— Ты чего?..
— Ничего, — сухо ответила Кристина.
«Ягуар» без проблем въехал в Крым и покатил степными просторами полуострова. На этот раз обошлось без приключений и неприятных сюрпризов.
— Я что-то не то сказал? — Бандура с тревогой посмотрел на Кристину.
— Все нормально, Андрюша…
Но Андрей видел, что дело обстоит не так.
— Твой отец жив? — спросила Кристина, потянувшись за своей сумочкой.
— Да, — ответил Бандура, неожиданно подумав, что пока вот кивает в ответ, а придет время — будет отрицательно мотать головой. От этой мысли ему стало не по себе. И сигареты сразу вспомнились, что никак не собрался отослать, и что даже телеграмму не удосужился отправить.
— Жив, слава Богу, — повторил Андрей, пообещав себе, что вот вернется, и вышлет, наконец, бате сигареты. Отправит телеграмму или напишет письмо. — А мама умерла. Три года назад. Отец пчеловодством занимается. Как в отставку вышел, в дедовский дом перебрался. В Дубечках. Меду у нас…
— А я про своего много лет не слышала… — медленно начала Кристина. — Живой он, или нет, не знаю. Надеюсь, сгинул навеки.
Андрей невольно разинул рот.
— Он был учителем музыки, — монотонно продолжала Кристина. — Помню, у нас в доме стояло пианино. Очень давно.
Кристина затянулась и выпустила дым в потолок. Андрей, не одобрявший женского курения в принципе, на сей раз предпочел за лучшее промолчать.
— Добрейший был человек. Обаятельный. Музицировал дома. Иногда. Это я смутно припоминаю. Отец за пианино, мама рядышком, с локотком на крышке.
— Все это бывало тогда, когда ему случалось не пить. То есть — крайне редко. Зато, когда он напивался… — Кристина помрачнела, заново переживая свои детские горести. — А как напивался, Андрюша, то что-то в голове у него замыкалось, наверное… Лупил нас с мамой смертным боем. Мама моя была тихоней, и он, гад, что хотел, то и делал. Я бы его, на ее месте, в первую же ночь колготками удавила.
— А она, — продолжала Кристина, — вместо этого, по утрам себе и мне синяки пудрила, чтобы никто пальцем на улице не тыкал. Но все знали. Понимаешь, люди все равно все знали. Помалкивали просто. Кому какое дело до чужого горя?.. Правда, участковый приходил пару раз. Пожурил его. Нельзя, мол, так. В общем, напугал, задницу пальцем. А он, понимаешь, когда трезвым был — прямо рафинированный интеллигент из чеховского «Вишневого сада». Представить нельзя, во что после первой же рюмашки превращается.
Андрей молча вел машину. Кристина продолжала рассказ.
— Бывало, мы с мамой убегали в поле. Жили-то в селе. Прятались во ржи, пока он за нами с топором гонялся. — Кристина вздрогнула, на глаза навернулись слезы. — А однажды мамы не было дома, она уехала к тетке, в соседнее село. Я как раз вернулась из школы. Как сейчас помню: белый передник, розовые банты. И пионерский галстук на шее — куда же без галстука? Он был дома, еще пьянее обычного. Я хотела убежать, но он… он… когда был пьян, в него точно сила какая-то вселялась… злая сила… — Кристина запнулась и всхлипнула, заставив сердце Андрея болезненно сжаться. Он попытался привлечь ее к себе, Кристина резко высвободилась.
— Я никому ни слова не сказала. Даже маме… Она, правда, и так все поняла… Да, она поняла… — чужим голосом повторила Кристина. — Мама взяла меня за плечи, тряхнула так, что я прикусила язык, и пообещала…
— Что?
— Сболтни хоть слово… Только ляпни кому… — сказала мне мать. — Хотя бы заикнись. И никого у тебя не будет. Ни матери, ни отца. Пойдешь сиротой в детский дом… В приют.
— Она трясла меня за плечи и вопила прямо мне в лицо. Я еще больше испугалась, если такое было возможно. Сейчас я думаю, что детский дом, пожалуй, был бы для меня тогда не худшим местом…
Андрей подумал что-то сказать, но не подобрал слов.
«Ягуар» между тем проехал Воинку.
— Потом его все-таки посадили. Не за меня… Совсем за другое. Когда он сел в тюрьму, мы изменили фамилию. И переехали, бросив дом и участок. Лишь бы он нас не нашел. Больше я его не видела. Когда мне стукнуло семнадцать, я подалась в город, ученицей, на швейную фабрику. Там мы с Анькой и познакомились…
— Не знаю, жив он, или помер, но искренне желаю, чтобы подох.
— А мама?
— Она живет в селе, — холодно сказала Кристина. — В Полтавской области. Дом, сад, хозяйство. Я к ней не езжу. И не тянет… И она не зовет.
Глава 12 ЖЕНИТЬБА АРМЕЙЦА
Когда «Ягуар» въехал в Калиновку, на землю уже опустились сумерки. Звезды рассыпались по небу, мычали коровы, редкие старики оккупировали лавки. Кое-где кучковались разрозненные группки молодежи. Кто в клуб собирался на дискотеку, кто, попросту, косточки размять.
Больница встретила их темными окнами, ворота во двор оказались наглухо закрыты. Сглотнув, Андрей с тревогой поглядел на Кристину:
— Слушай, Кристя, ты посиди тут, а я на разведку схожу.
— Нет уж, — отрезала она. — Довольно. Я уже раз посидела. Вместе пойдем.
Они обнаружили калитку незапертой. Во дворе пахло зеленью, немного — коровьими лепешками. Может, молоком. И еще в воздухе стоял слабый привкус костра.
Андрей дышал полной грудью, будто вернулся в родные Дубечки. Проскользнув под фруктовыми деревьями, они обошли дом с тыла.
За безжизненной коробкой больнички прилепилась крошечная одноэтажная пристройка. Что-то вроде небольшого, очень аккуратного флигелечка. Задняя стена больницы, флигель и сад образовывали маленький внутренний дворик, вымощенный вездесущим ракушечником. Засыпанные гравием дорожки протянулись от больницы ко входной двери флигеля через два ряда цветников. Еще одна дорожка уходила куда-то в сад, теряясь в тени деревьев.
— Как здесь уютно, — сказала Кристина удивленно.
Окна флигеля светились ярким электрическим светом.
— Нам туда, — Андрей шагнул к пристройке, поискал глазами дверной звонок, а потом затарабанил по двери.
— Есть кто живой?! — громко крикнул Бандура.
Ответом ему была тишина.
— Попробуй еще раз, — предложила Кристина, приглядывавшая за окнами флигеля, — по-моему, занавеска шевельнулась.
Андрей принялся стучать еще более настырно. Вдалеке забрехали дворовые собаки, откуда-то донеслось кудахтанье кур. Село жило согласно обыкновенному вечернему распорядку, один флигель безмолвствовал.
Бандура грохнул по двери еще пару раз, так, что заныл кулак.
— Может, мне показалось… — подала голос Кристина. — Может, и нет там никого. Просто свет забыли выключить.
— Ага. Как же, забыли! Это тебе не город, где всю ночь светится иллюминация. Раз свет горит, значит, кто-то там засел. — Он двинулся к двери, потирая ушибленный кулак.
— Никто не сказал, что твой Эдик еще там.
— Так узнать я должен или нет? Алло, гараж! Открывайте!
— Если там какая бабуля дежурная сидит, ты ее уже до смерти напугал.
— Еще не напугал, — огрызнулся Бандура. — Сейчас только начну. Когда в окно полезу!
Последнюю фразу Андрей произнес настолько воинственно, что обитатели флигеля, если таковые и были, могли не сомневаться, — полезет наверняка.
Андрей размахнулся, планируя нанести двери последний, завершающий удар, когда та неожиданно растворилась. На пороге возникла изящная молоденькая девушка в белом медицинском халате и белой, опять же, шапочке. Андрей замер в позе метателя, нечаянно выронившего молот.
Приглядевшись, он признал в девушке медсестру, помогавшую доктору в тот черный день, когда они с Атасовым занесли в больницу истекавшего кровью Армейца.
— Что вы себе позволяете?! — закричала девушка, отважно наступая на Андрея. — Вы по какому праву двери ломаете? Что вы сюда ломитесь, как в собес?!
Под столь неожиданным натиском Бандура окончательно опешил и даже попятился. Медсестра выглядела совсем юной, она была бледна и, очевидно, напугана, но что-то, неведомое Бандуре, придавало ей храбрости.
— Мне доктора… — неуверенно начал Андрей.
— Да?! — враждебно воскликнула медсестра. — По вам не скажешь, что вы нуждаетесь в докторе! Скорее, в милиционере! Но, все равно, доктора сейчас нет, он уехал в рай он! Больница закрыта, так что всего хорошего, молодой человек! — Медсестра налегла на дверь. Бандура подставил ногу.
— Отпустите дверь! — взвизгнула девушка тоненьким, полным ярости голоском. — Я сейчас милицию вызову!..
— Тихо! Тихо! — зашипел Бандура, несколько обескураженный таким приемом. Штурм больницы не входил в его планы.
— Девушка! — Андрей напряг ногу, которую медсестра попробовала выпихнуть. — Девушка! Неделю назад я доставил к вам своего друга. Раненого пулей в грудь!
— Никаких таких справок мы не даем! — отрезала медсестра, упорно пробуя захлопнуть дверь. — Вашего товарища здесь нет!
— Как это нет?! Он что?.. — Андрей запнулся, не в силах подобрать нужных слов. — Эдик? Он жив?…
— Жив! — горячо признала девушка. — Но его здесь нет!
— Что значит, нет?! А куда он делся?!
Деться Армеец, по большому счету, мог куда угодно. Его вполне могли перевезти в госпиталь покрупнее, в Джанкой, например, а то и в Симферополь. Очень даже вероятно, что к делу подключилась милиция. И, наконец, до Эдика запросто могли добраться местные бандиты, и это, пожалуй, было самым страшным.
Андрей шагнул внутрь. Медсестра встретила его грудью. Он бесцеремонно оттолкнул ее в сторону. Медсестра отлетела в угол, зацепив плечом вешалку. Та рухнула на пол.
— Ну-ка, детка! Не будем ссориться! Ты же не хочешь, чтоб я тебе шею свернул? Пойдем, глянем в твои журналы! — процедил Бандура голосом Атасова.
Против всех ожиданий, медсестра с воплем прыгнула на Андрея и повисла на нем всем телом. Андрей не удержал равновесия, и они оба упали.
— Ничего себе! — воскликнула Кристина, все еще топтавшаяся во дворе.
— Милиция! — завопила медсестра. — Люди, помогите!
— Андрей! — крикнула Кристина. — Сейчас местные мужики набегут!..
— Первому обещаю пулю! — хрипел Бандура, барахтаясь под медсестрой, — и второму тоже! У меня пистолет и четыре обоймы!