— Но с семьдесят четвёртого… — протянула Малин, натягивая тонкий хлопковый пуловер поверх футболки, потому что от кондиционера в помещении становилось прохладно. — Прошло уже сорок пять лет.
— Знаю, — сказал Манфред. — Срок давности вышел, как ты и говорила. Но не для тех убийств, что были совершены в восьмидесятых. Так что их всё еще возможно расследовать, а смерть Бритт-Мари Удин может стать важной деталью мозаики и поможет выяснить истину. Так что…
— Так что её смерть нам тоже необходимо пристально изучить, — закончила Малин.
Манфред поднял взгляд от своей чашки кофе и посмотрел на напарницу.
— Кончай уже договаривать за меня, — сказал он. — Позволь мне самому дойти до точки.
Малин улыбнулась и, глядя на шёлковый платочек, свисавший из нагрудного кармана пиджака Манфреда, словно увядший тюльпан, проговорила:
— Простите, шеф.
Манфред улыбнулся ей в ответ.
Многим коллегам могучий комиссар внушал страх и благоговение, но Малин не относилась к их числу. Они вместе съели уже не один пуд соли, так что Манфред не выглядел в её глазах страшным. Грубоватым, возможно, но только не страшным.
Малин видела, как Манфред плакал, и слёзы на его лице смешивались с соплями, когда с его дочуркой случилось несчастье. Однажды, когда Манфред пытался перелезть через забор и застрял там в самом неприглядном виде, она невозмутимо обработала его раны. Бок о бок они провели сотни часов, распутывая множество запутанных дел.
Манфред откашлялся и поставил свою чашку на стол.
— Я пообщался с Будил Грен.
Будил Грен — начальница Манфреда. Малин её не так хорошо знала, однако у той была репутация компетентного человека. Вот она то, вероятно, наводила страх на подчиненных по-настоящему.
— Нам поручено усилить группу по расследованию нераскрытых преступлений, — сообщил он.
— Нам с тобой?
Манфред утвердительно кивнул.
Малин тихонько захихикала.
— Только честно, как тебе удалось?
Манфред снова улыбнулся, но ничего не ответил.
— А как вообще получилось, что на место обнаружения выехали мы? Это же юрисдикция Эстертунской полиции.
— Скажем так, — проговорил Манфред, — у меня… особый интерес к этому делу. К тому же. Угадай, кто руководит расследованием в группе висяков?
Малин непонимающе покачала головой.
— Гуннар Вийк.
— Лодде? Ты шутишь.
Манфред снова таинственно улыбнулся.
— Малин, рад встрече.
Лодде заключил Малин в медвежьи объятия, вовсю искря статическим электричеством. Его лохматая седая борода защекотала ей щёки, и до ноздрей Малин долетел слабый, но вполне ощутимый запах пота, который, по всей видимости, исходил от синтетической рубашки, надетой поверх сетчатого бронежилета.
Седые волосы выглядели несвежими, а из-под набрякших век сквозь стекла очков на Малин глядели маленькие тёмные глаза. Живот Лодде заметно выпячивался, брюки были явно коротковаты, и оголяли волосатые лодыжки, обутые в пару истёртых коричневых сандалий.
Да уж, Лодде был верен себе.
Прошло около года с тех пор, как им выпало вместе работать над расследованием убийства в Стувшере, и сейчас при виде Лодде в душе Малин всколыхнулись противоречивые чувства. С одной стороны, Лодде был опытным следователем, этого у него не отнять, с другой же — этот старый перечник оставался всё тем же гомофобом и сексистом, которому не мешало бы принять душ и побрить подмышки.
Малин с Манфредом устроились возле рабочего стола Лодде. Стул Манфреда зловеще затрещал, грозя сломаться под его внушительным весом.
— Дьявольская история, — сказал Лодде, похлопывая руками по папкам в поисках бумаги, которая лежала на столе у него под носом. — Тянется аж с сороковых годов.
— Но если это всё дело рук одного и того же человека… — начала Малин, скручивая волосы в пучок на затылке.
Лодде предостерегающе замахал на неё рукой.
— Да, да. Тогда, вероятнее всего, он уже давно мёртв и похоронен. Но следователи, которые вели дело в восьмидесятых, так не думали. Ханне так не думала.
— Ханне? — удивилась Малин. — Уж не та ли Ханне Лагерлинд-Шён…
— Она самая, — ответил Лодде. — Одно время она работала здесь консультантом. В восьмидесятых, недолго. Пока расследование убийства Пальме всерьёз не набрало обороты. Ханне занималась составлением психологического профиля преступника. И она считала, что все убийства в Эстертуне совершены одним и тем же человеком, который, вероятнее всего, скопировал преступление, совершённое в сороковых.
— Странные вещи творятся, — произнес Манфред, расправляя складку на своём пиджаке.
Малин поглядела на него долгим взглядом.
— Тебе это было известно? Что Ханне работала над этим делом?
Манфред кивнул, не глядя на неё.
Все они прежде уже работали с Ханне. Она помогала расследовать убийство в родном городке Малин — Ормберге — несколько лет назад. В прошлом году они также находились в тесном контакте с Ханне по поводу убийства в Стувшере, но теперь Ханне отошла от дел из-за поразившей её ранней деменции. Насколько было известно Малин, Ханне так и осталась жить в Ормберге.
Лодде взглянул на папки.
— Убийствам в Эстертуне в восемьдесят шестом был присвоен высокий приоритет. Можете себе представить. Женщина-полицейский убита и изнасилована, и так далее. Поднялась жуткая шумиха. Но следствие по делу Пальме перетягивало на себя все ресурсы, и наше расследование зашло в тупик. Откровенно говоря, этим бедолагам и зацепиться-то было не за что. Не было свидетелей, никакой связи между жертвами не обнаружили, за исключением того факта, что все они проживали вблизи Берлинпаркен и водили детей гулять на одну площадку. С техническими уликами тоже была беда, что никак не способствовало успеху дела. Так что горячее дело вскоре стало холоднее фригидной тёлки. А потом оно и вовсе попало в архив, где годами собирало пыль.
Малин бросила взгляд на Манфреда, который не выказывал никакой заметной реакции на привычный лексикон Лодде.
— Разве в семидесятых не сохранили образцы спермы? — спросил Манфред.
Лодде состроил гримасу, которую можно было интерпретировать как жалкое подобие улыбки, обнажившей ряд острых зубов желтоватого оттенка.
— Убийство и попытка убийства, совершённые в семьдесят четвёртом, за истечением срока давности уже не могут быть расследованы, и технические улики были уничтожены.
— Уничтожены? — переспросила Малин.
— Да, чёрт побери, — фыркнул в ответ Лодде, не скрывая собственного отношения к данному факту. — Есть на свете идиоты, а некоторые из них ещё и становятся полицейскими. Для таких в аду припасено особое местечко.
— Эти улики были уничтожены автоматически по истечении срока давности? — поинтересовался Манфред.
— Думаю, да, — пробормотал Лодде. — За этим обычно строго следят. Но в полицейском участке Эстертуны тоже что-то оставалось, предметы одежды жертв, например. И они тоже…
Он сделал неопределённый жест рукой.
— Испарились, — подсказала Малин.
— Ну вы же знаете, как бывает с уликами, которые находятся на хранении в местных подразделениях. То они начнут переезжать, то архивы чистить. Пара коробок запросто может пропасть.
Малин кивнула, а Лодде продолжил:
— Но с восьмидесятых сохранились определённые улики. Мы можем их заново изучить. И эту Бритт-Мари Удин можно пристегнуть сюда же. Если она тоже пала жертвой Болотного Убийцы, это будет сенсация. Две женщины-полицейских убиты одним преступником с промежутком более чем в десять лет.
— И ещё несколько других женщин, — напомнила Малин.
— Да, да, — отмахнулся Лодде. — Но есть ещё одно пикантное обстоятельство, о котором вы, возможно, не знаете.
Он продолжил, не дожидаясь ответа.
— Держитесь крепче. Биологическая мать Бритт-Мари Удин обнаружила жертву первого убийства в Кларе. Она служила полицейской сестрой.
— Вот дерьмо, — выругалась Малин.
— А теперь к нам в руки попало вот это.
Он достал два небольших пластиковых пакета. В первом лежало золотое кольцо, а во втором — другое кольцо и тонкая цепочка.
— Первое — обручальное кольцо Бритт-Мари Удин. Оно было надето на её левой руке. Второе кольцо она носила на цепочке вокруг шеи.
— Аксель, 1939, — пробормотал Манфред.
— Угу. Так там написано. Только чёрт знает, кому оно принадлежало. Однако эти вещи должны быть переданы родственникам. Может быть, это хороший повод с ними поболтать?
40
Возвращаясь в седьмом часу вечера домой на метро, Малин не переставая думала о кольцах. О кольце на собственном пальце и о матово поблескивавшем золотом колечке в пластиковом пакете. Сойдя на станции Кунгстредгорден, чтобы перейти на другую линию, Малин прошла ровно под тем местом, где прежде на поверхности стояла улица Норра Смедьегатан и где семьдесят пять лет назад встретила свою смерть первая жертва Болотного Убийцы.
Когда поезд подъехал к конечной, Малин чувствовала усталость, но одновременно и странную наполненность событиями прошедшего дня. Встречей с Лодде и знакомством с расследованием, в котором было столько жестокости, столько пробелов, столько вопросов, так и оставшихся без ответа, и столько странных совпадений.
«Мы отыщем его», — подумала Малин. «Мы задолжали это Бритт-Мари Удин и Линде Буман. И всем другим женщинам».
На станции Вестерторп Малин сошла и короткой дорогой отправилась домой, к зданию из красного кирпича пятидесятых годов постройки. Влажная жара, которая, казалось, поднималась от самой земли, хранила запахи асфальта и почвы. Мимо шли люди — собачники, несколько девочек-подростков, которые громко хихикали, уставившись в экран мобильника, двое строительных рабочих по пути со смены, — но Малин их не замечала, потому что перед глазами у неё так и стояли останки из Эстертуны, принадлежавшие женщине, которую когда-то звали Бритт-Мари.
Когда Малин отперла дверь маленькой двушки, Андреас обнаружился в прихожей, уже переодетый в спортивный костюм. Волнистые тёмные волосы, которые он отрастил за время декретного отпуска, на шее были перехвачены шнурком. Из гостиной доносилась музыка из мультсериала «Баббларна». Пока они не могли позволить себе новый телевизор и пользовались планшетом.