— Мы также обнаружили другое кольцо, которое она носила на шее, — продолжал Манфред. — На нем есть гравировка: «Аксель, 1939».
— Это помолвочное кольцо её биологической матери. Её звали Элси Свеннс. Да, Бритт-Мари удочерили. Она всё время носила это кольцо на цепочке вокруг шеи.
Манфред кивнул.
— Та самая Элси Свеннс, которая в 1944 году обнаружила убитую женщину?
— Ага. И сама головы не сносила. Тот парень столкнул её с лестницы, или что-то типа того. Бритт-Мари всегда была под впечатлением от этой истории.
Бьёрн почесал у себя в бороде и заговорил дальше:
— Она даже написала рассказ про свою мамашу.
— У вас сохранились эти записи?
Бьёрн покачал головой.
— Нет, у меня вообще не осталось вещей Бритт-Мари. Анетта сошла бы с ума, если б узнала, что я храню их. Но возможно, что-то осталось у Эрика, моего сына.
— Кстати о вещах Бритт-Мари, — вмешалась Малин. У нас тоже есть коробка с некоторыми бумагами.
Но Бьёрн снова покачал головой.
— На кой они мне? Отдайте лучше Эрику.
— Вы не хотите передать их ему лично? — сделала Малин ещё попытку.
Бьёрн немного пожевал обветренными губами, словно пребывал в сомнениях, но затем прокашлялся и произнёс:
— Я много лет не виделся с Эриком. Лучше будет, чтобы вы отдали ему эти вещи.
41
— Бедняга, — пробормотал Манфред, сидя за рулём по дороге обратно в Стокгольм.
Малин не ответила. Как и все полицейские, она повидала много зла. Разумеется, Бьёрн был фигурой трагической. Но он не был более несчастен, чем множество других людей, с которыми Малин сталкивалась по работе. У него, по крайней мере, было жильё, и у него были родные, даже несмотря на то, что он принял решение не поддерживать с ними связь.
Малин снова подумала о своей маме, и в груди у неё засвербило. А потом Малин вдруг озарило — ведь Бритт-Мари была совсем как она! Она не росла вместе со своими биологическими родителями.
Манфред выехал на шоссе и утопил педаль газа до предела.
Малин прижало к прохладной коже сиденья.
— Я был не совсем искренен, когда сказал, что установить причину смерти вряд ли удастся, — заметил он.
Малин взглянула на шефа.
— И что это значит?
Манфред кивнул и перестроился в левый ряд, чтобы обогнать фуру.
— Я вчера общался с судебным медиком. Отчёт ещё не готов, однако на костях черепа она обнаружила переломы, которые свидетельствуют о тупых травмах головы. Она считает, преступник много раз ударил Бритт-Мари головой о какую-то твёрдую поверхность…
— Именно так Болотный Убийца поступал с прочими своими жертвами, — вклинилась Малин.
— Кончай с этим.
— Прости. Но ты так медленно говоришь.
Манфред демонстративно вздохнул.
— Как бы там ни было, — продолжил он, — гиоидная кость тоже сломана.
— По-шведски, если можно.
— Подъязычная кость, что указывает…
— На то… — начала было Малин, но быстро опомнилась.
— На то, что Бритт-Мари могла быть задушена, верно, — продолжал Манфред. — Но подъязычная кость довольно хрупка. Она могла сломаться и самостоятельно. Так что это ничего не доказывает. Но вне зависимости от судьбы этой кости, есть твёрдые доказательства того, что смерть Бритт-Мари наступила вследствие нанесения ей несовместимых с жизнью увечий. Она не просто свалилась в этот котлован, ударилась головой да так и осталась там лежать. Кто-то убил её. И этот кто-то закопал тело в толще щебня, который засыпали в котлован перед заливкой бетонной подушки.
Малин глядела на освещённые утренним солнцем поля, тянувшиеся по сторонам дороги до самого горизонта. Этот холмистый зелёный пейзаж снова заставил Малин мысленно вернуться в Ормберг, и всё её существо затопила жгучая тоска.
— А сейчас станет по-настоящему интересно, — заявил Манфред. — Потому что последняя запись в ежедневнике Бритт-Мари, очевидно, о женщине, которая позвонила и сообщила ей, что заметила подозрительного человека в Берлинпаркен. Та женщина позже показала, что Бритт-Мари обещала ей зайти тем же вечером, если успеет. Мы не можем быть уверены, потому что уже не сможем раздобыть сведения о телефонных переговорах, но это вполне могло произойти именно в день убийства Бритт-Мари.
— Она нашла его, — произнесла Малин, кивая. — Она точно была одержима этим делом, и в конце концов нашла его. И заплатила за это собственной жизнью. Наверное, лучше будет, если я позвоню её сыну и проинформирую его. Мне кажется, нам и с ним тоже нужно встретиться.
Когда Малин с Манфредом вернулись из Эстертуны, Лодде сидел, склонившись, за своим столом, а в руках у него были маникюрные ножницы.
Малин не сразу сообразила, что он подстригал ногти на ногах, и волна дурноты немедленно подступила к её горлу.
— Здорово, — протянул он, тайком запихивая ножницы в ящик стола.
— Привет, — ответила Малин, не в силах оторвать взгляда от обрезков ногтей в форме полумесяца, которые остались лежать на полу. Она чуть было не поинтересовалась, не станет ли Лодде возражать, если она сменит тампон у него в кабинете, ибо в вопросах отправления личной гигиены Лодде, очевидно, придерживался широких взглядов.
Малин никак не могла его раскусить.
С одной стороны, Лодде был отвратителен. Но, в то же время, он умело включал шарм, когда ему это было нужно. В эпоху своего великодержавия он слыл настоящим казановой, да Малин и собственными глазами видела, как Лодде до такой степени кружил головы свидетельницам, что те теряли дар речи. Ходили слухи, что у Лодде была кратковременная связь с женщиной, с которой он познакомился прошлым летом в ходе расследования убийства молодых людей в Стувшере.
Но это, конечно, могло оказаться очередной уткой, как и многие другие вещи, о которых болтают люди.
Малин ещё раз взглянула на обрезки ногтей, и для себя решила, что все эти слухи — полная чушь.
В следующее мгновение за её спиной возник Манфред.
— Готов? — спросил он.
— Идем, — отозвался Лодде, искоса взглянув на свои пальцы, торчавшие из сандалий. Потом он встал, прихватил со стола папку с бумагами и вышел в коридор.
Будил Грен приняла их в служебном кабинете, окнами обращённом к парку. Вечернее солнце широкими мазками золотило стену напротив рабочего стола. За окном лёгкий ветерок шуршал в кронах деревьев.
Будил шёл шестой десяток, и свои блестящие чёрные волосы она предпочитала оформлять в сдержанную стрижку «паж». На лице Будил отсутствовала косметика, отчего оно выглядело практически девичьим, взгляд её был мягким, но Малин сознавала, что впечатление обманчиво.
— Садитесь, — коротко бросила она, кивнув на стулья напротив своего стола.
Они послушно уселись.
— Я всё прочла, — произнесла она, водружая на переносицу очки, а затем потянулась за стопкой бумаг и своим блокнотом.
— Это какая-то дьявольщина, — заговорил Лодде. — Зимой 1944 года на Норра Смедьегатан в Кларе была обнаружена изнасилованная и убитая женщина. Преступник…
— Я всё прочла, — повторила Будил, громко стукнув ручкой по столу. Потом она опустила подбородок и стала разглядывать их сквозь стёкла своих очков.
— Расскажите об обнаруженных в Эстертуне останках, — велела она.
Лодде кивнул и закинул одну ногу, облачённую в синтетическую штанину, на другую.
— Останки опознаны как принадлежащие Бритт-Мари Удин. Дочери той самой полицейской сестры, которая обнаружила в Кларе первую жертву Болотного Убийцы. Судебный эксперт констатировал, что её смерть наступила в результате нанесения тяжких повреждений в области головы, а также, возможно, удушения. После этого её тело было спрятано на строительной площадке.
— И вы видите во всём этом взаимосвязь?
— Да, — подтвердил Манфред. — Только не понимаем, в чём она заключается.
— В противном случае мы с вами здесь не сидели бы, — сухо ответила она. — Что у нас с техническими уликами?
Манфред откашлялся.
— С сороковых годов — ничего. То, что было обнаружено в семидесятых — уничтожено, что весьма удручает, так как в тот период следствием были изъяты образцы крови и спермы. Однако образцы крови были проанализированы, и выяснилось, что группа крови преступника — третья положительная.
— А в восьмидесятых?
— Обнаружили волокна ткани. Ничего выдающегося. В основном — шерсть, если я правильно помню. Однако зима была в самом разгаре, так что на каждом первом в то время мог быть шерстяной свитер. К сожалению, на отмычке с последнего места преступления также не обнаружили никаких следов.
Малин принялась размышлять об инструменте, которым пользуются медвежатники, чтобы помочь тем людям, кто случайно захлопнул дверь и оказался снаружи своего жилища. К сожалению, у этого инструмента была ещё и иная сфера применения.
— Почему же он оставил инструмент в квартире? — удивилась Будил, выгнув бровь дугой.
— Туда подоспела Ханне Лагерлинд-Шён, постучала в дверь и вошла. Убийца бежал через окно. Вероятно, у него просто не хватило времени забрать отмычку.
— Наверняка так оно и было, — согласилась Будил. — Ещё что-то есть?
— В восемьдесят шестом под ногтями Линды Буман были обнаружены частицы крови.
Бровь Будил взлетела вверх.
— Так у нас есть кровь?
— Да. Но тогда ещё не делали анализ ДНК, и всё, что смогли определить, — это группу крови. Третья положительная, как и в семьдесят четвёртом. А десять лет назад по поручению группы расследования нераскрытых преступлений материал из восьмидесятых был подвергнут новому анализу, но выделить ДНК-профиль не удалось.
— Но технологии не стоят на месте, — сказала Будил.
— Конечно нет, — согласно кивнул Манфред. — Мы попросили криминалистов ещё раз взглянуть на образец. Они считают, перспективы есть.
— Отлично, — резюмировала Будил. — Какие имеются предложения?
— Мы собираемся переговорить со следователями, которые вели дело в восьмидесятых, — отозвался Манфред.
— Сосредоточьтесь на убийствах, которые были совершены тогда, — велела Будил. — Я считаю нецелесообразным тратить время на преступления с истёкшим сроком давности, даже если их совершил один и тот же человек.