты, черт! Возвращаться придется…
Они обогнули Севастополь по окружной. Проехали Инкерман, дружно вылупившись на боевые корабли, застывшие посреди бухты.
— Ух ты, Вовчик, ни черта себе. Это наши или российские.
— Советские, — хмыкнул Волына, и по-своему был прав.
Дорога пошла серпантином вверх в сторону Малахова кургана. На трассе появилось изрядное количество экскурсионных автобусов.
— Что это? — Волына вращал головой во все стороны света.
— Диорама обороны Севастополя, — сообщил приятелю Протасов. Перед собою смотри, блин, пока нас экскурсанты не переехали.
— Не боись, — бодро откликнулся Волына. Настроение у него было — хоть куда. Чувствовалось, что засиделся Вовчик в своем селе и радуется свободе, как сбежавший из клетки кабан.
Они выехали на Южный Берег через тоннель в бухте Ласпи, проделали оставшиеся четыре десятка километров и, наконец, очутились в Ялте.
Дорога рассекала район дорогих особняков на две неравномерные части и плавной дугой спускалась к морю. Море синело совсем неподалеку, пробуждая мысли об отпуске. Мотоцикл пошел накатом. Разговаривать стало легче.
— На берегу так оживленно людно, а у воды, плещется как мираж…[39] — невероятно фальшивя, неожиданно запел Протасов. Мотоцикл подбросило на колдобине:
— Древний корабль, грозное чье-то судно, тешит зевак, и украшает пляж…
— Ты чего, зема? На солнце перегрелся?!
Протасов пропустил обидное замечание мимо ушей.
— В море б окунуться, — мечтательно произнес он, — в море бы…
— Впереди милиция, — оборвал Валерия Волына.
— Где?
— Да вон, зема. Глаза протри.
И действительно, впереди замаячил бело-синий патрульный автомобиль, мирно припаркованный на тротуаре.
— Не смотри на них, — посоветовал Валерий Волыне. — Будешь глазами есть — мигом остановят. Рефлекс у них такой.
— Не учи ученого, — огрызнулся Вовчик. — Я, между прочим, сам в милиции служил.
— Заметно, в натуре.
Волына принялся тормозить.
— Ты бы вообще стал, — с издевкой предложил Протасова.
Вовчик одарил Протасова испепеляющим взглядом:
— Ствол спрячь.
— Чего? Не понял?
— Ничего, — гаркнул Волына раздраженно. — «ППШ» мой подальше заныкай.
Валерий засунул видавший виды (не исключено, что и под Сталинградом и на Курской Дуге, и еще где) пистолет-пулемет системы Шпагина глубоко в ноги.
— Всунул, блин, — отрапортовал он.
— Гаишники в Ялте вредные, — серьезно сказал Вовчик.
— Избалованные, блин, — поддакнул Протасов. Почти как в столице.
— Приезжих дохрена. Из России — особенно.
Они тихонько проехали мимо. Оба — затаив дыхание. Милиционеры в машине даже не шелохнулись.
— И правильно, — с облегчением выдохнул Волына. — Чего цепляться к двум мирным колхозникам?
— Накаркаешь, в натуре.
Они прокатились еще метров пятьдесят, когда Вовчик остановил мотоцикл.
— Где-то тут, зема.
— Где, блин?
— Один из этих домов, земеля.
— Твою мать, а? Ни номеров, ни табличек. Хуже, блин, чем в забитом селе.
Вовчик откликнулся обиженным бурчанием:
— Давно городским заделался, да?
Перед ними протянулись бесконечные ряды заборов. Деревянных, сваренных из стальных прутьев с добавлением элементов ковки, выложенных облицовочным кирпичом. Самых разнообразных, короче говоря, и безусловно представляющих даже некоторую художественную ценность.
— Видал, Вовчик? — неожиданно осклабился Протасов.
— А чего тут видать, зема? Заборы одни.
Протасов хмыкнул:
— Один такой забор — как вся твоя хата стоит. Усекаешь?
Вовчик оскорблено надулся.
— Чего тут менты поделывают, хотел бы я знать? — продолжил Валерий, удовлетворенно взглянув на Волыну. Шпилька угодила в цель.
— Работают, — процедил Вовчик, которого сопоставление родной хаты с местными заборами здорово зацепило за живое. — Работают люди.
Протасов изобразил сомнение на лице.
— Слушай, — неожиданно оживился Вовчик. — Давай я сгоняю, у них спрошу?
— У кого? — Протасов подавился, — у ментов? Нашел, в натуре, у кого спрашивать.
— Зря ты, зема. Совсем уже…
Протасов обречено пожал плечами:
— Валяй. Если делать нечего. Только в темпе.
Вовчик затрусил к милицейской машине. Валерий остался в коляске.
Через минуту Вовчик бегом вернулся к мотоциклу, затравлено озираясь на ходу. Вид у него стал таким, словно он только что получил пригласительный билет на охоту за самим собой — в качестве главного приза.
— Привидение увидал? — Валерий встретил приближавшегося напарника насмешливо. — Забрали документы? Денег дали на общественный транспорт?
— Обосраться и не жить! — взвизгнул Вовчик, запрыгивая в седло мотоцикла с проворством легкоатлета, седлающего гимнастического коня.
— Хана, зема! Тикаем отсюдова!!!