струпьями, а под ней уже показалась новая, молодая, если так можно было выразиться о руках старика. И все же сгибать пальцы еще было больно. Мальдо смазал ладони пресвитера целебной мазью и бережно перевязал. Гестионар Овир дали ему один из своих чудесных отваров, восстанавливающих силы, и все равно Антониил казался даже старше своих и так немалых лет.
– Я бы хотел пойти к Первосвященнику с вами, но не уверен, что смогу осилить дорогу, – продолжил старик, неловко вздыхая. – Боюсь, я только задержу вас. Да и как оставить людей в городе после того, что случилось? Сейчас им, как никогда, потребуется моя помощь. Но я могу написать Первосвященнику письмо, то есть… – Он виновато посмотрел на собственные перевязанные ладони. – То есть я мог бы продиктовать письмо Брану и закрепить своей печатью. Вы доставите письмо Первосвященнику, и это будет еще одним подтверждением ваших слов.
– Благодарю вас, пресвитер Антониил. Это действительно будет хорошим подспорьем для нас, – с признательностью ответила Лигия. Мальдо сейчас зашивал рассечение у нее на лбу. Далия сидела рядом вся в бинтах и клевала носом. После плена и сражения силы окончательно ее оставили. – Лучше сделать это прямо сейчас. Завтра с рассветом мы планируем покинуть город.
– Как, уже завтра? Но ведь вам нужно отдохнуть. Вы можете оставаться здесь, в храме, сколько будет необходимо.
– Спасибо, но, боюсь, у нас совсем нет времени. Я бы отправилась в путь прямо сейчас, но ночью мы не сможем двигаться так быстро, как нужно. Да и всем действительно нужен отдых, – сказала Лигия.
– Понимаю, – кивнул пресвитер Антониил. – Тогда не будем терять времени. Идем, Бран, в моей келье найдется бумага, перо и все необходимое.
Послушник с готовностью поднялся. У него тоже было несколько повязок, но в целом он отделался дюжиной синяков и ссадин. А обожженная кожа на руке заживала еще быстрее, чем у пресвитера. С лечением Гестионар Овир и Мальдо все его раны полностью пройдут за пару дней.
– Я был на площади и все видел, Лигия, – решительно произнес Мальдо, едва только за Браном и пресвитером Антониилом закрылась дверь. – Эти твари… Я думал, что страшнее моров ничего нет, но это… А то существо, что обратилось в черного монаха-странника…
– Унхасай, – подсказал Лигия.
– Да. Теперь я понимаю, о чем ты говорила. Эти твари не должны существовать, им не место на нашей земле. Я принял решение. Я останусь здесь. Останусь помогать пресвитеру Антониилу, лечить людей, делать то, что я могу. Нет, я не передумал, я не считаю людей безвинными и не питаю иллюзий по этому поводу. Но, может, то, что случилось сегодня, заставит нас задуматься… Хотя бы некоторых. О том, что вокруг так много того, что готово проглотить нас в один присест, не глядя, кто перед ним – ребенок, или старик, или женщина, хороший или дурной человек… О том, что мы, люди, должны научиться держаться вместе, а не делить то, что нам на самом деле не принадлежит – землю, скот, золото, других людей… – Он горько рассмеялся. – У нас есть только наши жизни. Кажется, это самая хрупкая вещь, что есть в этом мире. Нам нужно научиться ценить то, что у нас есть, и тех, кто готов сражаться за нас. Ценить людей, а не вещи. Поэтому я останусь здесь и постараюсь донести это до них. Вдруг хоть кто-то поймет.
– Тогда ты должен быть готов, что тебя может постичь новое разочарование, – с грустью произнесла Лигия.
– Возможно. А может, и нет. Во всяком случае, я уверен, что разочарование точно постигнет меня, если останусь доживать свой век один на болотах. Если не попытаюсь что-нибудь изменить.
– Изменить людей сложно.
– Но ведь ты одного смогла. Теперь это мой выбор.
Лигия проснулась оттого, что кто-то очень осторожно и неуверенно потряс ее за рукав. Она открыла глаза, но было слишком темно, чтобы рассмотреть хоть что-то. Однако она поняла все и так.
– Что ты, Бран? – шепотом, чтобы не разбудить остальных, произнесла она. – Не можешь заснуть? Завтра у нас долгая дорога…
– Я знаю, извини, но…
– Ну, чего ты? – Она усадила мальчика на лавку, служившую ей постелью, и ласково обняла за плечи. – Не бойся, Унхасай теперь далеко. Этой ночью нам больше ничего не грозит.
– Да, я знаю. Вернее, я боюсь, конечно, но… дело не в этом.
– И нечего бояться, – подбодрила Лигия. – Хочешь, перетащим твою лавку к моей, и ляжешь спать здесь? Я буду рядом. И Далия здесь близко. И Мальдо дежурит в коридоре.
Они тихонько встали и аккуратно, стараясь не шуметь, перенесли лавку Брана от дальней стены и поставили рядом с лавкой Лигии. Совсем бесшумно не вышло, но Далия была слишком утомлена, чтобы проснуться от этого.
– Вот так, ложись и ничего не бойся. – Лигия ласково чмокнула мальчика в лоб и укрыла легким одеялом.
Несколько минут царила полная тишина. Бран, почти ничего не видя, таращил глаза в темный потолок, пока вновь не решился заговорить.
– Лигия, ты спишь? – задал он, пожалуй, самый нелепый вопрос из возможных.
– Нет, Бран, говори. Что тебя беспокоит? – отозвалась Гестионар Овир.
– Знаешь, сегодня на площади… Все эти люди. Они хотели Далии смерти. Они хотели казни. Они были такими… злыми.
– Это случается с каждым, Бран. Порой мы все испытываем злость, гнев или раздражение.
– Да, но я смотрел на них и… они казались мне чудовищами. Как можно быть такими злыми? Я их почти ненавидел. А потом появился черный монах, и я… Я сам ощутил такую же злость. Я стал как они. Я хотел его смерти. Выходит, я и сам плохой?
– Плохой, хороший… – задумчиво протянула Лигия. – Здесь все куда сложнее. В каждом человеке на земле, Бран, и в тебе, и во мне, и даже в пресвитерах тонкая гармония, сочетание всех возможных сил, добродетелей и пороков. Вопрос лишь в том, как мы распоряжаемся тем, что нам дано, каким силам позволяем захватить нас, а какие сдерживаем, или, наоборот, проявляем. Любой человек, даже самый хороший, может совершить дурной поступок. Равно как и самый закоренелый разбойник иногда способен на благое дело. Все зависит от точки зрения. Один и тот же поступок кому-то покажется благом, а для другого будет негативным. Главное, чтобы ты чувствовал разницу, чтобы ты мог отличать одно от другого, чтобы у тебя всегда хватало сил оценивать собственные поступки и было мужество признавать свои ошибки и исправлять их. Не теряй это чувство.
– Но как научиться понимать, что хорошо, а что плохо?
– Ты уже знаешь это. Просто слушай свое сердце. Остальному научит жизнь.
Несколько минут они молчали, обдумывая сказанное, пока Бран не решился продолжить:
– Лигия, есть еще кое-что… Не знаю, как сказать, но… Отец Небесный учит нас милосердию, любить всех…
– Милосердие. – Лигия понимающе кивнула, а потом поднялась на локте и внимательно посмотрела Брану в глаза. Ее зрачки едва заметно ловили блики тусклого света проникавшей через маленькое окно луны. – Милосердие должно быть в твоем сердце, чтобы там не поселился гнев. Не нужно держать в себе злость или обиду на кого-то. Нужно уметь прощать. Вот что такое милосердие. Но запомни, Бран, – произнесла она очень серьезно, – твое милосердие должно заканчиваться там, где начинается самоубийство.
– Как это?
– Это значит, что если тебе к горлу приставили нож, не время думать о милосердии. Твоя жизнь – великий дар Отца Небесного, и ты должен хранить ее, а не отдавать попусту. О милосердии можно думать, лишь когда разбойник сидит в темнице за крепкой решеткой. Да и здесь не стоит слишком торопиться.
– Но ведь вы с Далией постоянно рискуете жизнями.
– Мы сражаемся, чтобы другие люди могли жить в мире. Мы вечные солдаты в войне со слугами Нечистого, и другой жизни для нас быть не может.
– Лигия, ты знаешь кто? Ты святая.
– Нет, Бран, – рассмеялась Лигия. – Святые там, на Небесах, рядом с Отцом Небесным. Я всего лишь человек. Со своими страхами, пороками и несовершенствами.
– Тогда ты героиня!
– Глупости! Гестионар Овир созданы для всего этого. Ты же не зовешь героем пекаря, испекшего душистый хлеб, или кузнеца, подковавшего лошадь? Так же и мы. Это наша работа – сражаться с нечистью. Я лишь стараюсь делать ее хорошо, как могу.
– И все равно ты – героиня, – настаивал Бран.
– Ладно-ладно. – Она ласково потрепала мальчика по светлым волосам. – Ты сам сегодня настоящий герой. И уговорил пресвитера помочь нам, и с Унхасаем сражался.
Бран почувствовал, как краска заливает его лицо от похвалы. Хорошо, что в темноте не видно, какой он сейчас пунцовый. Он тут же одернул себя – негоже послушнику так гордиться собой. Так и до гордыни недалеко.
– Ну, будет. Давай-ка ложись спать. Завтра нас ждет еще долгая дорога. – Лигия чмокнула его в затылок и удобнее устроилась на своей лавке. А Бран еще долго смотрел в потолок и думал, думал, думал о том, что произошло за этот день. Пока незаметно для себя не уснул.
Глава 26
В путь отправились утром, но не слишком ранним, как сперва хотела Лигия. Хорошенько подкрепились, собрали припасов в дорогу, раздобыли кое-что из одежды – старая после вчерашней битвы во многом пришла в негодность, а Далия так и вовсе после плена осталась в рванье. Когда все приготовления были закончены, сердечно простились с пресвитером Антониилом и двинулись в путь.
Чтобы не искушать судьбу, было решено покинуть городок по тому самому подземному проходу из храма, который показал пресвитер. На другой стороне девушек и Брана уже ждал Мальдо с лошадьми.
– Сегодня настроение у тебя куда лучше, – улыбнулась подруге Лигия, когда они со свечами в руках шли по выложенному камнем коридору.
Света хватало лишь на то, чтобы не споткнуться и не врезаться в стену. Впереди и за их спинами смыкалась густая тьма. Казалось, будто в целом мире не осталось ничего, кроме этой тьмы, и они одни бредут в ней, не зная куда. У Брана волосы вставали дыбом и по спине пробегали неприятные зловещие мурашки. Скорей бы этот коридор закончился.
Гестионар Овир, напротив, чувствовали себя совершенно спокойно и вели непринужденную беседу. Далия блаженно потянулась и с удовольствием ответила: