— Я хотела бы услышать твоё профессиональное мнение об этом преступнике, — медленно проговорила она, поворачивая бокал вокруг своей оси, так что тёмная жидкость внутри закручивалась воронкой.
— Я психиатр. Я ничего не понимаю в профилировании и расследовании убийств.
— Перестань. На работе ты сталкиваешься с массой травмированных людей. Если насильник и убийца распинает свою жертву на полу, а затем засовывает ей в глотку ёршик для мытья посуды, что ты об этом скажешь?
— Я ничего не знаю об этом деле.
Ханне притворно вздохнула и пригубила вино.
— Мне это известно. Я просто интересуюсь, какие спонтанные ассоциации у тебя возникли по этому поводу.
Уве сделал большой глоток вина и потрепал по холке Фрейда, который стоял рядом и явно считал, что к вину следовало подать кусочек сыру.
— Хм, — промычал Уве, почёсывая щетину на подбородке правой рукой. — Ну, разве что, самые очевидные.
— Какие же?
— Религиозные. Это ведь своего рода распятие, с той лишь разницей, что происходит на полу. Но тем не менее. А распятие — это наказание за грехи. Хотя, конечно, можно рассматривать акт прибивания гвоздями к полу и под другим углом… Как способ предотвратить побег. Он прибивал их к полу, когда женщины ещё были живы?
— Да, к сожалению.
— В таком случае, он мог придумать это, чтобы удержать их. И в буквальном смысле и, возможно, в переносном. И ещё эта деталь с ёршиком для посуды. Возможно, он желал унизить их, а может быть, просто таким образом заставлял их замолчать.
Ханне наклонилась вперёд и взяла Уве за руку. Рука оказалась холодной. Она улыбнулась, и принялась растирать её своими ладонями.
— Вот видишь, сколько у тебя хороших идей! — воскликнула она, придвигаясь ещё ближе — так, что смогла поместить его руку между своих грудей.
Однако Уве, очевидно, утративший всякий интерес к Болотному Убийце, убрал свою руку и вместо этого взял за руку Ханне.
— Уже устал? — с досадой в голосе проговорила Ханне, когда он потянул её за собой в спальню. В тот миг она была счастлива, по-настоящему счастлива.
Всё в этом мгновении было идеально: искра вожделения в его глазах, его прозорливые размышления о способе действия, характерном для Болотного Убийцы, эти чертовски сексуальные завитки его влажных волос.
Ханне была счастлива, поскольку в тот момент ощущала, что обладает всем, чего когда-либо могла желать, и не могла допустить и мысли о том, что может всего этого лишиться.
Что тьма может дотянуться и до неё.
Когда они добрались до двери спальни, Уве притянул её к себе, поцеловал и проник рукой ей под юбку. Ханне, прислонившись к дверному косяку, позволила ему провести разведку, а затем сползла по стене, опустившись на корточки. Когда её лицо оказалось на уровне его руки, Ханне поцеловала её. Взяла в рот его большой палец и слегка прикусила. Потом их взгляды встретились, и Ханне улеглась на один из восточных ковров, которые всегда придутся кстати, если кому-то внезапно взбредёт в голову заняться сексом на полу.
— Иди сюда! — требовательно произнесла она, стаскивая трусики. — Помоги мне забыть о Болотном Убийце.
21
На следующее утро инспектор Линда Буман подъехала за Ханне прямо к воротам дома. Ханне не хотелось спрашивать, но ей показалось, что Линда была примерно её ровесницей. Свои волнистые светлые волосы Линда убрала в конский хвост. У неё было лицо сердечком и глубоко посаженные тёмные глаза, которые создавали яркий контраст с почти прозрачной белизной её кожи. Они пылали двумя угольками из-под светлых бровей.
На своём Вольво Линда провезла Ханне мимо площадей Нибруплан и Норрмальмсторьет, а затем поехала вверх по улице Хамнгатан. Движение было плотным и нервным, а сильный снегопад превратил дорогу в каток, но Линда только ухмылялась и без умолку болтала.
Она смеялась часто и громко. Так громко, что Ханне, которая была человеком сдержанным, почти смутилась.
— Для начала прокатимся на Норра Смедьегатан, — заявила Линда, на мгновение задержав взгляд тёмных глаз на лице Ханне.
Ханне сразу пришлась по душе попутчица. Было нечто безусловно притягательное в её безыскусной, почти детской манере держать себя. Линда живо напомнила Ханне всех подруг её юности, которые были такими же открытыми. Они тогда словно приняли Ханне в свою семью и всегда принимали на себя обязанность делать первый шаг в различных ситуациях, покуда Ханне оставалась на безопасном расстоянии — наблюдала, анализировала и делала выводы.
— Ты и в самом деле, — заговорила Линда, не сводя глаз с Ханне, — настоящий профайлер?
— Да, только…
Линда перебила её:
— Ты была на стажировке в ФБР и там всему научилась?
— Нет, но…
— Чёртов идиот!
Линда зло засигналила и погрозила кулаком автомобилисту, который без всякой видимой причины затормозил прямо перед ней.
— Ты что, заказал права по почте, чёртов придурок?! — воскликнула она и ухватила несколько чипсов из пакетика, лежавшего на сиденье рядом с ней.
Едва Ханне собралась озвучить свой хорошо продуманный ответ на вопрос Линды о ФБР, как та затормозила у тротуара. Линда указала на здания на другой стороне улицы.
— Вот там находилась улица Норра Смедьегатан.
Ханне вытянула шею и принялась шарить взглядом по современным зданиям, одетым в стекло и полированный гранит, тщетно пытаясь отыскать среди них тот переулок с домами восемнадцатого века, который запомнила по фотографиям.
— Находилась? — переспросила она, покосившись на вход в крупный торговый центр, куда толпами валили горожане, чтобы купить подарки к Рождеству или просто погреться.
— Ага. Всю Норра Смедьегатан снесли в конце шестидесятых, чтобы выделить место под торговый центр «Галлериан». Так что никакого места преступления с 1944 года не сохранилось. Но я всё равно решила, что тебе нужно увидеть это. Всё же это часть истории Стокгольма.
Линда сорвалась с места, и они помчались в сторону площади Серъельсторьет.
— Только представь себе, они всё посносили, — бормотала она. — Чертовски жаль. Моя бабка работала там в лавке в шестидесятых. Молочная лавка Майи Эрикссон. Мило, правда?
Очередной взрыв хохота.
— Ну, что скажешь? — продолжала Линда. — Едем в Эстертуну?
Через двадцать минут они уже миновали съезд с шоссе в сторону Эстертуны. Несколько высоких зданий окаймляли дорогу в центр городка, судя по виду, возведённого в шестидесятые годы. Они проехали площадь, где несколько одиноких продавцов предлагали свой товар — рождественские ели и венки. Ханне успела разглядеть кинотеатр, вино-водочный магазин и сетевой универмаг «Оленсварухюс». Центр Эстертуны ничем не отличался от центра любого другого предместья.
— Торчтуна, — пробормотала Линда.
— Разве это место так называется?
Линда звонко расхохоталась, одновременно бросая удивлённый взгляд на Ханне, словно не могла взять в толк, каким образом прозвище «Торчтуна» могло не достигнуть её ушей.
— Эээ… нет. Так называют этот район Эстертуны. Короче говоря, всё в Эстертуне, кроме вилл. С этим местом довольно много проблем. Преступность, наркотики. Не спрашивай меня почему, но кажется, все чилийцы и иранцы, перебравшиеся на жительство в Швецию в последние годы, решили осесть именно здесь. Здесь вообще теперь сложно найти человека, говорящего по-шведски. Но я слышала, здесь продают чертовски вкусный кебаб.
Ханне наблюдала за женщинами, пересекавшими площадь. В руках они несли коробки с едой, а одна толкала перед собой детскую коляску.
— Вон там, — сказала Линда, указывая на пиццерию, расположенную в десятке метров от полицейского участка. — Там подростки толкают гашиш. И другие, более тяжелые вещества.
— Прямо рядом с участком?
— Ага.
— Невероятно, — отозвалась Ханне, разглядывая на первый взгляд совершенно неприметный ресторанчик.
Она ненадолго задумалась.
— Какая здесь обстановка? После убийства, я имею в виду.
— В первые недели народ был сильно напуган, — ответила Линда. — Газеты печатали тонны всякого дерьма, что явно не улучшало ситуацию. Но репортёры быстро теряют интерес к теме, и всё забывается. Сейчас здесь тихо.
Линда свернула на какую-то улочку, проехала несколько сотен метров и припарковалась возле парка. Кусты и деревья стояли в глубоком снегу, узкие тропинки протоптаны между сугробами. На краю парка стояли трёхэтажные дома с балкончиками и плоскими крышами.
— Берлинпаркен, — отрекомендовала Линда. — Собственной персоной.
— Наслышана.
Они выбрались из машины, и Ханне решила осмотреться. Среди деревьев виднелась небольшая детская площадка. Кто-то расчистил снег возле горок и качелей. Рядом с качелями стояла частично укрытая снегом бронзовая статуя, судя по очертаниям, изображавшая женщину с младенцем на руках. В самом конце парка высилось современное здание практически без окон. Оно значительно превосходило по высоте все близлежащие дома и выглядело здесь совершенно неуместным из-за своих толстых бетонных стен и полного отсутствия какого бы то ни было декора.
— Этот многоуровневый гараж построили в семидесятые годы, — сообщила Линда, кивая в сторону здания. — Урод, согласись?
Вместо ответа Ханне кивнула.
— Жители округи объединились и создали петицию о его сносе, — продолжала Линда, плотнее запахивая стёганую куртку. Потом она указала на дом прямо напротив.
— Вон там на третьем этаже проживала Ивонн Биллинг. Та самая, которая в семьдесят четвёртом избежала смерти благодаря тому, что сосед стал барабанить к ней в дверь. Сейчас в той квартире живёт семья, поэтому попасть туда мы не сможем. Но мне кажется, это и не обязательно, потому что квартира очень похожа на наше место преступления. К тому же, я подумала, что мы сможем навестить саму Ивонн Биллинг, когда закончим здесь.
Она повернулась к Ханне спиной и пошла вперёд.
— Я здесь сейчас себе всю задницу отморожу, — бросила она через плечо. — Идём!
Дверь квартиры на третьем этаже была опечатана. «Опечатано на основании главы 27, пар.15 процессуального кодекса», — прочла Ханне. Линда вытащила из кармана связку ключей, отыскала среди них нужный и отперла д