Последние двери распахнулись, и Бран вошел в большую роскошную комнату. Картины и гобелены на стенах в золоченых рамах, фрески во весь потолок, мягкий ковер занимал все пространство пола. Посреди стоял большой, сплошь уставленный изысканными блюдами стол и только одно кресло. Там среди подушек вальяжно устроился полный человек в белых с золотом одеждах. Он был немолод, лет пятидесяти пяти. Темные с сединой волосы с трудом прикрывали плешь на голове, ухоженные усы и бакенбарды того же цвета, лицо давно испещрили морщины, холеная, но жидкая борода опускалась на грудь, прикрывая двойной подбородок. Пухлыми пальцами человек отрывал куски мяса от целой зажаренной птицы и отправлял их в рот, иногда перемежая овощами. Жир мяса, сок помидоров тек у него по рукам и бороде, оставляя следы на прекрасных одеждах. Иногда он прихлебывал из большого золотого кубка. Стоявший поблизости молодой монах следил, чтобы кубок всегда был полон.
Когда Бран вошел, лицо Первосвященника искривилось при виде следов, которые оставляла пыльная дорожная обувь мальчика на ковре. Приведший послушника монах велел ему остановиться на середине комнаты в нескольких метрах от стола.
Бран так растерялся, что забыл обо всем на свете и мог только с открытым ртом глазеть на Первосвященника.
– На колени! Преклони колени! – В абсолютной тишине комнаты, нарушаемой лишь естественными звуками приема пищи Первосвященником, раздался отчаянный шепот приведшего Брана монаха.
Послушник, словно опомнившись ото сна, поспешил опуститься на колени.
– Благословите, Ваше Святейшество, – робко произнес он, не поднимая головы.
– Благословляю, – коротко ответил жующий человек, не прерывая трапезы.
Бран искоса посмотрел на своего сопровождающего и, дождавшись одобрения, поднялся, чтобы приступить к рассказу.
– Я послушник из прихода в деревне Корневка. Мое имя Бран. Я пришел к вам, Ваше Святейшество, чтобы рассказать о горе, постигшем наш приход, – начал Бран со слов, что уже тысячу раз прокручивал в своей голове, мысленно представляя эту встречу.
Стараясь не слишком вдаваться в детали, послушник рассказал, как твари Нечистого атаковали его родной приход, как погиб пресвитер Никониил и как Лигия спасла всю деревню. О встрече с разбойниками и знакомстве с Мальдо упомянул лишь вскользь, зато более подробно остановился на сражении с Унхасаем в Красных Торцах. Рассказывать о Пути Отражения Бран почему-то не решился. Он сам толком не понимал, что же там произошло, и вспоминать было страшно.
Завершив свой рассказ, Бран замолчал, ожидая реакции. Первосвященник, все это время не прекращавший трапезы, неспешно смочил руки в поднесенной ему чаше с водой и принялся вытирать губы и пальцы большим белым с золотой вышивкой по краям полотенцем.
– Очень хорошо, – протянул он наконец, поднимаясь с кресла. Неясно было, относилось ли это к рассказу Брана или к добротному ужину.
Движением руки, будто лениво отгоняя назойливую муху, Первосвященник велел прислуживающему ему монаху снять с себя испачканную жиром и соком верхнюю рясу и надеть чистую, новую. Монах засуетился вокруг Первосвященника, приводя в исполнение приказ. Когда Его Святейшество был облачен в свежие белоснежные с золотом одежды, то наконец обратил внимание на мальчика.
– Мы внимательно выслушали твои донесения, дитя, – произнес Первосвященник. У него оказался неожиданно мягкий бархатный баритон. Если закрыть глаза, в этом голосе можно было купаться, его хотелось слушать и слушать. – И, без сомнения, находим их весьма интересными.
– Ваше Святейшество, у меня еще есть письмо от пресвитера Антониила из храма в Красных Торцах. – Бран достал запечатанное послание.
Первосвященник кивнул монаху, и тот быстро подбежал к послушнику, взял письмо и передал его Его Святейшеству. Первосвященник сломал печать, развернул письмо и быстро пробежал его глазами. Кивнул каким-то собственным мыслям и вернул бумагу монаху. Тот, словно получив мысленный приказ, тут же покинул комнату через боковую дверь. Первосвященник вновь обратился к Брану и на этот раз смотрел куда приветливей. Велев приведшему мальчика монаху возвращаться к своим делам, он грузно шагнул к послушнику.
– Мы рады, что даже в далеких деревнях нашей страны живут такие достойные и смелые юноши, как ты, – сказал Первосвященник. – И ты, дитя, правильно сделал, что явился к нам рассказать обо всем. Однако не нужно волноваться. Наша власть простирается во все уголки страны, и нам известно об участившихся появлениях слуг заклятого врага нашего и нападениях. Мы уже приняли меры для устранения этой проблемы и искоренения ее с земель наших раз и навсегда.
– Правда? – Бран завороженно смотрел на Первосвященника, даже забыл положенную форму обращения. – Значит, вы поймали Унхасая? Вы его уничтожили?
– Сие создание здесь ни при чем. Истинные же виновники скоро будут наказаны. Мы поймаем и истребим их всех.
– О ком вы говорите, Ваше Святейшество? – опешил Бран.
– О ведьмах, известных также под именем Гестионар Овир.
– Что?! Да нет же! Вы ошибаетесь! Они как раз пытаются спасти людей от Нечистого! – выпалил послушник.
– Я прощаю твою горячность, дитя, хоть она и не достойна монаха, – ласково произнес Первосвященник. – Любой может ошибиться, тем более юный напуганный послушник. Кроме того, нам известно, как искусно ведьмы могут манипулировать сознанием.
– О чем вы говорите? – замотал головой Бран. Происходящее перестало укладываться у него в голове.
– О заговоре. О предательстве. О борьбе за неокрепшие умы и сердца, с целью наполнить их ядом лжи и ненависти, заставить принимать черное за белое, а белое считать черным. Ты еще юн и не кажешься нам глупцом. Мы верим, что ты еще способен вырваться из той пелены лжи, которой опутала тебя ведьма. Все, о чем ты рассказал нам, далеко от истины, но твоей вины в том нет. Это ведьма спутала твои мысли. Это она во всем виновата. Это она наслала слуг врага нашего на твою деревню. Она велела им убить пресвитера, воспитавшего тебя лучше отца родного.
– Но это ведь был Унхасай… Я сам его видел… – неуверенно пробормотал Бран.
– Верно, но откуда, по-твоему, взялось это исчадие? Само оно появиться в нашем мире не могло. Его кто-то вызвал. Неужели ты думаешь, что это мог сделать какой-нибудь монах? Сама мысль об этом кощунственна и противоречит всему, чему мы служим. Значит, это могла сделать только ведьма. Подумай сам, кому еще могло быть выгодно, чтобы зло скрывалось в обличии монаха?
– Но она ведь спасла меня! Лигия меня спасла! И всю деревню тоже!
– Да. Сначала натравила на вас Унхасая и чудовищ, а потом после гибели вашего пресвитера спасла. Разве могло что-то сильнее отвратить вас от истинной веры и заставить обратиться к помощи противным Отцу Небесному созданиям, к ведьмам?
– Нет же… Не может этого быть…
– Ведьмы способны на многое, дитя. Они могут играть сознанием людей, путать, заставлять их видеть то, чего нет.
Губы Брана задрожали от едва сдерживаемых рыданий. Он с трудом держался на ногах, так больно было в груди. Лигия обманула его? Обманывала все это время?
– Истина всегда приходит с болью, – почти торжественно произнес Первосвященник. – Но благодаря тебе, дитя, нам удалось остановить заговор. Тебе известно о письме, которое ведьма просила тебя передать пресвитеру Лазариилу? Ты читал его? Если хоть какие-то сомнения еще терзают твою бедную душу, прочти.
Первосвященник подошел к столу, взял колокольчик и громко позвонил в него. Не прошло и минуты, как в боковую дверь вошел монах и передал Его Святейшеству письмо. Дрожащими руками Бран взял бумагу. Она была сложена именно так, как он помнил. Разворачивать было мучительно тяжело. Но даже когда перед ним открылся исписанный лист, Бран не мог разобрать ни строчки – так сильно тряслись руки и пелена слез застелила взор.
«У нас все готово. Скоро Унхасай нападет на город. Дело за вами. С Первосвященником пора кончать. Мальчика, что принесет письмо, лучше убрать. Он видел слишком много, может догадаться и попытаться помешать нам. Первосвященник не должен узнать о наших планах. Только он может нас остановить».
Бран зашатался, письмо выпало у него из рук. Сознание помутилось, все мысли спутались, кроме одной: как это возможно? Как такое может быть?!
– Да, – подтвердил Первосвященник, вбивая последний гвоздь в сомнения Брана. – Они задумали это давно. Ведьмы захотели той власти, что есть у нас. Они нашли молодых и неопытных монахов и своими лживыми речами отравили их сердца. Теперь их цель – свергнуть нас и самим захватить власть над городом и армией, над всем материком. И на пути к этой цели они не погнушаются ничем, даже убийством безвинных детей. Теперь истина открылась тебе, дитя.
Бран опустился на пол, будто придавленный тяжестью разочарования и предательства. Такую боль он испытывал лишь однажды – когда видел гибель пресвитера Никониила. Первосвященник говорил что-то еще, но послушник не слышал. Рыдания душили его. Пока где-то на задворках сознания не прозвучало слово «искупление». Бран поднял на Первосвященника замутненный взор.
– Да, дитя, твоими невольными руками путем обмана было сделано многое в этой истории. Теперь, чтобы остаться в монашестве, тебе предстоит пройти путь искупления. Готов ли будешь ты пройти это испытание? Решишься ли ты искупить свою вину или выберешь путь изгнанника, всеми покинутого и презираемого, отрешенного от монашества?
– Я готов… я хочу пройти…
– Грехи твои велики, потому и искупление будет тяжелым. Сможешь ли ты доказать, что предан делу монашества всем сердцем?
– Смогу! – отчаянно взмолился Бран, стоя на коленях перед Первосвященником.
– Тогда молись, чтобы Отец Небесный вновь принял тебя под свое покровительство, – торжественно произнес Первосвященник. Каким он был! Куда подевался тот полный неприглядный человек, по чьим рукам и бороде катился жир за обедом? Нет, это был исполин! Воплощенное величье духа! Тот, кто поведет за собой. Тот, за кого без раздумья отдашь жизнь. Тот, перед кем расступятся все преграды. Единственный, чьей волей еще держался этот сломанный мир.