– Тогда, если я ничего не путаю, мичман Дыбский с той же «Победы» через каких-то местных жриц любви пристрастился к курению подобного дурмана и даже дошёл до того, что как-то раз несколько перебрал и угодил в лазарет. Говорили, впал практически в нирвану, с видениями и галлюцинациями, – пояснил лейтенант.
Надо же, какие он сложные слова знает… Хотя, в принципе, чего же тут непонятного? Передоз – он и в стародавнем Порт-Артуре передоз. И ничего-то в этом поганом мире не меняется…
– Вот видите! А я услышал о «господине Ху» чисто случайно. Тут за мной с утра, видите ли, тоже попробовал увязаться, так сказать, «хвостик» из пары хитрых граждан азиатской наружности. Но я сумел их обезоружить и даже немного поговорить по душам. И, к моему невероятному удивлению, они оказались подосланы совсем не вашими жандармами или военной контрразведкой, как я подумал в первый момент…
– А кем?
– Это были некие китайские кули, который утверждали, что они здесь по поручению этого самого «Ху», который действует в сговоре с японцами.
– Погодите, что значит «были»?
– То самое и значит. В финале разговора мне пришлось их обездвижить. То есть чувствительно приложить их по бестолковым головёнкам рукояткой пистолета и связать, – соврал я. – Да вы не бойтесь, навряд ли я их насмерть зашиб, очухаются. Хотя, между прочим, убить их очень даже стоило, поскольку в самом начале нашего разговора они нагло и цинично попытались меня зарезать…
– Так надо же доложить! – прямо-таки взвился лейтенант, в голосе которого теперь появился испуг.
Вот же «военная косточка», прости господи…
– О чём вы собираетесь докладывать и кому? Я знаю лишь только то, что сегодня, в месте, про которое я у вас только что спрашивал, некие японцы, которых, вероятно, будут прикрывать люди этого самого «господина Ху», намерены с кем-то встречаться. Возможно, это даже будет кто-то из гарнизонных офицеров или чиновников, которые продались неприятелю за деньги. При этом у них самые серьёзные намерения и они придут туда вооружёнными. Но, увы, я не знаю всего об их целях и мотивах – тут одни сплошные предположения. Может быть, речь идёт вовсе не о каком-то там шпионаже, а всего лишь о контрабанде?
Японцев я в данном случае приплёл исключительно ради пущей убедительности. То, что вместо них на встречу могли заявиться какие-нибудь англичане, – не столь существенно. В конце концов, Порт-Артур сейчас осаждают не сыны туманного Альбиона и во время любой войны информация всегда выглядит более убедительной, если речь идёт о происках явных врагов.
– А зачем они тогда к вам прицепились, если это простые торговцы опием? – слегка удивился Зиновьев.
– Поверьте, это загадка и для меня. Увы, моих познаний в японском и китайском языках не хватило на то, чтобы это понять, но предполагаю, что они меня просто с кем-то спутали. Хотя почему бы не предположить, что японцы и торговцы опиумом – это действительно одна компания с общими интересами?
– И что же тогда делать?
– Ответ, увы, будет банален. Как и в предыдущем случае – пока ничего. Какую-то экзистенциальную угрозу для обороны крепости вся эта возня навряд ли представляет. Поэтому давайте сделаем вот что. Для начала я пойду туда один и попробую хоть что-нибудь выяснить. Ну а вы, коль уж я вас предупредил, будьте начеку. И, если я не вернусь сюда до утра или вдруг где-нибудь около полуночи в известном вам месте начнётся стрельба, пожар или ещё что-нибудь сверхординарное, поднимайте тревогу. Но только не раньше, чем это произойдёт. В противном случае мы с вами можем лишь серьёзно навредить сами себе. Надеюсь, вы меня понимаете, господин лейтенант?
– Вполне.
Я смотрел на него, размышляя. Ну да, вроде бы честный парняга, и, судя по событиям прошлой ночи, не трус, и не, как выражаются у нас, «караул-пессимист». Вполне себе типичный «первый после Бога», как говорят на флоте. А что, если…
Ведь может сложиться так, что нынешний вечер станет для меня реально последним здесь. И что тогда? Этот негодяй из будущего, похоже, уже успел дать японцам весьма многое из известных ему раскладов насчёт дальнейших событий этой войны. И после этого – уйти просто так, не попытавшись хоть как-то уменьшить нанесённый им ущерб? Ну уж нет, фигушки. На мой взгляд, попробовать хоть как-то «помочь нашим» всё-таки стоило. С оговоркой, что возможности для подобного у меня были, мягко говоря, сильно ограничены. Ах, если бы всё было по стандартному «попаданческому варианту» из очень плохих фантастических романов начала следующего столетия и я действовал в Петербурге, да ещё и в теле кого-нибудь из великих князей, – тут бы я такого наворотил! Дарт Вейдер нервно перекуривал бы в сторонке… А тут, увы, придётся заходить чуть ли не с самого низового уровня. И никто не знает, дойдёт ли моя информация до самого верха…
Но, по-моему, игра всё-таки стоила свеч. Будем считать, что тёмную сторону тоже не надо недооценивать, она и сама может кино снять. Бюджет поменьше, но спецэффекты те же самые. Такие, что никому не понравится.
Думаю, Бог простит, а вот лейтенант российского флота Зиновьев потом вполне может запросто проклясть меня, грешного. Хотя бы за то, что я решил посвятить именно его в разные страшные тайны, и сотой доли которых не должен знать ни один здешний «абориген», заодно превратив бедного офицера в «ходатая по поводу будущего империи». А ведь его запросто могут объявить банальным сумасшедшим…
Хотя, с другой стороны, выбора у меня всё равно не было, да и, в конце концов, где-то он и сам был виноват. Вот не припёрся бы тогда к Майскому поглазеть на меня и не пустил бы переночевать – глядишь, на его месте мог оказаться кто-то другой. А теперь по-любому поздняк метаться…
– Ну хорошо, – сказал я, прерывая затянувшуюся паузу. – Только тогда вот ещё какой нюанс, господин лейтенант. Так уж вышло, что в ходе своих кратких и незапланированных встреч со всеми этими шпионами и их «помощничками» я совершенно неожиданно узнал много интересного. Я бы даже сказал – слишком много. И самое удивительное, что это касается не только дальнейшей обороны Порт-Артура, но и Второй Тихоокеанской эскадры. А поскольку я действительно не знаю, чем может закончиться мой сегодняшний визит в чёртову бухту в устье Лунхэ, перед уходом на эту встречу я попытаюсь изложить всё, что успел узнать от вражеских агентов, на бумаге. Конверт будет лежать вот на этом самом столе. И, если я не вернусь к утру или будет сообщено о моей гибели, дайте слово офицера, что хотя бы попробуете довести всё, что будет изложено в моём послании, до ваших начальников. Как минимум напишите, как говорят русские моряки, «рапорты» от своего имени, адресовав их прямиком командиру порта контр-адмиралу Григоровичу и исполняющему обязанности главкома Первой Тихоокеанской эскадры контр-адмиралу князю Ухтомскому. Можете продублировать эти докладные и представителям сухопутного командования, но это уже всецело на ваше усмотрение. Вот только моё имя в этом случае прошу нигде не упоминать, поскольку уж оно-то точно не будет способствовать повышению начальственного доверия к подобной информации. Ведь я для здешних генералов и адмиралов не авторитет, а скорее совсем даже наоборот. И помните: от ваших дальнейших действий может зависеть очень многое. Так даёте слово?
– Да, слово офицера, – сказал Зиновьев, по лицу которого было видно, что в лейтенантской голове творится изрядный сумбур.
– Слушайте, мсье Рейфорт, а кто вы тогда такой на самом деле? – неожиданно выдал он. Видимо, это был наиболее мучивший его вопрос.
– Увы, господин лейтенант, я действительно всего лишь иностранный журналист, который неожиданно для самого себя оказался не в том месте и не в то время, – усмехнулся я на это. – Считайте, что я здесь всего лишь детектив-любитель вроде Шерлока Холмса и просто люблю распутывать всякие загадки и тайны…
Ничего больше Зиновьев почему-то не спросил, хотя было понятно, что не слишком-то он мне поверил. Интересно, за кого он меня теперь считал? Последнего романтика? Шпиона? Дружественного контрразведчика? Марсианина в резиновом скафандре? Да и хрен с ним. Пусть думает что хочет…
– Так мы договорились? – уточнил я, завершая этот разговор. – И пожалуйста, до утра ведите себя как можно естественнее, не делайте никаких резких движений…
Зиновьев молча кивнул. Закончив трапезу на этой странно-возвышенной ноте, мы попили чая с булками. Чай был хороший, китайский, булки – практически домашние и очень вкусные, но при всём при этом задумчивый господин лейтенант выглядел трагично, словно накушался говна. Слишком уж много на него за считаные минуты свалилось разных загадок и непоняток. Было видно, что он явно хочет спросить что-то ещё, но, надо отдать ему должное, всё-таки сдержался…
В общем, сразу после обеда Зиновьев опять отправился на службу, строго-настрого предупредив своего Петьку насчёт того, чтобы денщик ни в коем случае не трогал бумаги, которые будут лежать на этом столе, и что этим вечером «скорее всего, задержится» и может вернуться поздно.
Если он вознамерился в своей привычной манере поиграть в картишки в привычной тёплой компании – замечательно. По крайней мере, отвлечётся на какое-то время и не будет делать глупостей до утра. Тем более что, как я уже убедился, здешние генералы ночью всё-таки предпочитают не размышлять о грядущих битвах, а дрыхнуть.
Далее я наблюдал, как лейтенант достаёт из глубин комодного ящика короткоствольный револьверчик буржуазной марки «Веблей» № 2, он же «Бульдог», и трясущимися, явно с непривычки, руками пихает в гнёзда его барабана толстые маслянисто-жёлтые патроны из картонной пачки с фирмовым клеймом. Интересно, откуда у него такой дикий и явно не табельный шпалер? Небось ещё гардемарином прикупил на сэкономленные на завтраках карманные деньги…
Засунув снаряжённый «Бульдог» в карман своих чёрных форменных брюк, Зиновьев, видимо, счёл себя готовым к любым сюрпризам вплоть до абордажной схватки, застегнул китель, водрузил на голову фуражку и, пожелав мне удачи, вышел на крыльцо. Судя по данным ИКНС, давешний топотун во всё той же неторопливой манере двинулся за ним.