— Кто звонил? — спросила она.
— Судден. Мы пойдем по пивку.
Мысль о Суддене, который проиграл всё, что у него было, и не имел в жизни интересов помимо скачек и пива, убила остатки её надежд на то, что им удастся что-то склеить.
— Нам нужно поговорить, — сказала она.
— Слушаю?
— Я попросила Май не приводить Эрика ещё пару часов, чтобы у нас было время все обсудить.
Бьёрн опустился на диван и посмотрел ей в глаза. Его лицо не выражало никаких эмоций.
— Слушаю, — повторил он.
— Бьёрн. У нас ничего не выходит. Если ты не… Тебе нужно привести свою жизнь в порядок. Перестать пить. Найти работу. Иначе нам придётся развестись.
— Да чёрт побери! — завопил он, и на мгновение Бритт-Мари показалось, что Бьёрн заплачет. Но в следующий миг он вскочил на ноги и стал ходить взад-вперед, скрестив руки на груди и крепко сжав кулаки.
— Развестись?
В его голосе звучали до странности незнакомые нотки — словно отчаяние и едва сдерживаемый гнев сдавили ему горло.
— Я больше не могу, — сказала Бритт-Мари, опершись рукой о стену, потому что ноги, казалось, отказывались её держать. — Ничего не получается. Мне жаль.
Она немного помолчала и снова заговорила:
— Я же знаю, что ты можешь собраться. Ты сильный и умелый. Ты умный. Эта статистика, которую ты ведешь… Здесь ведь нужны и внимание, и… целеустремлённость. Так почему не направить их на поиски работы? И ещё — ты же можешь не пить при Май, так почему нельзя сдерживать себя дома и на работе?
Бьёрн только наматывал круги по ворсистому ковру, не отрывая взгляда от пола.
— Развестись? — в очередной раз повторил он. — А Эрик? Ты подумала о нём?
Бритт-Мари проглотила подкативший к горлу комок.
— Только о нём я и думаю.
Бьёрн приблизился к ней, подняв сжатую в кулак правую руку. На долю секунды ей показалось, что он её ударит, но Бьёрн только оттолкнул её в сторону и заревел, как раненый зверь.
В тот миг, когда его крик умолк, раздался дверной звонок.
Шаги Бьёрна стихли в прихожей, и Бритт-Мари услышала, как он открывает дверь и что-то неразборчиво говорит Суддену. Несколько секунд спустя дверь захлопнулась.
Бритт-Мари долго собиралась, может быть, оттого, что глубоко внутри надеялась — Бьёрн вернётся. Она зажгла свет, выпила чашку чаю и собрала чёрную спортивную сумку: несколько перемен белья, туалетные принадлежности, лёгкое успокоительное и пару книжек. Потом вытащила блокнот и ручку, устроилась на диване, который всё ещё хранил запах Бьёрна, оторвала чистый лист и не спеша принялась за письмо.
Я не могу так жить. Мне хотелось бы найти какой-то иной выход, но прямо сейчас я его не вижу. Я уезжаю, чтобы подумать. Предлагаю тебе заняться тем же самым в моё отсутствие. Всё, чего я хочу, — чтобы у нас всё снова наладилось, но для этого тебе придётся сделать над собой усилие. Я сказала Май, что поеду к маме, так что она поможет тебе с Эриком. Своего шефа я тоже предупредила, что меня какое-то время не будет.
Бритт-Мари остановилась в нерешительности. Она смотрела на слова, которые говорили о многом, но почти ничего не объясняли.
Стоило ли ей написать, когда она планировала вернуться? Но Бритт-Мари сама не знала, сколько ей потребуется времени, чтобы вернуться к себе прежней, такой, какой она была когда-то.
Она закончила своё короткое послание единственным способом, который пришёл ей на ум.
Письмо она положила на журнальный столик, липкий от пролитого пива.
Зазвонил телефон.
Сначала она решила, что это Бьёрн решил извиниться. Что он раскаялся и хочет всё обсудить. Что он скажет ей, что у каждой проблемы имеется как минимум одно решение. Что они — два разумных человека, которые должны найти выход. Что вся та любовь, которая однажды их связывала, не могла просто испариться, должно быть, она закопана где-то поблизости, в мусорной куче обидных слов и прочих осколков.
Но взяв трубку, на другом конце провода Бритт-Мари услышала незнакомый женский голос.
— Это Гунилла. Гунилла Нюман, с Лонггатан. Надеюсь, я не помешала, но вы просили позвонить, если я увижу что-то подозрительное. А теперь… Я точно не знаю, может быть, я преувеличиваю, но какой-то мужчина довольно долго стоял в парке и глядел в мои окна.
Бритт-Мари покосилась на свою чёрную сумку и оставленное на столике письмо. Потом черкнула в своём блокноте:
Гунилла Нюман, Лонггатан, 27.
Она подвела эту запись жирной чертой и захлопнула блокнот.
— Я забегу, если успею, — ответила она. — Спасибо за звонок.
Здесь история Бритт-Мари заканчивается.
Заканчивается загадочно, но так как тебе, читатель, уже известно, что ничего никогда не проходит бесследно, я полагаю, мне не стоит повторять, что с этого места берет начало новая история.
Рассказать сейчас, что сталось с Бритт-Мари — всё равно что забегать вперёд, читая книгу. Но кое-что упомянуть можно.
Бритт-Мари с сумкой в руках вышла на улицу, погрузившись в вечерний мрак. Дождь усилился, и её волосы, вымокнув до нитки, прилипли к щекам, а тонкие струйки холодной воды стекали по шее, забираясь под ворот вязаного свитера.
Подойдя к Берлинпаркен, Бритт-Мари констатировала, что видимость там была практически нулевой. Она не могла даже разглядеть статую кормящей матери возле качелей. Тем не менее, Бритт-Мари показалось, что напротив дома 27 по Лонггатан кто-то стоял, прислонившись к дереву. И чем ближе она подходила к этому месту, тем сильнее крепла её уверенность в собственной правоте.
Там кто-то был.
Вот только кто? Рюбэк, вопреки погоде решившийся совершить свой вечерний променад, чтобы разогнать тяжёлые мысли? Или Болотный Убийца?
Кстати, а как можно распознать в ком-то убийцу? Это слышно по голосу? Фальшивый подтон выдаст его и вскроет дурные намерения? Или, может быть, убийцу выдают повадки? Взгляд?
Оставляет ли зло свою печать на лице человека?
На следующее утро солнце сияло высоко в ясном голубом небе.
Бьёрн сидел на диване, дрожащей рукой держа письмо Бритт-Мари, и слёзы текли по его щекам, а Эрик в это время методично выворачивал все кастрюли и крышки из кухонного шкафа и кидал на пол.
На третьем этаже полицейского участка Эстертуны Фагерберг закурил одну из своих сигарет, повернулся к ожидавшим его Крооку и Рюбэку и заявил, что вообще-то не удивлён: он с первого мгновения знал, что Бритт-Мари не выдержит давления. Господи боже, как было бы замечательно, продолжал он, если бы начальник полицейского управления больше не присылал ему некомпетентных сверхчувствительных куриц. Кроок, по своему обыкновению, кивнул и хмыкнул что-то неразборчиво, а Рюбэк молча глядел в пол.
Фагербергу не повезло — в последующие годы всё больше женщин выбирали профессию полицейского, и в 1981 году первая женщина была назначена начальником Главного Полицейского Управления. Тем не менее, во многие сферы женщинам всё ещё не было доступа — первая женщина-криминалист завершила своё образование лишь в 1990 году.
Однако вернёмся к Бритт-Мари. Проходили дни и недели, а о ней никто ничего не слышал. Вечера становились темнее, листья опали с деревьев в парке Берлинпаркен, и их собрали в кучи вокруг ограждения, окружавшего строительную площадку. Котлован больше не выглядел как котлован: из земли на месте ямы вырастал колоссальный бетонный фундамент. Он рос день ото дня, и в Эстертуне только и разговоров было о том, насколько он безобразен.
Кто вообще догадался разместить такое уродливое здание в таком красивом парке?
В октябре в Стокгольме открылся арт-центр «Культурхюсет», а Шведская Академия сообщила о присуждении Нобелевской премии по литературе Эйвинду Юнсону и Харри Мартинсону. А на следующей неделе Бьёрн вместе с Эриком перебрался жить к Май, так ей было проще помогать сыну вести быт. И она помогала — выливала алкоголь и время от времени награждала Бьёрна пощечиной — когда сильно протестовал. Она мыла, чистила и готовила еду. А когда Бьёрн забыл, что нужно мыться, — пинками загнала в душ, сорвала с него одежду и долго скребла жесткой щеткой. А потом кухонными ножницами остригла его волосы.
Бьёрн, давно прекративший сопротивляться, молча сидел на унитазе, глядя, как на пол падают длинные влажные пряди.
В полицейском участке Алиса Лагерман собрала все личные вещи Бритт-Мари в коробку, закрыла её крышкой и отнесла в кладовку, на тот случай, если Бритт-Мари вернётся. На месте Бритт-Мари стал работать новый инспектор. Фамилия его была Хамберг, но несмотря на то, что человеком он был неглупым и приятным, Рюбэк совершенно не стремился с ним поладить.
К концу ноября Хильма и Бьёрн объявили Бритт-Мари без вести пропавшей. Полицейский, принимавший их заявление, слишком хорошо знал, кто такая Бритт-Мари, но сомневался, стоит ли им об этом рассказывать. А после того как прочёл прощальное письмо Бритт-Мари, которое захватил с собой Бьёрн, он и вовсе решил держать язык за зубами.
Это дело казалось чересчур личным. Очевидно было, что речь шла о внутрисемейных обстоятельствах.
Поиски Бритт-Мари долго не начинались всерьёз — ведь она оставила послания и мужу, и шефу, сообщив, что собирается уехать. А когда они наконец начались — то ни к чему не привели. Полиция не смогла напасть на след Бритт-Мари. Она словно провалилась сквозь землю.
Шли месяцы. Годы. Расследование нападения и убийства в Эстертуне были отложены в долгий ящик за отсутствием улик.
В 1979 году холодным пасмурным весенним днём скончался Пекка Кроок — от опухоли, которая росла в его правом лёгком с осени 1974 года и вызывала отвратительный хриплый кашель. Алиса Лагерман послала его вдове цветок и в который раз попыталась убедить комиссара Фагерберга завязать с курением.
В начале восьмидесятых отошла в мир иной Хильма, так и не узнав, что сталось с её единственным ребёнком.