тим дискуссиям. Однажды он вместе с дядей Анны, сэром Джеймсом Болейном, вступил в спор с Хью Латимером и Николасом Шекстоном, после чего эта дискуссия продолжилась в переписке15.
Уильям Латимер вспоминает, как однажды Анна обнаружила в молитвеннике написанные чьей-то рукой «праздные стихи». Правда, при этом он забыл, что когда-то в начале романа с Генрихом и сама Анна писала подобные стихи в своем часослове. Кажется, будто и Анна позабыла об этом и была полна решимости найти виновного. «Она никак не могла успокоиться, желая выяснить, кому принадлежит книга». Когда же наконец стало ясно, что виновницей была ее кузина Мэри Шелтон, Анна «отчитала ее за то, что та допускает безнравственную чушь на страницах молитвенника – книги, в которой, по ее словам, должно как в зеркале искать отражение своим блуждающим мыслям»16.
Однако у этой истории есть и другая сторона. При дворе Анны кроме чтения Писания существовал также «досуг» (то есть развлечения и увеселения), и этим занятиям отводилось отдельное время. Финансовая отчетность о личных расходах Анны, а также о расходах на празднества в бытность ее королевой не сохранилась, и нам трудно судить о блеске и роскоши дворцовой жизни того периода. И все же есть достаточно свидетельств о поразительных переменах, которые начали происходить вскоре после того, как Анна стала королевой. Спустя неделю после коронации сэр Эдвард Бейнтон, вице-камергер Анны, в письме к ее брату Джорджу, который в это время находился во Франции с дипломатической миссией и следил за переговорами Франциска и папы в Марселе, словоохотливо поделился своими наблюдениями: «А что касается досуга и увеселений в покоях королевы, то такого никогда еще не было. Если у кого-нибудь из Вас, ныне отсутствующих, есть дамы, которые, по Вашему мнению, благосклонно относятся к Вам и в некоторой степени должны оплакивать разлуку со своими покорными слугами, я ни на йоту не смог бы догадаться об этом по их танцам и тому, как они проводят здесь время»17.
Слово «слуги» в этом контексте весьма примечательно, поскольку Бейнтон, безусловно, имеет в виду французское слово serviteurs, принятое в куртуазном ухаживании в значении рыцарского служения даме. Таких отношений в свое время призывала остерегаться Маргарита Ангулемская, ибо в роли «покорных слуг» выступали настойчивые мужчины, готовые на все ради близости без обязательств, причем неважно, свободна дама или замужем.
Воспоминания Латимера явно идут вразрез с письмом Бейнтона. Однако именно слова Бейнтона подтверждаются описаниями Ланселота де Карля, который изображает двор Анны во французском стиле, где царят увеселения в духе куртуазной любви:
Танцы, игры, развлеченья разные,
Охота, наслажденья без забот
Всецело занимают лордов и молодых особ.
Немало рыцарских турниров прошло в честь знатных дам:
Любой готов с копьем лететь, отвагою упрям,
Иль, чтоб себя не посрамить, – соперникам клинки скрестить,
А между тем забавы те и легкий флирт
Положено закончить без обид18.
В придворных развлечениях неизменно присутствовала женщина-шут, веселившая всех своими прибаутками, нередко фривольного характера. Королева специально покупала для нее наряды и головные уборы, в частности, известно о «чепце из зеленого атласа», украшенном «оборкой и декоративными элементами». Имя шутихи неизвестно, однако есть сведения о том, что она знала несколько иностранных языков и совершила паломничество в Иерусалим. Возможно, это была дурочка Джейн, которая потом продолжала служить королеве Екатерине Парр и дочери Генриха, Марии19.
Поэзия, главным образом лирическая, была той формой искусства, которая служила для написания сценариев куртуазных забав. В кругу друзей стихи не просто декламировались – их пели, а однажды под них даже танцевали20. Эта культура процветала при дворе Анны, о чем свидетельствует уникальный документ – Девонширская рукопись. Эта антология любовных стихов получила такое название, поскольку долгое время хранилась в библиотеке герцога Девонширского в Чатсуорте, откуда в начале XIX века попала к Джорджу Фредерику Нотту. Нотт не вернул рукопись в библиотеку. В январе 1842 года она была продана и с тех пор хранится в коллекции Британской библиотеки21. Этот манускрипт карманного формата объемом 114 листов и с десятью частично заполненными форзацами имел хождение в узком кругу людей, которых связывали дружеские и любовные отношения. Туда они записывали свои стихи, там оставляли свои комментарии и подписи, как потом это будет принято делать в альбомах. Вполне возможно, поначалу это был занимательный способ скоротать время, и книга постепенно заполнялась как четверостишиями, так и более длинными стихотворениями, сочиненными или переписанными, отрывками из романов, в которых рассказывалось о влюбленных, разделенных преградами внешнего мира, а также зашифрованными посланиями, краткими записками, монограммами и анаграммами, заметками на полях и отсылками на истории любви и утрат. Многие поэтические отрывки взяты из поэмы «Троил и Крессида» Джеффри Чосера, которая в 1532 вошла в первый сборник его сочинений, изданный Уильямом Тинном22. В 1533 году ярый сторонник Екатерины сэр Томас Элиот опубликовал острую сатиру под названием «Рядовой пасквиль» (Pasquil the Playne), в которой высмеял привычку, вошедшую в то время в моду у придворных – всюду появляться с экземпляром «Троила»23.
Судя по содержанию Девонширской рукописи, которую писали на протяжении десятка лет, наиболее интенсивный период ее составления приходится на середину и конец 1530-х и начало 1540-х годов. Предположительно, книга изначально принадлежала Мэри Говард (супруге Генри Фицроя), поскольку на лицевой стороне обложки имеются тисненные золотом латинские инициалы M. F. (от англ. Mary Fitzroy – Мэри Фицрой), однако на форзаце есть подпись Мэри Шелтон, которая, судя по всему, курировала заполнение книги24. Число авторов, участвовавших в составлении сборника, варьируется от двенадцати до двадцати человек, многие записи ограничиваются одним-двумя словами, которые беспорядочно вписывались на протяжении многих лет, нередко с большим временным интервалом. Страницы пестрят зачеркиваниями, междустрочными приписками, помарками, кляксами, замечаниями на полях, что в целом придает этому сборнику характер записной книжки25.
В стихах, собранных в Девонширской рукописи, отчетливо прослеживаются три основные темы. Любовь следует хранить в тайне, подальше от всевидящих глаз и всеслышащих ушей. Любовь всегда тесно связана с политикой, властью и предательством, особенно что касается женщин. Важно научиться маскировать свои чувства – опрометчивость в любовных отношениях может обернуться трагическими последствиями. Стихотворение, открывающее сборник, задает общий тон:
Внемли совету – осторожной будь,
Чтоб взгляд влюбленный не выдал суть.
Читать себя как книгу не позволяй,
А лучше – виду не подавай.
Лукавство бдит, и хоть скрывай
Ты помыслов заветных нить,
Глаз любопытных не закрыть,
Так виду ты не подавай 26.
Рукопись насчитывает 185 стихов, при этом считается, что автором 129 из них, включая приведенное выше, является Томас Уайетт. Однако нет ни одной строки, написанной его почерком, и ни одного свидетельства того, что он непосредственно принимал участие в создании этого сборника. Скорее всего, стихи переписывались из других источников или писались по памяти, если составители знали их наизусть27.
Примерно в 1537 году владелицей рукописи стала Маргарет Дуглас. По почерку удалось установить, что автором многих записей была Мэри Шелтон. Она оставила свое имя в двух разных местах, не считая форзаца, и включила в сборник стихи собственного сочинения, сделав пометку на полях напротив одного из них – «скверные стишки». Рядом с другим стихотворением она небрежно написала: «Выучить, но только чтобы петь». На полях около стиха, в котором некий воздыхатель говорит, как он «страдает в печали», кто-то (возможно, это была Маргарет Дуглас) оставил язвительный комментарий: «Даже и не мечтай». В ответ Мэри возражает: «Это стоит того». Судя по тому, что ее реплики нередко появляются в ответ на замечания Маргарет, можно предположить, что ее и племянницу короля связывала довольно тесная дружба. Под заключительным стихом Мэри добавляет строчку следующего содержания: «О непрошеной услуге просить не надо. Мэри Шелтон». Должно быть, стихотворение было написано ее поклонником, поскольку первые буквы каждой строфы складываются в одно слово SHELTUN (так писалась фамилия Мэри). Акростихи, загадки, построенные на двойных смыслах и тайных намеках,– эти излюбленные приемы куртуазной риторики были хорошо знакомы как Мэри, так и самой Анне28.
В кругу Анны и среди ее современников было принято называть стихотворные произведения такого рода «песнями» или «балладами». После смерти Джорджа Болейна многие вспоминали о нем как о талантливом «сочинителе» «разнообразных песен и сонетов», хотя, конечно, его нельзя было поставить в один ряд с Томасом Уайеттом29. Стихи за возможным авторством Джорджа широко обсуждались литературными экспертами, однако пока не удалось точно установить, кто повлиял на его поэтическую манеру30. Принято считать, что некоторые из его стихов вошли в таинственный сборник «Суд Венеры» (Courte of Venus), изданный в 1538 году, правда, ни один из его экземпляров не сохранился полностью31. Крестник королевы Елизаветы Джон Харрингтон, отец которого в свое время был придворным музыкантом у Генриха и лично знал Томаса Уайетта, утверждал, что автором известного стихотворения из этого сборника был Джордж, хотя в том варианте, в котором оно присутствует в Девонширской рукописи, его обычно приписывают Уайетту. Озаглавленное Харрингтоном как «Влюбленный в отчаянье от суровости своей дамы», оно начинается так: