од задницу!» — смешила саму себя.
«А сын? — мелькнула мысль молнией. — Ему по конкурсу не сыщешь. Чужой дядя, сколь ни старайся, своим не станет, — вздохнула баба грустно. — Но ведь и этот уйти хотел. Что за отец? Какой с него толк, если так легко от семьи отказался? А может, сгоряча? Со зла ляпнул? Но ведь и обзывал, да как грязно! А теперь сидит, точно на цепи кто держит его, чего не уходит, старый козел? Молчит! Сказать нечего! То-то, гнус плешатый! Не все ходить, распустив хвост! Ты чаще других бываешь виноватым».
— Лель, ну ты скоро? — подошел Женька сзади, взял ее за плечи, но баба стряхнула руки:
— Ну что теперь от меня надо? Я сука, грязная шлюха, дешевка, подзаборная подстилка, еще кто? Чего ко мне липнешь?
— У нас с тобой сын!
— Правда? А разве вчера его не было?
— Поставь себя на мое место, тогда поймешь!
— На чьем месте стоишь сегодня? Что изменилось? Ведь все прежнее!
— Нет. Ты не права!
— В чем? — усмехнулась Лелька.
— Было время на размышление.
— Не ври! Сыча не стало. Вот и отлегло от задницы. Бояться теперь некого. А так дрожал, что тебя за мой ларек уроют. Вот и смылся. А дело вовсе не в пивнушке! Ты себя считаешь самым умным и порядочным. На самом деле — жлоб и трус! Прав был Сыч! Нет его, но слова остались. Он не ошибся и не соврал. Таким и я тебя считаю. Нет к тебе уважения.
— Вот так, значит? Выходит, даже мертвый он остался моим дублером?
— Дурак! Только шизанутый может ревновать к покойнику. Я давно поняла, какой ты есть. Я устала от тебя, занудливого, скаредного и трусливого. Не о таком муже я мечтала. А ты и мужиком быть перестаешь. Где ты, прежний Женька, за которого выходила замуж? Ты стал похож на престарелую капризную дамочку! И мне противно быть рядом с тобой.
Женька сидел у окна, курил. Лицо его пылало. И снова страх за него охватил бабу. Вспомнились слова лечащего врача Женьки перед выпиской: «И пуще всего берегите его от стрессов! Они для него — смерть…»
Женщина умолкла. Евгений с грустью произнес:
— Извини. Я не хочу навязываться. Просто хоть иногда дай мне возможность общаться с сыном. Нам нужно немного отдохнуть друг от друга и пожить врозь. Я пошел.
Встал из-за стола и, схватившись за сердце, коротко вскрикнул, осел на стул и сполз с него, широко открыв рот. Он силился вдохнуть, но не получалось. Лелька мигом вызвала «скорую помощь». Сама накапала валерианы в стакан воды. Женька бледнел на глазах.
— Женя! Пей! Слышишь?!
Но тот задыхался.
— Женька! Не уходи! Я люблю тебя!
На крик выскочил сын. Подбежал к отцу. Присел на пол рядом, целовал глаза, губы.
— Папка! Не надо компьютер. Только живи с нами, как всегда! — просил, наклонясь к лицу.
Врачи, увидев Женьку на полу, проверили пульс. Перенесли на диван, сделали уколы, принесли кислородную подушку, заставили его дышать.
— Сделайте кордиамин еще!
И снова укол. Врач не отпускает руку Женьки, слушает пульс.
Лелька стоит в дверях комнаты.
— Что случилось с ним? — спросила врач.
— Не знаю, — тихо ответила хозяйка.
— Только недавно его выписали из больницы. Я сама обследовала его, все было нормально, а тут приступ… Вы что, поругались? — глянула на Лельку зло. Та опустила голову. — Если не вытащим, эта смерть будет целиком на вашей совести! Нашли время для ссор! Ох уж эти бабы! — злилась врач откровенно.
— В больницу возьмем? — спросила медсестра.
— Погоди! Еще рано загадывать! — Врач приложила ухо к груди Женьки. — Ну, кажется, пронесло. Успели… Но вот эти таблетки пусть попьет, — оставила на столе несколько пилюль. И, уходя, остановилась у двери: — Пусть отдохнет завтра! А если не хотите остаться вдовой, перестаньте его бранить, пилить, воспитывать. Он у нас целый месяц лечился, отменный человек, умница, порядочный и очень спокойный. Берегите его!
Лелька присела рядом с Женькой. Тот устало открыл глаза, огляделся.
— Ушли? — Попытался встать, но Лелька не дала.
— Рано! Велели до утра лежать.
— Э-э, мало, что они скажут!
— Не пущу! — удержала на диване.
— Тогда расскажи, как Сыча убили.
— Как он мне надоел! Весь день целый город только о нем трещит. Ну пристрелили мудака как бешеного барбоса. А скольких он урыл? Взяли и бандитов из его шайки, троих. Двух без сознания зашвырнули, одного так загнули к земле, буквой «зю» повели в машину, закрутили руки на рога, врубили сапогами куда надо. И под вой в клетку закрыли. Так им и надо, что еще добавишь? Никто ментов не звал. Сами свалились как снег на голову. В минуты справились. А нам велели дышать спокойно.
— Знаешь, Лель, я сам хотел его убить. Даже адрес узнал. Ну, думаю, больше пяти лет не получил бы за гада! А милиция опередила. Я даже заму дал все поручения, печать отдал на всяк случай. И письмо тебе написал. Последнее… Мысленно простился с вами навсегда. Знаю, меня и на зоне достали б холуи Сыча. Конечно, свели б счеты. Зато я за нас отомстил бы! А только я закончил письмо, Иван позвонил. Сказал, что все кончено, нет Сыча больше. Мне поначалу обидно стало, что даже здесь опередили. Выходит, кто-то за меня молился и просил Бога оставить в живых и на воле. Он вступился, услышал.
— Выходит, ты не за границу, а в зону собирался? — догадалась Лелька.
— За границу я отказался поехать. Из-за Сыча!
— Жень! Ну ведь менты знали, где он живет, почему из квартиры не брали?
— Он никогда один не оставался дома. Всегда с кодлой! Менты много раз хотели его взять, крутые отстреливались, убивали ментов, а сами по крыше дома уходили. Слишком много жертв! И милиция не захотела больше терять своих ребят. Выследили в городе, в маленьком пивбаре, что может быть лучше?
— А ты к нему домой собирался?
— Сначала заглянул бы в казино, где Сыч бывает каждый день в одно и то же время.
— Откуда знаешь? — удивилась Лелька.
— С крупье казино по душам поговорили. Он и сказал. Многое поведал. Сыч в городе был воротилой. В свое время он даже в психушке лечился. Назывался сверхчеловеком, прилетевшим на «тарелке». Уж чего не накрутил, чтоб охмурять городских полудурков. Ну, мозгов ему не хватило на большее, как сколотить банду и пуститься во все тяжкие. Интеллекта у него ноль, способностей — никаких! Тупое животное! Дикий кабан, по какому давно скучала пуля…
— Жень! Возможно, ты хотел убить его. Я не спорю. Но никогда дурак не смог бы сколотить банду и столько лет держать в страхе милицию и город. Думаю, ты сам знаешь, что крутые в главарях не потерпели б психа! А Сыча другие бандюги боялись. Володька во многом разбирался. И не слыл профаном. Не ко всем был жестоким зверем. Но я не хочу больше говорить о нем. Слава Богу, что все закончилось вот так!
— Теперь мы можем вздохнуть спокойно, пока на месте прежних крутых не появились новые…
— Чур нас! Чур! — замахала руками Лелька, испугавшись даже предположения.
— Послушай, зайка! — привстал Евгений и предложил: — Ты не забыла, что я сыну обещал? Купить компьютер! Завтра вместе со мной поедешь выбирать. Заодно для дома присмотришь пылесос или стиралку. Договорились?
— Хорошо! — обрадовалась баба. Она любила делать покупки в дом.
— Кстати, Лель! Все забывал тебе сказать, возьми из багажника машины фрукты и минеральную воду. Мои друзья натащили. Хотел оставить в больнице, мне сказали, что это плохая примета. Так я мигом все сгреб в багажник со страху, — смеялся Евгений. — Зря ты упрекала, что они меня не навещали, бросили и забыли. Ребята каждый день ко мне прорывались. Даже в реанимацию. Андрюшка чаще всех, по два, по три раза в день! Главврача к себе расположил. Комплиментами, конфетами засыпал. Она и растаяла. Поверила, что ее красота нас исцеляет, как живая вода! Вот кобель! Мы, когда она входила, одеялами с головой укрывались. А этот вон что придумал, паразит!
Они еще долго говорили в тот вечер. Уснули далеко за полночь, когда вся улица давно спала и ни в одном окне не горел свет.
Лелька никак не могла заснуть. Да, она помирилась с мужем, но могла и потерять его сегодня. Промедли она со звонком, либо опоздала бы «неотложка»… Лелька вздрагивает.
— Никуда я тебя не отпущу! — говорит она мужу. Тот улыбается во сне, раскинув руки и ноги, спит. Может, впервые за все годы приснился ему светлый, звонкий сон, как в детстве — легкий, смешной. Такие сны как прыжок в прошлое. Жаль, что такое возможно только во сне…
Утром, едва проснувшись, Евгений спросил Лелю:
— Что произошло с твоей подругой? Куда она подевалась? Скоро месяц будет, как ее ларек закрыт. Уж не случилось ли несчастье? Ты бы хоть поинтересовалась. Не приведись, крутые ее достали.
— Тоня звонила мне недели две назад. Сказала, что замуж вышла!
— Чего? — выронил Женька рубашку. Рот его от удивления раскрылся до неприличия. — Да кому она нужна? Может, путаешь что-то? — не поверилось ему.
— Чем Антонина хуже других? Она всегда была в спросе, — усмехалась Лелька.
— Это ж кобыла! Что в ней от женщины? Или ослепли мужики? Как с такой в постель ложиться? Только с вожжами и кнутом! Кому она в радость, та Тонька? Одно слово — конь с яйцами, не баба! — хмыкнул мужик и добавил: — Прежде чем такую женой назвать, нужно написать завещание и на всякий поганый случай отдать его родственникам!
— Да будет высмеивать! У Тоньки в притоне было предостаточно поклонников!
— Камикадзе! Самые настоящие самоубийцы, экстремалы! Мыслимо ли дело вот так рисковать всем! Я ж для чего напомнил о ней — может, остальную часть банды Сыча Тонька отловила? Поприжала в своей хижине и, как тараканов, задушила?
— Кончай высмеивать. А вдруг ей и вправду повезло? Может, уехала на Гавайи иль на Канары в свадебное путешествие?
— Лель! Я знаю, ты фантазерка и мечтательница. Но во всем есть свои границы! Подумай, кто эту доменную печь повезет за границу? Только псих! Но этих за рубеж не выпускают. Не дальше Магадана, не ближе Мурманска отдыхают эти молодожены. Если еще не успели урыть друг дружку.