Превращение совершилось легко и незаметно, как по мановению волшебной палочки. Несколько минут Юрий, не открывая глаз, нежился на удобной, чистой, теплой постели, затем, отбросив льняную, пахнущую лавандой простыню, вскочил на ноги и подошел к зеркальной дверце шкафа, чтобы полюбоваться своей обнаженной фигурой. Повертевшись перед зеркалом, он надел на голое тело ремень с портупеей и кобурой (с оружием не следовало расставаться ни на минуту), набросил на себя полосатый махровый халат и совершил прогулку к стоящей в углу двора деревянной будочке, содержавшейся по его приказу в исключительной чистоте.
Затем зарядка перед зеркалом, нагишом — приятнейшие десять минут разминки и любования своей спортивной фигурой. Перейдя к водным процедурам, Юрий наскоро поплескался в белом эмалированном тазу — ему непривычно и гадко было на немецкий манер сперва мыть руки, а затем и лицо в одной и той же воде, но ведь в чужой монастырь со своим уставом не суйся... Зато долго растирался махровым полотенцем и с не меньшим наслаждением побрился острейшей бритвой, шуршавшей на щеке, точно гусиное перо.
И вот он снова перед зеркалом, свежий, чистый, довольный собой, готовый к исполнению служебного и национального долга. Остается надеть мундир.
Мундир на нем, пальцы правой руки начинают привычно быстро застегивать пуговицы... Нет, не привычно, нет, с пальцами что-то происходит неладное, они торопятся, путаются, дрожат от волнения. Черт возьми! Что случилось? Стоп!
Стоп! Найдено! Ведь это то, что ему нужно, — он в эсэсовском мундире. Шапка-невидимка на нем... Вот он, внешне спокойный, но с бьющимся сердцем выходит неторопливым, размеренным шагом из лагерных ворот, часовые открывают опутанную колючей проволокой дверь калитки, щелкают каблуками, вытягиваются. Конечно, его приняли за помощника коменданта. Еще шаг-два — и он на свободе, ищите ветра в поле. Стоп, стоп! Не спешить, начать все сначала. Не нужно отрываться от реального. Да, сходство несомненно, на этом можно сыграть, но каким образом мундир Витцеля может оказаться на плечах военнопленного Ключевского?
И пошло, и понеслось... И уже трудно остановить сорвавшуюся с узды фантазию.
Тут-то Юрий и заметил, что Шевелев оглядывается, тревожно смотрит на него. Кажется, он сумел шевельнуть ресницами, даже кивнуть головой и этим успокоил друга, но оторваться от своей мечты не смог. Он знал, что пленные считают его чудаком. Ну и пусть. Лишь бы только его друзья — Шевелев и Годун — поверили, что такой план побега осуществим. О, им трудно будет поверить, они будут ошеломлены. Годун сразу же начнет язвить: «Какой это, Чарли, план по счету?» — «Разве это аргумент? — справедливо возразит ему Юрий. — Семь раз отмерь... А бежать из лагеря — это тебе не жилетку выкроить». Иван Степанович, взбугрив желваки на скулах, медленно наклонит голову. Он согласен — мерять нужно не раз, не два. Затем последует самое трудное. «Переодевание?.. — спросит Иван Степанович. — Как понять, во что будем переодеваться?» — «В немецкую форму». Тут-то они вздрогнут от неожиданности оба — и Годун и Шевелев. Возникнет немая сцена, она продлится секунды две-три. Иван Степанович, широко раскрыв глаза, будет смотреть на Юрия, Петр Годун — на Ивана Степановича. У Шевелева в глазах испуг, на лице у Петра растерянность, горько-насмешливая улыбка: он ведь и раньше говорил, что Чарли чокнутый, и вот, пожалуйста, теперь в этом можно убедиться...
Подождите, друзья-товарищи милые, не торопитесь отвергать этот отчаянный, невероятный на первый взгляд, но вполне реальный и осуществимый план. Не перебивайте, слушайте внимательно. Да, замысел фантастичен и риск огромен, несоизмерим. Только смотрите, как просто и великолепно может получиться, если все хорошо подготовить и действовать решительно, бесстрашно.
Одно обязательное условие — до последнего мгновения о готовящемся побеге должны знать всего лишь несколько человек из пятого барака. Число посвященных должно быть как можно меньшим — так легче будет сохранить тайну и обеспечить успех.
Все произойдет во время очередной проверки барака на чистоту и порядок.
Проверка бывает два раза в месяц и продолжается, как правило, не меньше десяти минут, но иногда затягивается минут на пятнадцать-восемнадцать. Следовательно, организаторы побега должны уложиться в двенадцать-тринадцать минут, чтобы у часовых на вышках и у ворот не было оснований для беспокойства. Они не должны что-либо заподозрить.
Итак, начинается проверка. Каждый из посвященных хорошо подготовлен, знает свое место, свою задачу и последовательность предстоящих действий. Все выверено. Все на местах. Пленные, как и обычно при проверке, стоят у нар по стойке «смирно», пилотка или шапка в левой руке. У приготовившихся к нападению в шапках спрятано «добавление» — камушек или железка, замотанная в тряпье. Ждут...
«Ахтунг!» В пятый барак входит комендант со своей свитой — помощником, лагерным врачом, солдатом-автоматчиком. Комендант, как всегда, ведет на поводке овчарку Бетси. Староста барака начеку, встречает, салютует дубинкой, как саблей, и отступает в сторону, чтобы, пропустив, почтительно примкнуть к свите и идти позади.
Не спеша движутся по проходу. Комендант поглядывает то в одну, то в другую сторону. Ищет, к чему можно придраться. Сейчас он замедлит шаг, остановится — все уже приготовлено для того, чтобы он задержался там, где стоят организаторы побега. Вот он задрал кверху свой острый подбородок, останавливается, увидел незаправленную постель на верхнем ярусе нар, произносит громким театральным шепотом: «Что? Что такое?» Сейчас он загремит на весь барак: «Свиньи! Русские свиньи!!» Но крика нет. Комендант успевает только раскрыть рот и оседает на пол. В то же мгновение валятся на пол все сопровождавшие коменданта — удары полновесны, точны. В темечко...
Сразу же звучит уверенная и достаточно громкая, чтобы перекрыть поднявшийся в бараке шум, команда: «Внимание! Тишина! Товарищи, из барака не выходить, всем стоять на местах. Ждите дальнейших приказаний». У обоих дверей уже стоят вооруженные отобранными у немцев пистолетами верные люди: ведь среди пленных наверняка есть предатели, нельзя дать им возможность выскочить из барака и поднять тревогу. Трое, в том числе он, Юрий Ключевский, стаскивают с оглушенных немцев обмундирование, надевают его на себя. В это время звучит неторопливый, спокойный, громкий голос: «Товарищи! Приказываю соблюдать железную дисциплину. Первая, самая трудная часть подготовки к побегу завершена. Мы захватили оружие. За убийство коменданта отвечаем все. Все! Пощады нам не будет... Приказываем до сигнала оставаться в бараке. Сигнал — пулеметная очередь с вышки, находящейся у ворот. Там будут наши люди. Освобождаем всех. Пожелайте нам удачи, товарищи!»
Часовые на вышках и у ворот пребывают в полном спокойствии: одиннадцать минут прошло с того момента, как комендант со своей группой скрылся в дверях барака, сейчас он появится, выйдет из другой двери...
В бараке организаторы побега дают краткие наставления тем, кто будет ждать сигнала, и тем, кого они забирают с собой, кто должен будет помочь уничтожить часовых у ворот и захватить оружие в караульном помещении. «Все. Не робеть! «Немцам» держать фасон. Двинулись!»
И вот они выходят из барака.
Впереди шагает он, Юрий Ключевский, в одежде унтерштурмфюрера Витцеля. За ним на двух носилках восемь пленных (по четыре на каждые носилки) тащат под видом больных или умерших от голода, побоев товарищей — еще двоих организаторов побега. Позади на некотором отдалении шествуют комендант, врач, автоматчик. Козырьки фуражек надвинуты на глаза...
Прямо к воротам идут.
Важно, чтобы часовые открыли хотя бы одну створку опутанных колючей проволокой ворот. Они откроют, они увидят идущего впереди Ключевского и не усомнятся, что это помощник коменданта. Нужно только хорошо отработать походку, жесты, мимику Витцеля. От этого будет зависеть многое.
Так и есть. Часовые ничего не заподозрили, загодя открывают тяжелую створку ворот. Их двое, один вооружен винтовкой, другой — автоматом: Чурбаны... Теперь пропустить вперед носилки. Первые уже поравнялись с часовыми. Эти губошлепы брезгливо рассматривают лежащего на носилках пленного. Сухо стучат два одновременных выстрела — Юрий и еще один пленный стреляют из пистолетов в ошеломленных, так ничего и не понявших часовых. В упор, наверняка. Теперь у них два автомата, винтовка, три пистолета. Арсенал!
Часовые на вышках мгновенно всполошились, но не поймут, что именно происходит у ворот лагеря. Там кто-то убит. Неужели пленные оказали сопротивление? Похоже, что так. Немцы во главе с комендантом теснят пленных к караульному помещению. Часовые видят, как помощник коменданта Витцель со всех ног устремился к ближайшей вышке. Им не ясен замысел унтерштурмфюрера: возможно, он перепугался, бежит к пулемету, видя свое спасение на вышке. За воротами свалка. Стрелять в эту кучу? Но там комендант, врач. Стрелять по своим?
Счет идет на секунды, мгновения...
Юрий на лестнице, задыхается, в руке пистолет. Только бы не уронить... Без пистолета он не одолеет солдата на вышке, и тогда все пойдет прахом. Ступеньки, ступеньки... четыре, семь, девять... Позади, у караульного помещения, началась стрельба. Ноги, проклятые, подгибаются. Вот в люке площадки вышки голова часового. Смотрит на Юрия с ужасом. Что-то кричит, что-то спрашивает. Получай! Два выстрела, чтобы наверняка. И — за пулемет.
Очередь по ближней вышке... Очередь по второй. Проклятье! Кажется, низко взял. Еще. Порядок! По третьей не успеет. Сейчас с остальных вышек ударят по нем. Успел! Успел, все-таки... Почему молчит пятый барак? «У-р-рра!!» Вот они. Краем глаза Юрий видит, как пленные высыпали из барака. Орут: «р-р-ра!» Еще очередь. От караульного помещения также бьют по вышкам, значит, захватили оружие. Почему умолк его пулемет? Заело? Нет, кончились патроны, надо сменить магазин. Очередь, очередь, очередь... Еще, еще на всякий случай, для страховки, чтобы было наверняка.