Он верил во внутреннюю эволюцию. Он говорил, что мы развиваемся от одного архетипа к другому: от странника к воину, от короля к мудрецу и мистику. Стайн верил, что история — «сага», как он называл ее (имея в виду такую мифологию, в которой душа совершает некую внутреннюю одиссею), — является для современного человека единственной надеждой на спасение, и что сами небеса побуждают к подобному развитию ирландцев и евреев.
Как бы лестница Якова, ведущая вверх: строка = рассказ = литература.
— Это наша духовная работа, Чэп. Твоя и моя. Не отлынивай от нее.
Шелест порвавшегося ремня вентилятора вырвал меня из воспоминаний. Как бы там ни было, я действительно оказался во внутренней пустыне. Стрелка термометра приближалась к красному сектору. Мы катились до полной остановки, подставляя радиатор под порывы ветра. Уоннамейкер проехал в двухстах ярдах справа и через четверть мили занял позицию у склона холма, с хорошим передним обзором и с возможностью прикрывать нас сзади. Когда минут через десять мы поравнялись с ним, он стоял неподалеку от машины и с недовольной гримасой разглядывал какие-то следы колес.
Неужели немецкие?
— Бронеавтомобили, — сообщил сержант. — Похоже, два.
Он не мог сказать, насколько свежими были следы — двухдневной давности или двухчасовой. К тому времени грузовик Уоннамейкера начало «лихорадить» — согнувшаяся тяга создала сильный люфт передних колес. Нам стало ясно, что без длительной остановки и крепких ударов молотка колеса будут лопаться на всем пути назад.
— Это наименьшая из наших бед, — констатировал Панч.
Он имел в виду бензин. Мы находились в пятнадцати милях от Южной пирамиды камней, и у нас оставалось два часа светлого времени.
— Нужно добраться до склада.
Мы поднажали и сократили расстояние до пяти миль. Свет убывал. Где же находился склад? Панч бывал здесь раньше, как и Грейнджер. Я усадил их обоих в кабины. Мы рыскали на расстоянии четырех сотен ярдов друг от друга. Равнина превратилась теперь в «стиральную доску», изобиловавшую лощинами и сухими оврагами. На каждой возвышенности виднелись следы колес. Гряда низких дюн пролегала с севера на юг и напоминала своим видом летний Брайтон. Неужели мы промахнулись?
— Впереди на двадцать минут, — прокричал Грейнджер, указывая на холм в нескольких сотнях ярдов справа.
По моему приказу грузовики расположились у основания гряды чуть севернее склада. Грейнджер хотел пойти вперед, но я не разрешил — он был слишком ценным для нас, как радист. На разведку отправились Панч и Дюрранс. Мы заглушили двигатели, чтобы в случае засады услышать их крики.
На закате в пустыню пришел ветер. Прохладный воздух заструился над горячим песком. Если замеченные нами следы колес были свежими, то бронемашины, оставившие их, могли быть где-то рядом. Я видел, как Панч и Дюрранс искали условный знак, отмечавший вход в склад. Заметив что-то, они скрылись за холмом. Затем разведчики вновь появились на склоне. Панч вытянул руки вперед ладонями вверх, как будто говорил, что мы можем не прятаться. Через несколько минут он вернулся к нам.
— Нас кто-то опередил.
Мы подъехали к месту засветло. Склад представлял собой траншею, вырытую в каменистом грунте и прикрытую настилом, который был замаскирован песком и камнями. В траншее плотными рядами стояло около шестидесяти немецких канистр и такое же количество «жестянок». Дюрранс открывал их по очереди и просовывал в каждую прутик. Пустая, пустая, пустая.
— Только пятнадцать с бензином.
Небрежные подсчеты говорили следующее: полученного бензина хватало только на то, чтобы вернуться назад. Если бы не две канистры, отданные Ником Уайлдером, нам не удалось бы даже этого.
— По крайней мере, мародеры продемонстрировали хорошие манеры и оставили нам часть своего провианта, — добавил Грейнджер. — У нас будет неплохой ужин.
Он передал нам шесть банок палестинского меда. Мы перенесли в траншею наше дизельное топливо. Оно могло спасти кому-то жизнь — пусть даже и врагу.
— Те парни, которые забрали бензин, могут находиться где-то рядом, — сказал Уоннамейкер.
Мы посмотрели друг на друга.
— Заканчиваем, — сказал я. — Нам лучше убраться отсюда.
Перед восходом луны в пустыне становилось особенно темно. Это вполне подходило для нашего плана. Мы были раздосадованы следами колес и ограбленным складом. Но не имело значения, кто реквизировал бензин — немцы, наши «томми» или «киви». В темноте они могли превратить нас в решето.
Мы понеслись на север по колее, оставленной нашими машинами. Шины грузовика Уоннамейкера дважды лопались из-за люфта передних колес. Когда взошла луна, мы остановились и выправили молотком деформированную тягу. Стук разносился на двадцать миль, если не больше. Затем наш отряд продолжил путь. Ночь потрескивала под замерзшими звездами. Нам пришлось надеть шинели и шерстяные шапки. В 22:00 мы разбили лагерь. Никаких огней. Холодная еда. До места встречи оставалось около четырнадцати часов езды. Двойная рюмка рома придала нам силы. Мы растянули антенну и попытались связаться с Джейком. Слишком поздно. Скорее всего, он уже настроился на Лондон и мировую службу новостей. Десять вечера в Ливии — это девять у нас дома. Мы тоже подвесились на Би-би-си. Баритон Альвара Лидделла квакал из наушников, установленных, словно маленькие динамики, на краю откидной панели, которая служила Грейнджеру столом. Стэндадж смотрел на звезды. Я спросил его, с какой точностью он может определить нашу позицию.
— Ты играл в гольф?
— Немного.
— Тогда с точностью до клюшки, — с усмешкой ответил он.
Воздушная атака была маловероятной, поэтому грузовики стояли бок о бок, с оружием, прикрытым брезентом. Мы выкопали ямки глубиной по колено, застелили их и легли в эти ложа на каменистой serire. Внезапно вдали послышался звук мотора. Парни бросились к оружию. Брезент срывался прочь, пулеметы снимались с предохранителей. Быстрые щелчки затворов. Я слышал дыхание Панча, свистевшее в его носу.
Звук мотора затих. Тишина.
— Кровавый ад, — прошептал Дюрранс.
Мы расслабились Через две минуты шум мотора возник опять. Наш отряд еще раз поднялся по тревоге… И снова тишина.
— Черт бы побрал это место! Что здесь происходит?
Дюрранс и Стэндадж схватили пулеметы «Томми» и выбрались из грузовиков, прислушиваясь к отдаленным звукам. Остальные заняли места у «Виккерса» и двух «Браунингов». Все навострили уши, как собаки.
— Там, — сказал Панч.
Он подошел к откидному борту нашего грузовика.
— Это кувшин с ромом воет.
Мы собрались вокруг. Ветер выдувал на горловине керамического горшка звук, в точности похожий на издаваемый мотором машины. Я свистом позвал Дюрранса и Стэндаджа. Парни плевались от злости и раздражения. Мы вновь устроились на ночь, но сон уже ушел. Мне показалось глупым сидеть здесь, накручивая свое недовольство. Путь на север был легким и ровным — ни лощин, ни скрытых ям, в которых могли бы зарыться машины.
— Собирайтесь, — сказал я. — Оставим несколько миль за нашими спинами.
Мы поехали с выключенными фарами, ориентируясь по Полярной звезде. Кого волновала наша усталость? Если бронеавтомобили повстречаются с нами при дневном свете, они пустят нас на фарш. Я вел машину. Уоннамейкер двигался в сотне ярдов позади и немного сбоку, чтобы мы не врезались друг в друга, если при проколе колеса кого-то из нас занесет в сторону. Каждые двадцать минут мы менялись местами. По протоколу патруль должен был останавливаться всякий раз, когда кто-то в группе терялся из виду. Движение могло продолжаться только после того, как оба грузовика находились в зоне видимости. Мы проехали пять миль, затем еще десять. Внезапно я заметил свет.
Фары? Звезды?
— Вы видите те светлые точки?
Да, их видели все. Никто из нас уже не доверял своим глазам. Точки света перемещались на север — западнее нас и параллельно нашему маршруту. Это не имело смысла! Враг, выискивавший нас, ехал бы с выключенными фарами. Неужели свет был фантомным. Я тащился за Уоннамейкером на скорости десять миль в час. Парни в обоих грузовиках следили за точками света через бинокли. Они находились примерно в двух тысячах ярдов от нас. Фактически в зоне досягаемости наших пулеметов.
— Ускоряемся, — велел я.
Точки света последовали нашему примеру. Мы замедлились. Наши странные спутники не удалялись. Внезапно рядом с первой парой точек появилась вторая — чуть дальше, но тоже на параллельном курсе.
— Давайте пальнем в этих жмуриков, — предложил Панч. — Заставим их пуститься в бегство.
Я запретил стрельбу. Огни вообще могли оказаться нереальными. Мне рассказывали о подобных атмосферных аномалиях. Та манера, в которой они повторяли наши движения, только убеждала меня в этой догадке.
— Они приближаются, — крикнул Стэндадж.
— Парни, успокойтесь! — рявкнул я. — И держите себя в руках.
По моему приказу оба грузовика свернули в сторону и помчались перпендикулярно от курса огней. Последуют ли они за нами? Взгляды парней устремились к заднему борту. А затем…
— Где Уоннамейкер?
Мы потеряли вторую машину. Я остановился и заглушил мотор. Мы затаили дыхание. Но грузовик на холоде не может сразу успокоиться. Подвесной мост и шасси трещали и пощелкивали.
— Я ни черта не слышу, — сказал Панч. Внезапно появилось темное пятно. Звук мотора. Панч засмеялся, выдавая наше местоположение. Это был грузовик Уоннамейкера.
— Сукины дети! — прокричал Дюрранс. — Мы чуть не открыли стрельбу по вам!
Из обеих машин посыпалась брань.
— Заткнитесь! Все!
Я был вне себя от ярости. С моих губ сорвался поток ругани, направленный на оба экипажа, включая сержанта Уоннамейкера. Люди удивленно смотрели на меня. Технически я не считался их командиром. Я не имел права кричать на них. Тем не менее парни отнеслись к моим тирадам с одобрением. Этот разнос пошел на пользу и мне. Когда я замолчал, мои нервы успокоились, и мысли в голове прояснились.