А в доме у озера Тунашён в своей подвальной комнатке без окон сидел Эрик Удин. Во впадинке у него на шее, на по-прежнему загорелой коже покоились принадлежавшие Бритт-Мари гладкие тёплые колечки.
Все стены комнатки были теперь оклеены бумагами — документами, газетными вырезками, ужасающими фотографиями жертв Болотного Убийцы, которые Эрик разыскал в интернете, несмотря на то, что их там не должно было быть.
Эрик разглядывал старинную фотокарточку Элси. Стоя у пристани на променаде Страндвеген она выглядела такой счастливой и улыбалась солнцу. На ней была шляпка, в руках она держала дорожную сумку, а под мышкой — свёрнутую в трубочку газету.
Эрик изучил это фото с помощью лупы. Он даже ухитрился частично разобрать заголовок в газете, которую Элси держала под мышкой:
…сёстры Папин…
Эрик чувствовал, что кусочки мозаики встают на свои места. С каждым днём всё отчётливее проступал контур Тени. Но несмотря на это тьма не желала его отпускать.
Эрик пошёл в чулан, где в коробках были сложены старые бумаги Май, от которых он не нашёл в себе сил избавиться. Эрик часами методично просматривал документы, письма, рукописную статистику результатов скачек, которую, вероятно, вёл Бьёрн, и старые квитанции.
В самом низу одной из коробок Эрик обнаружил письмо, а в другой коробке — старый паспорт. Он дважды перечитал письмо и пролистал паспорт. Смахнул пыль и поднёс его к свету.
Штемпель был таким нечётким, что его невозможно было разобрать.
Эрик притащил лупу и сел за стол. Он долго смотрел на красные буковки, поворачивая паспорт так, чтобы свет падал на него под разными углами.
Потом Эрик дрожащими руками положил паспорт на стол и уставился на фото истерзанного тела Ханнелоры Бьёрнссон.
54
Малин разбудил шум дождя, барабанившего по стеклу. Утро было серым, словно застиранная половая тряпка, и струйка холодного воздуха просочилась к ним под одеяло. Неясный луч света пробивался из-под неплотно опущенных рулонных штор, освещая в беспорядке рассеянные по полу разноцветные игрушки.
На часах была половина седьмого, но Малин уже окончательно проснулась.
Жгучее нетерпение разливалось по телу — от груди к рукам и ногам, словно члены Малин наполнились содовой шипучкой.
Сегодня они возьмут его.
Малин встала, стряхнула со спины несколько прилипших крошек от раздавленного хлебца, накинула халат и отправилась в кухню, готовить завтрак. Хлеб зачерствел после многочасового пребывания на воздухе, а масло растаяло, но Малин даже этого не заметила. И даже когда в душе вдруг пошла холодная вода, Малин продолжала невозмутимо напевать, потому что мыслями уже была на рабочем месте, в Управлении.
Прежде чем уйти, Малин коснулась губами лобика спящего сына. Его редкие волосики вспотели и прилипли к вискам, а ротик приоткрылся. Дрожь счастья пробежала по телу Малин, когда она дотронулась до нежной детской кожи.
Так она и ушла, тихонько прикрыв и заперев за собой дверь.
— Нам неизвестно, где он находится, — угрюмо проговорил Манфред, расстёгивая пуговицы тёмно-серого пиджака. Сегодня он надел бабочку в крапинку, что делал лишь в исключительных случаях. Из нагрудного кармана выглядывал подходящий шёлковый платок.
— Что ты имеешь в виду? — спросила Малин.
— Во всяком случае, наружка его потеряла. Но разумеется, он вполне может оказаться дома у мамы.
— Не доверяю я этим лентяям, — пробурчал Лодде. — Небось умотали на свою законную «прописку», или на профсоюзную встречу, или что-то типа того. В моё время всё было иначе. Тогда люди сидели на попе ровно, пока не закончится смена.
— Что будем делать? — поинтересовалась Малин.
— Продолжать в соответствии с планом, — отозвался Манфред. — Прокурор принял решение о задержании и обыске. Едем туда после обеда, чтобы проконтролировать, на месте ли он. Если он дома, вяжем его и даём отмашку криминалистам.
— А если его там не будет? Потолкуем с тёткой?
Манфред ответил кивком.
— У нас нет другого выбора.
Раздался стук в дверь.
— Да? — отозвался Манфред. Дверь слегка приоткрылась, и в образовавшуюся щель заглянул один из молодых следователей.
— Прошу прощения, — сказал он. — Звонил Эрик Удин. Он просил вас к нему заехать. Он хочет вам что-то показать. Сказал, что это важно.
— Хорошо, — ответил Манфред, и дверь закрылась.
Однако мгновением позже снова распахнулась.
— Да, ещё кое-что. Вчера вечером на горячую линию позвонил какой-то тип. Он видел женщину, похожую на Ханне, в дачном массиве Эстертуны несколько недель назад.
— Несколько недель назад? Почему же тогда не позвонил?
— Об исчезновении Ханне он услышал от соседа, который ходил на встречу, организованную объединением…
— Друзья Эстертуны, — закончила Малин, и следователь кивнул.
— Заедем туда по пути домой, если успеем.
После обеда они выдвинулись в Эстертуну. Малин поехала с Манфредом, а Лодде — следом. Дождь лил с прежней силой, и густой туман словно одеялом накрыл заболоченные поля по обеим сторонам шоссе.
Ехали в тишине, которую нарушали только шум двигателя и ритмичные поскрипывания дворников.
Когда они въезжали в Эстертуну, сквозь исполосованное дождём стекло Малин разглядела гигантское бетонное основание водонапорной башни, но её вершина тонула в плотном тумане.
— Грёбаная погодка, — выругался Манфред, сбрасывая скорость.
И тут же добавил:
— По крайней мере, теперь ты можешь оставить «полицейский след».
Малин подумала о Свене Фагерберге и Роберте Хольме.
— Ты просто рад, что не пришлось жевать меховую шапку.
— Нет. Я рад, что за всем этим не стоит кто-то из наших коллег.
Они проехали по центру Эстертуны. Отважный торговец с площади убирал овощи под навес своего маленького киоска, мужчина с зонтом пробежал мимо — вероятно, спешил на автобусную остановку.
Сквозь завесу дождя проступили контуры полицейского участка, и Малин подумалось, что доброе имя Бритт-Мари наконец-то будет восстановлено.
Манфред свернул возле Берлинпаркен.
Высокие деревья уже сбросили большую часть листвы, но трава оставалась зелёной и сочной. На том месте, где раньше был многоуровневый гараж, теперь чернел большой квадратный кусок земли. Несколько детишек из детского садика, одетых в непромокаемую одежду и светоотражающие жилеты, карабкались по стенке маленького скалодрома у статуи кормящей матери. Полная женщина в таком же жилете курила под навесом у игровой площадки.
Манфред свернул в маленький переулок.
— Переулок Берлинсвенген, — объявил он. — Это здесь.
Манфред поставил машину у края тротуара и заглушил двигатель. Через минуту прямо за ними припарковался Лодде.
Улла Санделл открыла практически одновременно с тем, как Малин нажала на кнопку звонка, словно давно наблюдала за ними в дверной глазок, стоя у себя в прихожей. На ней был бесформенный домашний халат, из-под подола которого торчала пара тощих ног. Ноги были обтянуты толстыми телесного цвета колготками, которые сильно морщили на щиколотках. У жидких рыжих волос отросли седые корни, а бледно-голубые глаза смотрели испуганно.
— Да? — сказала она, прикрывая ладонью кнопку тревожной сигнализации, которую держала в другой руке.
— Улла Санделл? — спросила Малин.
Женщина кивнула.
— Мы из полиции.
Они предъявили удостоверения.
Улла внимательно их изучила, прежде чем ответить.
— Да? — повторила она.
— Мы разыскиваем вашего сына, Ларса Санделла, — сказала Малин.
— Его нет дома. А по какому вы поводу?
— Вы позволите нам войти? — спросил Манфред, умалчивая о том, что фактически у них было разрешение на проведение обыска.
Улла снова покосилась на удостоверения, одёрнула дрожащей рукой свой халат и тяжко вздохнула.
— Думаю, это уместно.
Квартира напоминала жилища всех жертв убийцы возле Берлинпаркен — чётко вымеренная функциональная архитектура, продолговатая гостиная с большими окнами и маленькая, но практичная кухня в глубине.
В гостиной стояла мебель, слишком крупная для этой комнаты. На полу лежал потёртый персидский ковёр, а стены были украшены старыми чёрно-белыми семейными фотографиями, выполненным маслом изображением какой-то усадьбы и парой портретов серьёзных мужчин, сидящих за письменным столом.
— Констебли желают выпить кофе? — спросила Улла, с сомнением глядя на визитёров.
— Спасибо, не откажемся, — ответил Манфред. — Можно нам присесть?
Улла кивком указала на диван, а сама устроилась в одном из кресел, обтянутых цветочной тканью.
— Ларс, — произнёс Манфред, когда все устроились. — Вам известно, где он находится?
Улла покачала головой.
— Нет. Но ему ведь уже шестьдесят два. Он сам о себе заботится.
— Да, это понятно, — продолжал Манфред, — но нам необходимо переговорить с ним по срочному поводу, дело не терпит отлагательств.
— Не терпит отлагательств? — переспросила Улла, распахнув свои выцветшие глаза. — Он же не взялся за это снова?
— А он часто так делает? — спросил Манфред.
— Он хороший мальчик, — пробормотала Улла, — но иногда слишком доверчивый. Он был таким всегда.
— Единственный ребёнок? — спросил Лодде, глядя на свадебную фотографию, которая стояла в рамке на комоде, у стены. На фото была юная Улла Санделл и улыбающийся мужчина в костюме. Улла держала за руку маленького мальчика, также одетого в костюм.
— Да, — не сразу отозвалась Улла. — Но о чём вы хотите с ним поговорить?
— Ларс фигурирует в одном из наших расследований, и нам необходимо задать ему несколько вопросов, — уклончиво ответил Манфред.
— Ясно, — сказала Улла, по всей видимости, удовлетворившись объяснением.
— У вас есть предположения, где бы он мог быть? — спросила Малин.
Улла заколебалась. Костлявыми пальцами она принялась смахивать с халата несуществующие крошки.
— Он иногда навещает приятеля в Тэбю. Мне кажется, его зовут Леннарт. Леннарт Оскарссон. Но я не могу сказать точно. И мобильник у Ларса разбился, так что связаться с ним я не смогу. Или он потерял его? Не помню. Нет, всё-таки разбился — несколько дней назад Ларс собирался сдать его в ремонт. Да, это ведь не в первый раз. Месяц назад Ларс уронил его в ванной. Я говорила ему не брать телефон в ванную, но он и слушать не желает.