Но пошьет этак лет через двести.
Он для бедной старушки полушки не даст,
Но для той же для бедной старушки
Филантропам глаза намозолить горазд
Помаванием нищенской кружки.
Приготовишь его – на его аромат
Собираются ангел и грешник.
(В чемодане сокровище это хранят,
Но иные спускают в скворе-ш-ник.)
Посоли его клеем, в опилках свари,
И, поверь, он не будет в обиде.
Посоли и свари, но при этом, смотри,
Сохрани в симметрическом виде!»
Он почувствовал здесь, что настала пора
Прекратить бесконечные речи,
И «соратником верным» назвал он Бобра,
Положив ему руки на плечи.
И признался Бобер (и блистал его взор
Выразительней даже, чем слезы),
Что в Уроке ночном заключался объем
Мировой познавательной прозы.
И вернулись они без обычной грызни,
И услышали глас Балабана:
«Ваша дружба одна окупает сполна
Тошноту, ску-ш-ноту океана!»
Бедокур и Бобер задружили с тех пор;
И страданье от засухи летней,
И дрожанье вдвоем под осенним дождем
Укрепляли союз многолетний.
Где Бобер побобрел, Бедокур подобрел,
Там решается спор моментально.
СНАРКотический крик прокубякал Чирик,
Укрепив их союз цементально!
Финт шестойСон Балабола
И наперстком хотели его поразить,
И надеждою пылкой, и вилкой,
Жел. дорожною акцией стали грозить,
И обмылком, и злобной ухмылкой.
И уснул Балабол, доказать не сумев,
Что Бобер – кружевник непотребный,
Но давнишний кумир в сновиденье узрев,
Заседавший в Палате Судебной.
Адвокатствовал Снарк в парике и в очках,
Защищавший и справа, и слева
Молодую свинью, обвиненную – ах! —
В незаконном побеге из хлева.
Доказательства были, что эта свинья
Не пришла по команде к загону.
И толмачил Судья, каковая статья
Применяется здесь по закону.
Обвинительный акт прозябал, сырова(к)т,
Да и Снарк был туманчив до жути…
Лишь часа через три разобралось Жюри
В сути Дела о свинском закуте.
Но еще обвинительный акт не прочли,
Как Присяжные враз указали:
Ни словечка понятным они не сочли,
Что в судебном услышали зале.
На судейские «Ик!» адвокатское «Фиг!»
Прозвучало разумно и здраво.
Снарк промолвил: «Судья и коллеги-друзья,
Посмотрите налево-направо:
По статье об Измене грозит эшафот,
Или штрафом задавят большущим.
Обвиненье в Банкротстве само отпадет,
Если признан клиент неимущим.
Но не может вина быть свинье вменена
В Дезертирстве – хотя бы условно,
Ибо Алиби прочно имеет она.
Это значит: свинья невиновна.
Показанья учесть попрошу, ваша честь, —
Он к Судье обратился с поклоном, —
И черту вас прошу я по Делу подвесть
В соответствии с нашим законом».
«Но в чертáх ни чертá я не смыслю», – Судья
Отвечал – и услышал от Снарка:
«Не умеете вы – подведу ее я».
И подвел, и Суду стало жарко!
Показанья Свидетелей свел он к нулю,
Изменив на свои показанья,
И взмолился Судья: «При вердикте, молю,
Вы умерьте свои притязанья!»
И насупился Снарк, и под сводом дворца
Раздалось роковое: «ВИНОВНА!»
И схватились Присяжные все за сердца,
И упали на пол – поголовно.
И решительный Снарк произнес приговор,
И Судья промолчал боязливо,
И вошла тишина во дворец и во двор,
Словно воды во время разлива.
«На плантации! Труд от зари до зари!» —
Прозвучали слова Адвоката.
И заметил Судья: «Хорошо для Жюри,
Для Юстиции, сэр, – СНАРКовато!»
Но тюремщик вошел и сказал: «Господа,
Приговор ваш не стоит понюшки,
Ибо свинка покинула нас навсегда,
Десять лет, как уж нету свинюшки!»
Попрощался Судья и ушел отдыхать,
А за ним и Жюри потянулось,
И один только Снарк продолжал громыхать,
Ибо в нем честолюбье проснулось.
Балабол при луне это видел во сне.
Громыхание утречком рано
Было слышно не зря: то ни свет ни заря
Просыпался набат Балабана!
Финт седьмойУчасть Банкира
И наперстком хотели его поразить,
И надеждою пылкой, и вилкой,
Жел. дорожною акцией стали грозить,
И обмылком, и злобной ухмылкой.
И увидел Банкир: окружающий мир
Был прекрасней любого подарка! —
Не раскинув умом, он исчез за холмом,
Увлеченный охотой на Снарка.
И когда он с наперстком носился в полях,
Пролетела над ним Барабашка
И схватила его. Пригвоздительный страх
Испытал он впервые, бедняжка!
«Ах, оставьте меня!» – взголошился Банкир,
Предложив ей кредит без процента,
Но она, хохотнув, ворохнула эфир
И тряхнула за шкирку клиента.
Он и в крик, он и в плач, он и впрыг, он и вскачь,
Чтобы в пасть не попасть Барабашке.
Он и хресь, он и тресь, он измучился весь
И свалился на землю в кондрашке!
Барабашки слетелись на праздничный пир
И устроили шабаш победный.
И сказал Балабан: «Я боюсь, что Банкир…» —
И ударил в свой колокол медный.
Почернел и лицом, и причинным концом
Финансист, пострадав барабашно,
И рубашка на нем побелела притом,
Поседела на нем старикашно.
И вздохнула толпа, и струхнула толпа,
Ибо встал он, и мрачный, и фрачный,
И злобесный поток, что излить он не смог,
Заменил на оскал многозначный.
И он чресла свои бросил в кресла свои
И запел мимзистическим тоном.
И сказал Балабан, страхотой обуян,
И промолвил с трагическим стоном:
«Не страши старшину, не круши тишину,
Мы и так уж полдня – трали-вали.
Если Снарка до звезд не СНАРКаним взахлест,
То до ночи СНАРКаним едва ли!»
Финт восьмойСнарк исчезает навсегда
И наперстком хотели его поразить,
И надеждою пылкой, и вилкой,
Жел. дорожною акцией стали грозить,
И обмылком, и злобной ухмылкой.
Результат нулевой унижал, хоть завой,
И Бобер, пессимист по природе,
Заскакал на хвосте при вечерней звезде,
Убедившись, что день на исходе.
«Это голос Кошмарка! – вскричал Балабан. —
Узнаю: это голос Кошмарка!
И, слыхать по всему, подфартило ему
Закогтить легендарного Снарка!»
И сказал Бедокур: «Если он за горой,
То шутник он, видать, не последний!»
И вдруг Булочник – их безымянный герой —
На горе появился соседней.
И прекрасен, и тверд, как наследственный лорд,
Он стоял на краю каменистом,
Он застыл, словно спазм, и в провал, как в маразм,
С молодецким отправился свистом!
Закричали они: «Это Снарк и успех!»
И удвоили звёзды мерцанье,
И взорвал небеса оглушительный смех.
«Это Бу…» – раздалось прорицанье.
А потом – тишина. А потом, как струна,
Прозвенело и верхом, и низом
Непонятное «…джум!» – и пришло им на ум:
Это шум, навеваемый бризом.
Ни пера и ни пуха они не нашли,
Ни зарубку, ни мету, ни марку
Там, где Булочник нечто увидел вдали
И вплотную приблизился к Снарку.
И смеялся он так, что не вставил словцо
В эпилоге финального акта,
И внезапно исчез, не открыв им лицо,
Ибо Снарк был Буджумом – вот так-то!
Пища для ума. Эссе и послания
© Перевод. Т.А. Осина, 2020
Пища для ума
Завтрак, обед, чай; в крайних случаях – завтрак, ланч, обед, чай, ужин и стакан чего-нибудь горячего перед сном. Как мы заботимся о пище для своего любимого тела! Но кто из нас делает так же много для ума? И в чем причина столь разного отношения? Неужели тело гораздо важнее? Ни в коем случае! Однако от сытости тела зависит сама жизнь, в то время как мы способны продолжить животное существование (вряд ли его можно назвать человеческим), даже если ум голодает и бедствует. Поэтому природа распорядилась таким образом, что серьезное невнимание к нуждам тела вызывает столь очевидный дискомфорт и столь резкую боль, что очень скоро мы вспоминаем о долге; а некоторые особенно важные функции природа полностью берет на себя, не оставляя людям выбора. Попытки управления собственным пищеварением и кровообращением для многих из нас закончились бы плохо.