— Так вы обнаружили ДНК мужчины под ногтями Линды Буман? — спросил Манфред.
— Именно. У человека — двадцать три пары хромосом. Двадцать третья пара определяет пол. В норме женщина имеет пару хромосом, которую мы называем XX, а мужчина — XY. Поэтому мы и решили выделить маркеры Y-хромосомы из материала. И на основании этих маркеров нам удалось составить профиль.
— Так мы можем прогнать его через наш регистр?
В голосе Манфреда звучал энтузиазм. Он подался вперед и оперся локтями о стол.
— Нет, к сожалению, — ответила Мария. — У нас нет Y-хромосомного регистра. В некоторых странах такие базы данных ведутся, но не в Швеции. Что можно предпринять, так это протестировать подозреваемых, используя данный профиль, или проанализировать старые образцы, которые, вероятнее всего, принадлежат тому же преступнику. Но есть одна загвоздка.
— Почему я не удивлена?
На лице Будил читалось разочарование.
— Y-хромосомный профиль наследуется по отцовской линии, — продолжала Мария. — То есть у мужчины тот же профиль, что у его отца, его сына и его внука мужского пола. И так далее.
— Подождите, — попросил Манфред. — Нельзя ли чуточку подробнее?
— Конечно, — тут же согласилась Мария. — Представьте, что мы найдем подозреваемого. У него, в свою очередь, есть отец, брат или сын. Их Y-хромосомные профили в этом случае будут с наивысшей степенью вероятности идентичны. Конечно, исходя только из анализа маркеров Y-хромосомы, нельзя определить, кто именно из этих людей — преступник. Однако часто возможно исключить человека из круга подозреваемых, к примеру, исходя из их возраста — слишком старого или юного, или исходя из того, что на момент совершения преступления человек находился в другом месте.
— Хорошо, — сказал Манфред. — Но какую мы можем извлечь из этого пользу, если профиль нельзя загнать в регистр для проверки? У нас ведь нет подозреваемых, у которых мы могли бы взять тест.
— А вы не думали о типировании более широкой группы лиц? — спросила Мария. — Такое раньше уже делали.
— В Эстертуне проживает более десяти тысяч граждан, — проинформировала Будил, снимая очки, чтобы протереть их о рукав блузки.
— Прошу прощения, — начала Мария, — но я взяла на себя смелость немного ознакомиться с делом. Если вы сделаете выборку всех мужчин подходящего возраста, которые проживали в Эстертуне в актуальные периоды времени, вы получите гораздо более адекватную цифру. Внести в выборку дополнительные ограничения можно с помощью психологического профиля. У вас наверняка есть предположения относительно места жительства преступника, его социально-экономического статуса и т. д. Я не могу сказать, что именно вам надлежит предпринять, я только хочу до вас донести, что на практике это вполне осуществимо.
— Но мы можем подвергать генотипированию только тех, кого имеем законные основания подозревать в совершении какого-либо преступления, караемого тюремным заключением, — напомнила Будил.
— Если целью является проведение ДНК-анализа образцов — да, — быстро согласилась Мария. — И регистрация ДНК-профиля в одном из существующих полицейских регистров.
Малин с новым интересом взглянула на короткостриженую сотрудницу НКЦ. Мария ей понравилась. Не только за то, что поставила Будил на место, а скорее за свою компетентность.
— Мы могли бы провести добровольное генотипирование, — сказала Малин.
— Сначала мы отсеем потенциальных преступников путём сопоставления данных в разных регистрах. Потом направим уведомления заинтересовавшим нас лицам. Поясним, что их ни в чём не подозревают, но тем не менее нам необходимо их опросить и получить пробы ДНК в связи с проведением опроса. Так поступили коллеги из Эстерйотланда, когда расследовали двойное убийство в Линчёпинге.
— На них никто не жаловался омбудсмену? — поинтересовалась Будил.
— Ну, если я правильно помню, то да, — ответила Мария. — Но я сильно не погружалась в юридическую часть вопроса, я здесь, чтобы рассказать, какое можно найти практическое применение тому типу ДНК-профиля, который мы смогли получить. Прошу меня извинить, но сейчас я вас покину, у меня ещё одна встреча в этом здании.
Она встала, убрала ноутбук в портфель и направилась к двери. Держа спину прямо, она бескомпромиссно уставилась на Будил, поднимая на прощание руку.
— Вы знаете, где меня найти, — сказала Мария и вышла.
— Мне тоже пора, — объявила Будил, заправляя свои блестящие черные волосы за ухо. Давайте назначим совещание на завтра, в районе…
Она поскроллила пальцем экран мобильника и наморщила лоб.
— У меня завтра очень плотный график. Может быть, в двенадцать?
У Малин засосало под ложечкой.
Завтра в обеденное время они с Отто должны ехать к врачу — по поводу тех странных высыпаний. У Андреаса назначена встреча с новым начальником, поэтому он поехать не сможет. И даже если бы Малин решила просить его перенести встречу, сделать это здесь и сейчас было совершенно невозможно.
— У меня в обед встреча, — начала было она.
— Отмени, — ответила Будил, не отрываясь от мобильного.
В груди Малин росло отчаяние. Они так долго ждали талончика к врачу, и Малин прекрасно знала, что Манфред может обойтись на совещании и без неё. Малин только не представляла, как разобраться с этой ситуацией. Или, скорее, как разобраться с Будил.
В конце концов, Малин решила быть честной. Возможно, её вдохновил достойный пример Марии, которая не пожелала играть по правилам Будил.
— В это время я везу сына к врачу, — сказала Малин.
— Мы можем обсудить всё вдвоем, — поспешно вставил Манфред. — Малин, я потом тебя обо всём проинформирую.
— Тогда так, — тихо сказала Будил, что-то строча в своём блокноте.
— Что ты думаешь о возможности мероприятия по генотипированию? — поинтересовался Манфред.
— Нет никаких причин его не проводить, — ответила Будил. — Малин, может быть, ты возьмёшь это на себя?
Малин кивнула, думая, что это в любом случае будет лучше, чем ссылка в бюро находок.
Когда они уже собрались уходить, Будил проговорила:
— Не ты, Малин. Я хочу с тобой поговорить.
Манфред исчез в коридоре и закрыл за собой дверь. Малин осталась стоять перед Будил, словно подсудимый в ожидании оглашения приговора.
— Мне казалось, мы с тобой прояснили разницу между работой и личной жизнью, — с растяжкой произнесла Будил, не отрывая взгляда от шариковой ручки у себя в руках.
— Для меня не проблема сочетать работу с семейной жизнью. И я не считаю запись к врачу в обеденное время признаком непрофессионализма.
Будил отложила ручку и встретилась взглядом с Малин.
— У меня самой двое детей, — сказала она. — И я больше десяти лет растила их в одиночку. Я ни единого раза не пропустила важной встречи и никогда не оставалась дома, чтобы подтирать сопливые носы. Всё дело в отношении. Будь добра изменить своё, иначе мы не сможем работать вместе.
Малин почувствовала, как от стыда и злобы к щекам приливает кровь.
«Откуда взялся стыд?» — подумала она. Неужели ей было стыдно за то, кем она была, чем она была — женщиной с маленьким ребёнком, который иногда болеет и нуждается во врачебной помощи?
Открылась дверь, и внутрь заглянул Манфред.
— Есть новости о Ханне, — сказал он, помедлив. — Я только что получил сообщение. Её вероятное местонахождение локализовано. Малин, ты можешь подойти?
47
Они сидели перед компьютером в тесном кабинете Манфреда.
— Ещё раз, — попросила Малин, и короткая последовательность кадров замелькала сначала.
У чёрно-белого изображения с камеры наблюдения отсутствовал звук. На экране появилось помещение небольшого магазинчика товаров первой необходимости. Обзор на торговый зал шёл от кассы.
Вдоль полки с напитками взад-вперёд ходила женщина, словно чего-то искала. Она остановилась, оправила блузку и немного пригладила волосы. Потом огляделась по сторонам, явно колеблясь. Через несколько мгновений она протянула руку за бутылкой воды и медленно побрела к выходу.
Нажав на кнопку, Манфред остановил воспроизведение.
— Здесь кассирша поняла, что она собирается уйти не заплатив, — пояснил он, и снова нажал на воспроизведение.
Кассирша покинула свое место за кассой и побежала вслед за женщиной. Они обменялись несколькими словами и вернулись к кассе. Женщина порылась в сумочке, достала банкноту и заплатила. Потом пошла к двери и вышла наружу.
— Это она, — прошептала Малин. — Это Ханне.
Манфред хмыкнул.
— Кассирша не сказала, куда она отправилась?
— Нет. По её словам, Ханне выглядела сбитой с толку, когда та её остановила. Но Ханне ни словом не обмолвилась о том, куда шла. А кассирша и не спрашивала. Но когда услышала по радио об исчезновении женщины, то решила позвонить в полицию.
Они немного помолчали.
— На первый взгляд, рядом с ней никого нет, — нарушил тишину Манфред.
— Да. Но нельзя исключать, что кто-то мог ждать её снаружи. Где конкретно находится этот магазин?
— В Эстертуне, у самой площади, — ответил Манфред. — Практически на пороге полицейского участка, рядом с автобусной остановкой.
Малин указала на счётчик времени в нижнем углу кадра. Он показывал 18:23.
— Почти два часа прошло с момента её исчезновения. Этим цифрам можно доверять?
— Да. Коллеги проверяли. Эстертунская полиция собирается изъять записи со всех камер на объектах торговли вокруг площади. Ещё они должны опросить всех уличных торговцев, сотрудников магазинов и ресторанов. Нужно также охватить водителей автобусов и такси.
— Есть результаты?
— Пока нет. Но она ведь должна была каким-то образом туда добраться. Если только…
— Если только кто-то не привёз её туда на машине, — констатировала Малин.
Она остановила взгляд на изображении нечёткой фигуры, застывшей в дверях магазина и во времени.
— Что тебе понадобилось в Эстертуне, Ханне? — пробормотала Малин.
— Да, — эхом отозвался Манфред. — Какого чёрта тебе там понадобилось?