Бритт-Мари также составила список жильцов всех трёхэтажных домов вблизи Берлинпаркен.
Список этот, однако, не был предназначен для глаз Фагерберга.
Насколько Бритт-Мари могла понять, среди жильцов оставалось всего три одиноких матери. Одной из них была шестидесятипятилетняя женщина, с которой Бритт-Мари была шапочно знакома. Она проживала на первом этаже дома номер 3 по Берлингатан вместе со своим тридцатилетним сыном-инвалидом. Другая — тридцатипятилетняя вдова-аптекарша — жила вместе с семилетней дочерью на первом этаже дома номер 25 по Лонггатан. Третьей была двадцатидвухлетняя санитарка, которая размещалась со своей двухлетней дочкой на верхнем этаже дома номер 27 по Лонггатан.
Бритт-Мари размышляла.
Если её теория относительно Болотного Убийцы верна, он станет искать одиноких матерей с детьми на верхних этажах. Это означает, что женщина под номером три — та, что живёт на Лонггатан, 27, — для него будет представлять наибольший интерес.
Бритт-Мари посмотрела на её данные: Гунилла Нюман, 25 марта 1952 г.р.
Нужно было её предупредить, но нельзя было допустить, чтобы об этом узнал Фагерберг.
Немного поразмыслив, Бритт-Мари отложила список в сторону и решила сделать перерыв. Она заправила чистый лист в печатную машинку.
Бритт-Мари хотела дополнить рассказ об Элси историей убийства Мерты Карлссон. Вероятнее всего, убийцей был тот самый фон Бергхоф-Линдер. Но Бритт-Мари не могла знать точно, что именно происходило тем роковым вечером.
«Придётся сочинять, — решила она. — Так обычно поступают писатели».
Медленно, но верно из-под клавиш печатной машинки выходила история о встрече Мерты со своим убийцей. Бритт-Мари с улыбкой воображала, что сказала бы Анита, если бы сейчас её увидела.
За спиной Бритт-Мари раздалось покашливание, и она резко обернулась. В дверях стоял Рюбэк, держа в обеих руках по чашке кофе.
— Ну, как продвигается? — поинтересовался он, искоса поглядывая на список имён, лежавший на столе перед Бритт-Мари.
Она кивнула.
— Я решила побольше узнать о жителях этих домов у парка.
Рюбэк наморщил лоб.
— Зачем?
— Затем.
Рюбэк наклонился вперед и пробежал глазами список.
— Ты считаешь, он выберет себе новую жертву среди них, так?
Бритт-Мари молча кивнула.
Потом она повернулась в другую сторону и бросила долгий взгляд в сторону кабинета шефа.
— Он будет вне себя, если узнает об этом, — сообщил Рюбэк, вручая Бритт-Мари одну из чашек.
Она встала, протягивая руку за чашкой, но та в последний момент неловко накренилась в руке Рюбэка, и кофе пролился, обжигая её пальцы.
— Прости! — воскликнул Рюбэк.
Он шагнул к Бритт-Мари, выудил из кармана носовой платок и аккуратно промокнул её руку.
Он едва касался Бритт-Мари, однако от этих прикосновений по её телу пробежала приятная дрожь.
Она прикрыла глаза, чтобы отгородиться от него, отгородиться от самой этой сцены. Тщетно: с закрытыми глазами присутствие Рюбэка ощущалось ещё острее. Он был так близко, что его тёплое дыхание, словно дуновение летнего ветерка, ласково касалось её щеки, и Бритт-Мари никак не могла перестать думать о том, каково бы ей было, подойди он ещё ближе.
Она отвернулась и аккуратно поставила чашку к себе на стол. Пробежала взглядом свои записи, пытаясь привести в порядок мысли. Однако всё, о чём в тот момент могла думать Бритт-Мари, — так это насколько невозможны и запретны были её чувства.
— Эй, — сказал Рюбэк, хватая Бритт-Мари за всё ещё влажную руку. — Я вижу, что тебя что-то гнетёт. Не хочешь встретиться и рассказать мне об этом?
Не поворачиваясь к нему лицом, Бритт-Мари молча покачала головой, уставившись на висевшие над Эстертуной тяжёлые тучи.
— Вечерами я обычно делаю круг по парку, — сообщил он. В районе девяти. Мне это помогает расслабиться после… всего этого. Он сделал рукой приглашающий жест и добавил:
— Приходи, если будет желание.
— Но вы же не хотите сказать, что этот самый… Болотный человек… попытается пролезть ко мне через балконную дверь? — спросила Гунилла Нюман, вытаращив свои ярко накрашенные глаза.
— Не знаю, — ответила Бритт-Мари. — Возможно. Не могу сказать точно.
Гунилла наморщила лоб и поглядела вниз, на свои габардиновые брюки-клёш и сабо на платформе. Её длинные спутанные волосы светлыми прядями свисали на плечи. Она походила на одну из ночных бабочек, которые обычно спали пьяным сном в предвариловке, или на девчонок, которые после полуночи шатались возле «Гран-Палас».
Бритт-Мари думала над словами Кроока о том, что обе потерпевшие были необразованны и малообеспеченны. Гунилла Нюман вписывалась в их ряд, по крайней мере, на первый взгляд.
— Не понимаю, — пробормотала Гунилла, вытягивая изо рта влажную прядь. Потом она взглянула на свои наручные часы.
— Чего вы от меня хотите? — спросила она.
Бритт-Мари знала, что час был поздний — уже не время стучаться в двери и задавать вопросы о Болотном Убийце, но ждать дольше она не могла.
— Для начала я хотела бы, чтобы ты подумала и сказала, не видела ли ты кого-то подозрительного поблизости. Около дома, на крыльце, или, может быть, на крыше?
— На крыше?
Гуниллу Нюман это предположение явно позабавило. Она прикурила сигарету и отложила зажигалку на край раковины из нержавеющей стали.
— Не видела? — повторила свой вопрос Бритт-Мари, нимало не обеспокоенная насмешливым тоном собеседницы.
— Нет, — ответила та. — Конечно, я никого не видела. Во всяком случае, на крыше.
— В таком случае, я просто попрошу тебя всегда держать балконную дверь закрытой, в особенности в ночное время, — сказала Бритт-Мари.
— Но здесь бывает так душно, — надулась Гунилла.
Бритт-Мари проигнорировала этот комментарий, думая, что если бы Гунилла видела распятых женщин, то не стала бы так ныть.
— А в том случае, если ты увидишь что-то подозрительное, я хочу, чтобы ты позвонила мне, — продолжала Бритт-Мари, вручая ей карточку со своими номерами — и рабочим, и домашним.
Гунилла взяла карточку и пробежала по ней взглядом. Затем сложила её в несколько раз и бросила в миску, стоявшую возле мойки.
— Хорошо, — ответила она. — Нет проблем.
В следующую секунду из дальней комнаты раздалось хныканье.
— Простите. Карина проснулась. Мне нужно идти к ней. Иначе она больше не уснёт. Чёртов ребёнок.
17
Тем вечером Бритт-Мари снова вернулась поздно. Её задержал не столько визит к жительнице дома у Берлинпаркен, сколько тот факт, что из участка она вышла лишь в восемь вечера. Причиной тому было её нежелание общаться с кем-либо из коллег, поэтому Бритт-Мари решила остаться на работе до тех пор, пока весь этаж не опустеет. Потом она начисто перепечатала ещё несколько страниц рассказа об Элси и совершенно забыла о времени.
Это было безответственно — ведь Бьёрну пришлось в одиночку заниматься Эриком в течение нескольких часов, а его такие перспективы обычно не слишком радовали.
Мысли Бритт-Мари вернулись к Фагербергу, Крооку и остальным. Бритт-Мари знала, что, скорее всего, преувеличивает, но ей всё время казалось, что коллеги на неё косо смотрят. А их разговоры вполголоса, которые велись у кофеварки или около буфета, при появлении Бритт-Мари тут же стихали. Даже зови-меня-Алисой стала как-то странно поглядывать на Бритт-Мари. Единственным, кто более-менее адекватно себя вёл по отношению к ней, оставался Рюбэк, если можно считать адекватными его судорожно улыбающееся лицо и преувеличенное стремление угождать.
Когда Бритт-Мари покинула участок, на центральной площади уже было тихо и пустынно. Даже репортёры, весь день простоявшие у дверей участка в ожидании услышать официальное заявление, уже разошлись. Но их присутствие и не представляло для Бритт-Мари никакой сложности. Она предполагала, что никому из них не пришло бы на ум, что она, женщина, являлась сотрудницей уголовной полиции, и к тому же непосредственно работала над нашумевшим делом.
Проходя мимо игровой площадки, Бритт-Мари вспомнила, что Рюбэк звал её прийти туда. Она глянула на часы. Было пять минут десятого. Она всё ещё могла бы с ним встретиться. Возможно, Бритт-Мари пошло бы на пользу, если бы она смогла облегчить перед ним своё сердце, узнать его видение ситуации. Но она понимала, что этому не бывать. Ей нужно было спешить домой.
К тому же… Рогер Рюбэк и она в парке. Вдвоём. В темноте.
Это могло закончиться самым определённым образом. А у неё и без того хватало проблем.
Тем не менее, по пути домой Бритт-Мари продолжала сомневаться. Словно ноги не желали слушаться её. Ноги вели её под деревья, в густой мрак, наполненный ароматами влажной зелени и позднего лета. Ноги хотели в тишине ступать по покрытой росой траве.
Ноги хотели нести Бритт-Мари к запретному и невозможному.
Когда она отперла дверь к себе домой, в прихожей её встретил Эрик. Из одежды на нём был только подгузник. Вся уличная обувь была вывернута из полки и валялась разбросанная по полу, словно обломки кораблекрушения. Воздух был пропитан тошнотворным зловонием, и Бритт-Мари бросилось в глаза, что подгузник Эрика протёк, а липкая коричневая субстанция стекала по его ляжке.
— Бедняжка, — воскликнула она, присев с ним рядом на корточки. — А куда ты дел папу?
Эрик показал пальчиком в сторону гостиной.
— Папа устай, — пояснил он, очевидно нимало не обеспокоенный сложившейся ситуацией, и потянулся за белым резиновым сапогом.
Бритт-Мари расшнуровала туфли и бегом бросилась в гостиную, в страхе перед тем, что должно было открыться её взору. Нельзя было так задерживаться. Нужно было вернуться домой в шесть, как обычно.
Выскочив из прихожей, Бритт-Мари застала Бьёрна лежащим на полу гостиной. Он издавал громкий храп. На журнальном столике вперемешку валялись пустые пивные жестянки и бутылки из-под водки. Недоеденный бутерброд с печёночным паштетом лежал на ковре у самого рта Бьёрна, словно тот заснул прямо с куском во рту.