— На самом деле, мне, вероятно, стоило бы отстранить инспектора от этого дела, — задумчиво произнёс он. — Вообще-то тот факт, что ваша мать была замешана в этой истории, делает ваше участие в расследовании нежелательным.
— Она оставила меня сразу после рождения, я её даже не помню. И вы сами сказали, что преступник не может быть тем же самым человеком.
Она замолчала.
— Пожалуйста, разрешите мне продолжать, — попросила она.
Открылась дверь, и в кабинет вошли Кроок с Рюбэком. Кроок не мог отдышаться, словно бегом бежал вверх по лестнице; с его лба стекали ручейки пота. Рюбэк улыбнулся и подмигнул Бритт-Мари.
Она оставила приветствие без ответа.
— Вы это видели? — спросил Кроок, бросая две газеты на стол перед Фагербергом.
— Что там ещё, черт возьми…
Фагерберг встал и оперся руками о свой стол. Бритт-Мари всем телом подалась вперёд, чтобы разглядеть заголовки.
«Полиция совершила ошибку: Болотный Убийца вернулся».
Больше Бритт-Мари ничего не успела прочесть, потому что Фагерберг схватил обе газеты и скомкал их в большой шар, который тут же полетел в мусорную корзину. Потом Фагерберг вернулся на своё место.
— Как, чёрт побери, они это раскопали? — прорычал он, рыская взглядом среди подчинённых.
Все в недоумении покачали головами.
— Вообще-то, газетчики и сами могли это пронюхать, — осторожно произнёс Рюбэк. — Никто не делал государственной тайны из произошедшего в Кларе.
Фагерберг вздохнул.
— Как будто у нас без этого мало проблем. Репортёры обрывали телефон всё утро, а вчера вечером я разговаривал с какой-то недалёкой бабой из родительского комитета, которая интересовалась, почему мы не закрываем школу Эстертуны. Она звонила мне прямо домой! Домой! В воскресенье!
Рюбэк сочувственно закивал.
— Горожане собираются организовать ночное патрулирование в Берлинпаркен, — сообщил он. — Добровольцы будут сопровождать женщин, которые работают допоздна, и провожать их до дома.
Фагерберг покачал головой.
— Нет предела человеческой глупости.
Он ненадолго замолчал, а потом снова заговорил:
— Но именно потому так важно сохранять хладнокровие и спокойно делать нашу работу. Кроок, в архиве нашлось что-то по Болотному Убийце?
Кроок прокашлялся и принялся рыться в стопке исписанных листов, лежавших у него на коленях, над которыми нависал тучный живот.
— Та женщина, Май Удин, была права. Карл Карлссон был осуждён за убийство своей жены, Мерты Карлссон, весной 1944 года. Однако суд не смог вынести решения относительно смерти полицейской сестры, Элси Свеннс, — был это несчастный случай или убийство. Очевидно, она упала затылком на какой-то топор, а коллеги не видели, что именно произошло. Шестью годами позже выяснилось, что Карлссон, вероятнее всего, действительно находился в Умео в день убийства. Однако к тому времени он уже был мёртв и похоронен. Никому другому обвинения так и не были предъявлены.
— Других подозреваемых не было?
Рюбэк поднял руку.
— Я разговаривал с одним констеблем в отставке, который принимал участие в расследовании. Его фамилия — Буберг. По его словам, жертва была проституткой. Это был известный факт, и за проституцию она даже привлекалась к ответственности.
Рюбэк замялся.
— Ну? — спросил Фагерберг, нетерпеливо постукивая зажигалкой по столу.
— Ходили слухи, что одним из клиентов Мерты было высокопоставленное лицо из Службы Государственной Безопасности, которая охраняла интересы…
— Мне известно, чем занималась СГБ, — отрезал Фагерберг. — Ближе к делу.
— Буберг хотел выяснить поподробнее, что это за человек, — сказал Рюбэк. Его видели в обществе Мерты Карлссон на Норра Смедьегатан в ночь убийства. Однако запрос Буберга был отклонён.
— Хм, — промычал Фагерберг и потянулся за бумагой и ручкой. — Как его звали?
— Биргер фон Бергхоф-Линдер.
Рука Фагерберга остановилась в воздухе, так и не добравшись до бумаги.
— Я этим займусь, — сказал он.
И в следующее мгновение добавил:
— Есть ли какие-нибудь свидетельские показания о том, какого возраста был этот человек?
Рюбэк пожал плечами.
— Среднего, если верить Бубергу. Но было темно, и он не мог как следует его разглядеть.
— Среднего, — фыркнул Фагерберг. — Что бы это нынче не значило.
Он поднял взгляд к потолку и поставил локти на стол, сложив руки так, что подушечки его костлявых пальцев соприкасались.
— Однако. Предположим, что в тот раз ему было сорок.
— Да, — кивнул Кроок. — Сейчас ему должно быть уже семьдесят. Звучит не слишком убедительно. Может ли это быть один и тот же человек?
— Возможно, он был тогда моложе, — предположила Бритт-Мари. — Если тогда ему было двадцать, то сейчас — пятьдесят.
— С каких пор двадцатилетних называют людьми среднего возраста? — спросил Фагерберг, отрицательно покачав головой.
Снова повисла тишина.
— В газетах очень много писали об этом, — заговорил наконец Рюбэк. — Я снял фотокопии этих статей в Королевской Библиотеке.
Кроок сделал глубокую затяжку, а затем хрипло, натужно закашлялся — всем уже был знаком этот звук, так он кашлял всегда. Казалось, что Кроок сейчас выплюнет свои лёгкие. Бритт-Мари подумала, что ему стоило бы проконсультироваться с доктором насчёт своего кашля, но не стала ничего говорить вслух — Крооку было уже за пятьдесят, и он должен был понимать такие вещи сам.
— Понятно, почему свидетели сомневаются, — проговорил Кроок, когда приступ кашля прекратился. — Даже если это не один и тот же человек. В той квартире было темно. Констебли могли ошибиться, прикидывая его возраст.
— Хм, — снова промычал Фагерберг, ёрзая на стуле. Потом он взглянул в окно и спросил:
— Кто вёл расследование?
— Отчёт подписан старшим констеблем Седерборгом, — отозвался Рюбэк. — Но он погиб в ДТП в 1961 году. Буберг — единственный, с кем я смог связаться.
— Я разберусь с этим, — заключил Фагерберг. — Продолжайте выполнять свои обязанности. И не забывайте тормошить криминалистов. Мы до сих пор так и не получили от них полноценного отчёта. То что они так тянут с ответом — само по себе преступление.
— Это дело такое необычное, — начал Кроок. — Не лучше ли будет попросить помощи у Госкомиссии?
— К чёрту Госкомиссию. Справимся сами.
Кроок не стал спорить, а вместо этого принялся собирать в кучу бумаги, которые торчали вразнобой из-под его необъятного живота.
— Кстати, кто-нибудь побывал в «Гран-Палас»? С персоналом беседовали? — спросил Фагерберг.
— Да, — отозвался Кроок. — В актуальные даты никто не видел там потерпевших.
Фагерберг замахал рукой в воздухе.
— Это ещё ничего не доказывает. Там каждый вечер бывают сотни людей.
— Это правда, — согласился Кроок и снова прокашлялся.
— Спасибо, на этом всё, — объявил Фагерберг, возвещая об окончании совещания. Рюбэк с Крооком тут же вышли в коридор, но Бритт-Мари замешкалась в дверях.
— Ещё кое-что, — произнесла она, глядя Фагербергу в глаза.
— Да?
В его голосе звенел лёд, и Бритт-Мари уже почти пожалела, что решилась заговорить.
— Мне кажется, нам стоит сделать поквартирный обход горожан, живущих вблизи Берлинпаркен. Возможно, среди них найдутся ещё матери-одиночки, которые живут на верхних этажах. В таком случае мы сможем их предупредить…
— Инспектор Удин!
— Я слушаю, комиссар.
— Разве я не велел вам прекратить самодеятельность?
Бритт-Мари потупилась.
— Так точно, комиссар.
— В таком случае, — проворчал он, — будьте так добры, займитесь своими служебными обязанностями. Вопрос закрыт.
Бритт-Мари всё ещё медлила. Она разглядывала свои практичные туфли. Внутри неё крепло убеждение — тихий протест, который клокотал в груди, только и ждал момента, чтобы взрывной волной вырваться наружу. Она думала о женщинах с гвоздями в ладонях, с острыми металлическими гвоздями, торчавшими из окровавленной плоти, словно головки голодных червей. Бритт-Мари думала о детях, на долгие часы запертых вместе со своими матерями, пока тех не обнаружили. Бритт-Мари думала об Элси, которая встретила свою смерть на загаженной лестнице дома в Кларе.
Бритт-Мари нащупала материнское кольцо на цепочке и сомкнула пальцы вокруг него.
— Комиссар Фагерберг, — произнесла она низким голосом. — Я никогда не смогу себя простить, если пострадает ещё хоть одна женщина. Я сама займусь обходом жильцов и поиском… потенциальных жертв, — немного поколебавшись, проговорила Бритт-Мари. На мгновение ей показалось, что она смогла придать словам толику того веса, каким наделяла все свои реплики Май.
Однако впечатление оказалось обманчивым, а Фагерберг вскочил на ноги, отшвырнув ручку прочь. Та описала высокую дугу и, прежде чем упасть на пол, ударилась о стену, оставив на ней большую черную кляксу.
— Дьявол! — завопил он. — Когда вы научитесь исполнять приказы?! Прочь отсюда! Живо!
Бритт-Мари молча разглядывала у себя под ногами оранжевый ковролин, который сразу пришёлся ей по душе. Тем августовским днем, когда она впервые переступила порог отдела насильственных преступлений на третьем этаже полицейского участка, Бритт-Мари здесь всё пришлось по душе. Какие надежды, какие высокие ожидания она лелеяла тогда!
Какой глупой она была, какой бесконечно наивной.
Теперь её надежды разлетелись на мелкие осколки, и всё, что осталось у Бритт-Мари и на работе, и дома — это разбитые мечты.
Бритт-Мари впервые осознала, что ситуация не улучшится сама по себе ни в личном, ни в профессиональном плане.
«Что обычно делают, когда жизнь летит под откос?» — размышляла она. «Что нужно предпринять, чтобы предотвратить крушение?».
16
Несколько часов спустя отчёты были перепечатаны начисто и аккуратной стопкой лежали на столе. Она сознательно упомянула в них и фон Бергхоф-Линдера, и собственную теорию относительно способа проникновения преступника в жилища жертв через крышу, несмотря на то, что знала — Фагербергу это не понравится.