которые «88» использует для пристрелки. Затем эскадрон поутюжили из «панцеров» T-IV, которых мы даже не видели. Позже в ход пошли более мощные снаряды. По их разрывам Пиз определил работу 105-мм полевых орудий. И это дерьмо сыпалось на нас не спереди, где полагалось быть врагу, а сзади и слева. «Какого дьявола?» — подумали мы.
Я взял с собой сержанта Хэскелла по прозвищу Тик и лейтенанта Мэрсдена, которого мы звали Герцогом. Он командовал одним из приданных отрядов. Подобравшись к вершине холма, мы заметили пехоту, которой полагалось окопаться и ждать приближения врага. Солдаты окопались, все верно, но только они стреляли в нас! Это были немцы! Либо штабисты что-то напутали с картой, либо мы оказались не на той высоте. Я вышел на связь с батальоном, доложил ситуацию и попросил разрешение на атаку немецкой пехоты.
— Держите позицию, — ответил полковник Л. — Никаких действий без моего приказа.
Тут не требовалось большого ума, чтобы просчитать дальнейший ход событий. Естественно, что наши соседи из Африканского корпуса не стали бы стесняться. В любой момент они могли оказаться у нас на коленях, выслав гранатометчиков с ранцами зарядов panzerfaust. Хуже того, артиллерия Роммеля вышла на дистанцию. Я снова вызвал батальон и попросил разрешения выйти из-под обстрела. Дайте нам сделать что-нибудь: либо пойти в атаку, либо отступить назад. Нет, ответил полковник Л., добавив несколько обидных слов о моем несоответствии мужскому роду. Мэрсден вступил в разговор и заработал свою дозу таких же оскорблений. Один из «Крусейдеров» в его отряде получил прямое попадание и загорелся. Когда из моторного отсека пошел черный дым, экипаж торопливо провел эвакуацию. Хэскелл указална южный фланг. Там, примерно в трех тысячах ярдах, к нам быстро приближалась фаланга темных точек. Я доложил об этом в штаб. Хэскелл добавил к моим цифрам еще десять танков, только что замеченных на дальней линии холмов. Тем временем мерзкие разрывы от снарядов 105-мм пушек продолжали приближаться. Шрапнель защелкала по корпусам. Песок покрылся ковром из дымящихся кусочков стали. Л. по-прежнему не разрешал нам покидать позицию.
— К черту все! — прокричал Хэскелл. — Я не собираюсь торчать здесь и ждать, когда фрицы прибегут сюда галопом и надерут наши сырные дырочки!
В тот же миг разрывной снаряд прошел рикошетом мимо нас в трех футах над песком и на скорости двести миль в час. Его кошачий визг оставил меня без воздуха в легких.
— «А» эскадрон, — проревел голос Меллори в наушниках, — начинайте отходить в организованном порядке!
Мы выполнили этот приказ, прежде чем Л. успел отменить его. Вот так командование переходило от слабого офицера к сильному. Чины не менялись; в бумагах не появились новые записи. Но каждый человек понимал все без слов.
Тем вечером Л. и Меллори уединились в штабном грузовике. Мы слышали, как они говорили на повышенных тонах.
— Прямо как Блайг и мистер Кристиен,[32] — сказал Мэрсден, когда я сменил его в 22.00 на дежурстве по лагерю.
Чуть позже пришел Стайн. Я угостил его чаем. Еще через несколько минут из штабной машины вышел Меллори. Его покрасневшее лицо пылало от гнева. Затем в проеме дверей появился Л.
— Шоу закончилось, — рявкнул он на Стайна.
Повернувшись ко мне, он спросил, не отрывают ли меня служебные обязанности от чтения книг. Следующим вечером Л. накинулся с нецензурной бранью на храброго, но немного уставшего командира отряда, которого я назову просто К. На пике разгромной тирады молодой офицер, совершенно без дурных намерений, сменил позу и опустил ладонь на кобуру.
— Давай, стреляй! — закричал Л. — Ведь вы все хотите этого, не так ли?
Наша армия отступила к «проволоке» на египетской границе. Мы запоздало постигали опыт «стариков» из 4-й и 7-й бронетанковых бригад. Мы поняли разницу между «связкой» и «свободой». Войсковая единица находится в «связке», если она контактирует с другими подразделениями справа и слева. Когда же она лишена любой поддержки и оставлена на саму себя, то начинается «свобода». Силы в «связке» могут держаться долгое время. Свободная сила способна только на бегство.
Мы начинали понимать, что искусство пустынной войны заключалось в выдворении плохих парней на «свободу» и в удержании своих сил в крепкой «связке». Именно в этом Роммель был великолепен. Его танки появлялись массивной волной из ниоткуда. Смелыми наскоками или хитрыми отвлекающими маневрами они разрывали нашу линию обороны, и фельдмаршал тут же вгонял в возникшие бреши клинья своих «панцеров». Оборона ломалась на части. Разъединенные подразделения оказывались на «свободе».
Нам приходилось отступать. Это не было трусливым и стремительным бегством. Мы разворачивались в новую линию и восстанавливали «связку» друг с другом. Второй действительно неприятный эпизод случился с моим отрядом при обороне горной гряды Мюзерат близ Эль-Дуды в пустыне восточнее Тобрука. Один конец этой природной преграды защищала австралийская пехота. На другом обосновались три-четыре отряда британских танков. Немцы атаковали гряду ранним утром, но были отбиты. Второй штурм начался после полудня. Его поддерживали тяжелые орудия «Восемь-восемь» и несколько танков T-IV, которые стреляли с дальней дистанции и часто меняли позиции.
Мы знали (хотя и не могли видеть), что за ними находилось крупное соединение быстрых Т-III и моторизованной пехоты. Они ожидали сигнала. В какой-то момент враг должен был усилить натиск и нанести основной удар по самой уязвимой точке на гряде. Стайн расположил одну из двух батарей в нескольких милях в тылу. Ее заградительный огонь удерживал немецкие «Восемь-восемь» от дальнейшего продвижения к нашим позициям. Сам он командовал второй батарей, размещенной неподалеку от нас на гряде. Для ведения дальней стрельбы Стайн выслал вперед корректировщиков огня. Они переезжали с места на место, прежде чем враг успевал открыть по ним огонь. В их распоряжении имелись два танка и два броневика. Прикрытием служили мобильные группы на нескольких джипах и грузовиках марки «Брен». Мой отряд, состоявший из двух «Крусейдеров» и одного А-9, также выдвинулся вперед для защиты этого участка. Одним «крестоносцем» командовал вновь прибывший капрал Уикс. А-9 находился под началом Пиза. Второй «Крусейдер» был мой. Нам позарез не хватало горючего и боеприпасов. Мы устали, как черти. До наступления темноты оставалось два часа. Всю вторую половину дня мы выжидали нескольких мгновений затишья, чтобы отойти назад и заправить баки. Но вражеский огонь не прекращался. Грузовики снабженцев тоже не могли приблизиться к нам.
Внезапно в наушниках прозвучал настойчивый сигнал. Один из «Бренов» был подбит. Эти машины (чуть крупнее джипов и с открытым верхом) использовались для многих целей, но в основном для транспортировки пехоты. Поврежденный грузовик перевозил мобильную группу прикрытия, защищавшую корректировщика Стайна. Мы не знали, что там случилось и насколько серьезно пострадали люди. Нашему отряду приказали взять их на броню. Уикс в разведывательном танке мчался первым. Вскоре мы увидели подбитый «Брен», от которого поднимался столб густого черного дыма. Чтобы защитить грузовик, тыловая батарея Стайна создала впереди дымовую завесу.
И тут немцы бросились в атаку. По ложбине, тянувшейся к северо-западу от гряды, хлынула темная масса танков. Я слышал, как Герцог докладывал: «Пять-ноль T-III и IV. Повторяю, пять-ноль». Эта армада катилась прямо к горевшему грузовику и находилась от него примерно в четырех тысячах ярдов. Танки шли не плотным ядром, а раздельно. Одна часть останавливалась и стреляла, а другая мчалась вперед. Затем они менялись: передние танки останавливались и открывали огонь, а задняя когорта подтягивалась, осматривалась и снова выпускала залп. Как только Уикс подъехал к грузовику, в него угодил фугас. Снаряд выбил столб дыма из моторного отсека. Я вызвал ребят по рации. В наушниках было слышно, как Уикс орал на своих парней. Похоже, один или двое из них получили ранения. Внутри танка царил хаос. Мы с Пизом находились в трехстах ярдах позади, когда я увидел еще одну вспышку фугаса. «Крусейдер» Уикса «сел на живот». Такое бывает, когда у танков ломается подвеска.
Позиция Стайна располагалась на юго-восточном крае гряды; он видел все, что происходило на равнине. (Я узнал это позже от Меллори, поскольку в то время был занят другими проблемами.) Очевидно, Стайн понял, что перемещение вражеских танков являлось началом основной атаки. Наш край гряды стал для немцев их schwerpunkt — критической точкой прорыва. Стайн видел, что в этом месте не было ни одного британского танка, кроме моей урезанной группы и отряда Мэрсдена. А мы уже несли потери. Помощи ждать не приходилось. Черные контуры «панцеров» виднелись теперь в 3500 ярдах. Стайн приказал своей батарее выкатиться вперед на равнину, а затем найти возможные прикрытия. 25-фунтовик представляет собой небольшую пушку. Ее дульный щит чуть выше человеческого плеча. Трое мускулистых парней могут перетащить ее на руках на любую позицию. Но стреляет она быстро и наносит солидный ущерб. Короче говоря, Стайн оказался в 3000 ярдах от немецких танков. Я не слышал его по рации; он был на другом канале. Но Меллори позже рассказал мне, что Стайн одновременно направлял огонь передней батареи и корректировал залпы тыловых орудий, а заодно запрашивал помощь от всех, кто мог его услышать.
К тому времени мой «Крусейдер» находился в ста ярдах от горевшего танка. Пламя с ревом вырывалось из моторного отсека. Я еще раз вызвал Уикса по рации и приказал ему эвакуировать экипаж. Находясь в подбитой машине, он, видимо, не понимал грозившей опасности. Пламя подбиралось к боеприпасам. Кроме того, парни могли задохнуться в дыму.
— Если я выгляну, они спустят на меня всех собак, — ответил Уикс, имея в виду, что попадет под огонь пулеметов.
Я отослал Пиза за людьми из подбитого грузовика, а сам направил танк на прикрытие Уикса. Мы услышали, как пули, будто камни, загрохотали по башне. Огонь шел слева, поэтому я приказал водителю зайти к левому боку горевшего танка и заслонить его нашим корпусом. Мы включили дымовые генераторы. Черная сажа взметнулась вверх. Я услышал титанический грохот и почувствовал: наша машина встала как вкопанная. Сначала мне показалось, что в нас попал снаряд. Но нет, мы просто врезались среди дыма в танк Уикса.