Малин обернулась и глянула на Манфреда, который стоял на шаг позади. Тот коротко кивнул, показывая, что всё слышал.
Они вошли в здание, где народ уже начал рассаживаться на складных стульях, которые стройными рядами были выставлены перед импровизированной сценой. В предпоследнем ряду сидел мужчина лет семидесяти — восьмидесяти, с бородой и седыми волосами, которого Малин не узнавала. Однако, когда он обернулся, Манфред поприветствовал его кивком.
Они поздоровались с организаторами — мужчиной и женщиной на седьмом десятке — которые разрешили им занять самые дальние места с краю, пока обсуждаются другие пункты повестки.
Малин и Манфред устроились рядом с престарелой женщиной в толстом пальто и девицей с дредами, доходившими почти до талии.
Через несколько минут началось собрание.
Вопросов слушатели задавали на удивление много, и тон их заметно посуровел, когда представитель коммуны объявил, что большинство старых деревьев в Берлинпаркен должны быть снесены и заменены новыми. Манфред покосился на Малин, незаметно подняв одну бровь. Она, пользуясь случаем, сделала несколько снимков аудитории, на случай, если какая-нибудь подозрительная личность решила прийти и послушать, что скажут об исчезновении Ханне.
Через двадцать минут настала их очередь.
Они вышли на сцену. Манфред настроил проектор, рассказал об исчезновении Ханне и продемонстрировал фотографии.
Когда Малин взглянула на экран у себя за спиной и увидела на нём улыбку Ханне, она вдруг ощутила комок в груди.
Пожилая дама встала и прервала Манфреда посреди предложения.
— Я прожила здесь всю жизнь, — произнесла она хриплым голосом. — И это не первый раз, когда с женщинами в Эстертуне происходят несчастья. Это исчезновение имеет отношение к Болотному Убийце?
Манфред заколебался, не зная что сказать. Он перенёс вес с одной ноги на другую и одёрнул пиджак.
— Нет, насколько нам известно. Ханне Лагерлинд-Шён страдает деменцией, и мы больше всего обеспокоены тем, что она могла стать жертвой несчастного случая.
— Несчастный случай, так я и поверила, — фыркнула дама и села на своё место.
— Нет никаких причин переживать…
— В восьмидесятых ваши тоже так говорили, — выкрикнул с места сидевший в самом дальнем ряду мужчина лет шестидесяти, одетый в стёганый охотничий жилет. — Если бы Эстертуной не управляли так безответственно, сегодня перед нами не стояли бы проблемы такого рода.
— Это лучше обсудить с представителями коммуны, — вставил один из организаторов, который стоял, прислонившись к стене.
— Можно подумать, меня кто-то станет слушать, — отозвался мужчина.
Манфред проигнорировал его и завершил презентацию демонстрацией номера горячей линии.
Публика зашумела, и Малин увидела, что многие забивают номер в память своих телефонов или календарей.
После того как собрание завершилось, они немного постояли на солнце, на засыпанной гравием площадке перед зданием. Вышла женщина-организатор, пожала им руки и поблагодарила за участие.
— Что за человек говорил о безответственном управлении? — спросил Манфред. Женщина отпустила руку Манфреда и неуверенно улыбнулась.
— Педер фон Бергхоф-Линдер, — сказала она. — Он ходит на все собрания. И всегда говорит одно и то же.
— Он сын Биргера фон Бергхоф-Линдера? — уточнил Манфред.
— Да. Его единственный ребёнок, если я не ошибаюсь.
Манфред коротко кивнул, и женщина удалилась по направлению к парковке.
В следующий миг появился бородатый мужчина и поздоровался с Манфредом за руку.
— Сколько лет, сколько зим, — произнес он.
— Да уж, — согласился Манфред, оборачиваясь к Малин.
— Ты же не знакома с Уве, бывшим мужем Ханне?
Малин отрицательно покачала головой и протянула бородачу руку.
Несмотря на то, что рукопожатие было мимолётным, Малин успела почувствовать, что ладонь у Уве влажная. Она взглянула на него с новым интересом — седые волосы вились у висков, а на лбу выступили крошечные капельки пота.
Уве скользнул по ней взглядом, который навеял Малин аналогию с перекупщиком, придирчиво оценивающим машину или велосипед.
— Ты сейчас живешь здесь? — спросил Манфред.
— В Эстертуне?
Произнося название предместья, Уве сморщил нос.
— Ну что ты, конечно, нет, — ответил он. — Но я очень переживаю за Ханне, так что когда я прочёл в интернете о собрании, тоже решил приехать.
Он повернулся к Малин.
— Вы тоже знакомы с Ханне?
Малин кивнула.
— Мы работали вместе, не слишком долго. Это было уже после того, как она заболела, так что… Да. Она меня не смогла вспомнить, когда мы с ней виделись в последний раз.
— Это страшная болезнь, — сказал Уве. — Я сам работал в сфере психиатрии, я знаю, о чём говорю. Сейчас, вероятно, не лучшее время для того, чтобы это обсуждать, но наш развод случился именно из-за её болезни.
— О, — кивнула Малин.
— Кто бы мог подумать, что это зайдёт так далеко…
Он сделал рукой неопределённый жест и осёкся.
— Вы были женаты, когда она участвовала в расследовании убийств в Эстертуне? — спросила Малин.
— Да, были. Но после убийства той девушки из полиции Ханне некоторое время жила в стране басков. Она была просто раздавлена, бедняжка.
— Можешь предположить, зачем она отправилась в Эстертуну тем вечером? — спросил теперь уже Манфред.
Уве потряс головой.
— Не имею ни малейшего понятия. В последние годы мы особо не контактировали. Да, к сожалению, у нас не было детей, так что после развода ничто больше нас не связывало.
Взгляд Уве сделался пустым и потерялся где-то в желтеющей листве деревьев.
— Но её исчезновение, возможно, всё-таки каким-то образом связано с Болотным Убийцей, — снова заговорил он. — Она ведь была словно одержимая. Вдоль и поперёк перечитала все протоколы предварительного следствия, и много лет днём и ночью названивала этому Роббану.
Уве замолчал и покосился на парковку.
— Она как будто считала, что сама сможет распутать этот клубок, — добавил он.
В краткой реплике Уве Малин уловила пренебрежительный тон, и тут же разозлилась. Потому что Ханне, вероятно, была самым мудрым человеком из всех, кого знала Малин, несмотря на то, что проиграла войну с деменцией.
Ожил мобильник Уве.
— Простите, — произнес он. — Дайте мне минуту.
Он ответил, отошёл в сторону и встал под деревом, чтобы поговорить.
— Чёртов кусок дерьма, — процедил Манфред сквозь зубы. — Они развелись вовсе не из-за болезни Ханне. Он был кобелём, и ей стоило давным-давно его оставить.
Уве вернулся, засунул мобильник в карман и обернулся к Манфреду.
Тот улыбался.
— Так о чём мы говорили?
— Я спрашивал, — ответил Манфред, — была ли у Ханне какая-то теория относительно Болотного Убийцы.
Уве натянул на себя горчичного цвета пуловер, который держал под мышкой с тех пор, как они вышли с собрания. Потом одной рукой поправил волосы и стал размышлять.
— У неё была масса теорий. Какие-то дикие предположения. Я знаю, она подозревала, что убийца был знаком с методами работы полиции или что-то смыслил в криминалистике.
И в этот миг Малин вдруг вспомнила.
Она не могла понять, почему ей раньше не пришло это в голову, но от внезапного прозрения по коже у нее пробежали мурашки, а ветерок, ласково касавшийся обнажённой шеи, вдруг показался ледяным.
50
— И Свену Фагербергу, и Роберту Хольму было известно, что Ханне собиралась посетить Софиахеммет, — выпалила Малин, когда Манфред выезжал с парковки за церковью.
Манфред бросил на неё быстрый взгляд.
— Мы ведь разговаривали с ними в то утро, перед встречей с Ханне, — продолжала она. — И мы сами им сказали, что собираемся с ней встретиться днём, до назначенного ей времени в Софиахеммет.
На короткой аллее Манфред прибавил газу и выехал на пустынную просёлочную дорогу, освещаемую бледным утренним солнцем.
— Ты же всерьёз не думаешь, что кто-то из них стоит за этим? Фагербергу скоро стукнет сто, а Роббан…
Он не стал договаривать.
— Я ничего не думаю. Просто говорю, что они знали, что в тот день мы должны были встретиться с Ханне.
Манфред надолго замолчал.
Малин задумалась.
— Всё-таки я думаю, что никто из них здесь ни при чём, — сказал он. — А если бы даже это было так, у них не было никаких причин увозить Ханне или вредить ей. Ну же, Малин, она не представляет угрозы. Она не обладает какой-либо важной информацией. Ты же сама помнишь, что она говорила во время встречи? Одни разрозненные теории и мысли. Абсолютно ничего из этого не указывает на реального преступника.
Манфред выехал на шоссе и прибавил газу.
— Если только мы чего-то не упускаем, — проговорила Малин.
— Например? — спросил Манфред безо всякого выражения в голосе.
Малин поглядела на плоские поля, которые расстилались по обеим сторонам шоссе. В отдалении, на пастбище у озера паслись лошади. Высокие ели отражались в блестящей тёмной глади.
— Мне всё равно кажется, что нужно за ними понаблюдать.
Манфред пожал плечами.
— Займись этим сама, только не посвящай этому делу слишком много времени. Потому что это ни к чему не приведёт.
Тем вечером Малин вернулась домой позже обычного. Всю вторую половину дня она провела перед экраном компьютера, пытаясь схематически резюмировать жизни Свена Фагерберга и Роберта Хольма, или, по крайней мере, их карьеры. Эта работа оказалась сложнее, чем Малин себе представляла. Ей пришлось заручиться разрешениями прокурора и отдела кадров, чтобы получить доступ к необходимой информации. Но бюрократические жернова поворачивались медленно, так что Малин ещё не дождалась недостающих фрагментов мозаики.
Когда она пришла, Андреас стоял в прихожей. Он был в спортивной одежде, и держал в руках клюшку для хоккея с мячом.
— И сегодня тоже? — протянула она, замечая собственный недовольный тон.
— Мы договорились с ребятами только час назад. Всё нормально?