жили подполковника Николаи, который перед проведением очередной крупной стратегической операции германских войск на Восточном фронте успел своевременно заслать в тыл русских армий около десятка диверсионно-разведывательных групп и полсотни агентов, подготовленных в Кёнигсбергской разведшколе. И вот теперь он с удовлетворением вчитывался в текст поступивших с вражеской стороны радиограмм, повествующих об успешной деятельности в тылу противника германских агентов. Удручало лишь то, что на связь вышла всего лишь половина из них. Остальные почему-то молчали. Конечно, засылая в тыл русских своих людей, Николаи предполагал, что четвертая часть их может быть уничтожена при переходе линии фронта и раскрыта российской контрразведкой. Но пятьдесят процентов потерь, это слишком много даже для восточного театра военных действий. Беспокойство вызывало и то, что русские начали слишком часто менять шифры, и немецким криптографам приходилось уже не часами, а целыми днями корпеть над перехваченными телеграммами, чтобы их дешифровать. В результате полученная информация теряла свою оперативность и не могла в полной мере влиять на ход боевых действий.
Собираясь в штаб армии, Николаи решил проинформировать Людендорфа в основном об успешных действиях диверсионно-разведывательных групп и агентов и лишь вскользь коснуться проблем дешифровки русских радиограмм. Но разговор сразу же пошел не по запланированному им сценарию.
– Неделю назад Рузский начал перегруппировку своих сил, а я узнаю об этом лишь сегодня! – гневно начал Людендорф, лишь только Николаи переступил порог его кабинета. – Где же профессионалы криптографии, ваши хваленные профессора и академики?
– Здесь нет ничего удивительного, – невозмутимо ответил подполковник Николаи, – просто русские не такие идиоты, как мы о них думали. Они учатся на своих ошибках…
– Значит, теперь у нас больше не будет перед ними никакого оперативного преимущества? – разочарованно промолвил генерал.
– Ну почему же, – возразил подполковник. – Кроме радиоперехвата у нас есть немало и других средств агентурного и войскового наблюдения за противником. По данным моих агентов, основные силы Северо-Западного фронта сосредоточены южнее Лодзи. В последнем донесении резидента в Лодзи капитана Гроссмана, говорится о том, что он ждет документального подтверждения тому, что 2-я русская армии накапливает силы для удара на Познань…
– Насколько ему можно доверять? – неожиданно спросил Людендорф.
– Я ему доверял всегда, – пожал плечами Николаи.
– Почему доверяли? – услышав грустные нотки в словах подполковника, заинтересованно спросил генерал.
– От моего давнего агента «Горького» пришло сообщение о разгроме нашей резидентуры в Лодзи, – печально промолвил Николаи.
– А как же ваш «Горький» выскользнул из лап русской контрразведки?
– Он был на прямой связи лишь со мной и резидентом. Больше о нем никто не знал…
– Насколько достоверна его информация?
– Лично я ему верю. Знаю его как особенно осторожного и наблюдательного человека еще с тех пор, как руководил разведывательным бюро в Кёнигсберге. Сегодня он прислал сообщение о том, что случайно подслушал разговор генерала и его адъютанта. Генерал передал своему офицеру распоряжение о начале наступления на Познань не позже середины ноября…
– Но вы же знаете мой принцип. Любая информация о противнике должна быть многократно проверена и документально подтверждена. А, как я понял, документального подтверждения в связи с провалом вашей резидентуры в Лодзи не предвидится.
– Отчего же, господин генерал, – многозначительно произнес Николаи. – Как раз вчера я получил и документальное подтверждение. Приказ по второй армии о наступлении 2-го армейского корпуса на Познань вас устроит? Как вы знаете, этот армейский корпус русские недаром называют ударным…
– Но, черт побери! – удивленно воскликнул Людендорф. – Как вы сумели раздобыть этот приказ?
– Трудимся в поте лица своего, – загадочно промолвил подполковник. – Как вы знаете, вчера русские под напором нашего 11-го армейского корпуса отошли с занимаемых позиций. После боя мои люди обнаружили недалеко от русского штаба, в роще, адъютанта, которого вместе с лошадью накрыло нашей шрапнелью. При нем и был обнаружен залитый кровью конверт с приказом.
– А это не может быть дезинформация, состряпанная русскими? – недоверчиво спросил генерал.
– Я проверил выполнение русскими некоторых пунктов этого особо секретного документа в части, касающейся передислокации артиллерии…
– И что же?
– Данные войсковой разведки, проведенной накануне ночью, говорят о том, что русские сосредотачивают свою артиллерию на направлении главного удара – на Познань. Вот здесь и здесь обнаружены батареи орудий крупного калибра, – Николаи показал расположение русской артиллерии на карте, развернутой на столе. – Разведчики подошли достаточно близко и обнаружили торчащие из-за брустверов стволы довольно крупного калибра, насчитав таких не менее полусотни…
– Да это же целая артиллерийская бригада! – удовлетворенно воскликнул Людендорф. – Ну что же, эти орудия нам очень пригодятся при штурме русских крепостей, когда мы захватим Лодзь и двинем на Варшаву… Вы прекрасно поработали, Вальтер, – внезапно он перешел на дружеский тон, – ваша массированная дезинформация возымела действие. Несмотря ни на что, русские до сих пор уверены, что основные наши силы находятся в районе Калиша. Мы не будем разубеждать их в этом. Сегодня был передан по радио старым шифром согласно нашей договоренности мой приказ о награждении отличившихся в захвате русских позиций в районе Калиша, где прямо сказал о том, что наш лучший 11-й армейский корпус всегда находится на острие главного удара. Русские, я думаю, с удовольствием проглотили эту очередную дезинформацию. Пусть намечают удар на Калиш и далее на Познань, а мы двинем из района Торна и внезапным ударом, захватив Лодзь, зайдем основной группировке русских в тыл.
– Но до начала операции русских осталось не больше недели, а мы еще не смогли сосредоточить в районе предстоящего наступления все свои силы, – огорченно промолвил Николаи. – Если русские начнут наступление хотя бы на несколько дней раньше, то Познанский и Бреславский армейские корпуса не успеют занять позиции, оставленные войсками, переброшенными нами в район Торна. И тогда русские могут прорвать фронт…
– Это мало вероятно, – уверенно заявил Людендорф. – Даже из той телеграммы, что была послана Рузким в войска неделю назад и расшифрована только сегодня, видно, что «пехота утомлена и ей необходим продолжительный отдых и доукомплектование». Так что раньше середины ноября ждать удара русских не следует. А вот нам есть резон опередить их и ударить силами армии Макензена на Лодзь. Я думаю, что уже однажды побитый нами Ранненкампф поостережется кидать свои войска на помощь 2-й армии, тем более что основной удар придется именно по армии Шейдемана.
– Вы правы, говоря о нерешительных действиях Ранненкампфа, – поддержал генерала Николаи, – ведь недаром его 1-я армия значительно отстала от остальных, тем самым удлинив линию фронта. Этим неплохо было бы воспользоваться и нашей 8-й армии…
– Я подумаю над этим, – недовольным голосом прервал Николаи генерал, – но только после захвата Лодзи. А вы, господин подполковник, вместо того чтобы давать свои рекомендации штабу, лучше бы сказали мне, кто после вашего отъезда будет руководить разведкой и контрразведкой на Восточном театре военных действий. Ваш прежний ставленник, майор Айсман, как видите, не оправдал доверия.
Явно уязвленный упреком генерала, Николаи, сдерживая себя, глухо промолвил:
– Я учту ваше замечание в своей дальнейшей работе. А в отношении нового руководителя разведки я уже распорядился. Майор Клюге, прибывший накануне из Берлина, уже знакомится с положением дел на восточном фронте.
– Да, не очень-то богатое хозяйство достанется майору, – усмехнулся Людендорф, – после провала лодзинской резидентуры ему придется нелегко.
– Я уверен, что дни русской Лодзи сочтены, так что возобновлять там агентурную работу просто нет необходимости, – сдержанно ответил Николаи, – а в пригороде Варшавы у меня на связи более осторожный и деятельный резидент, которого я завербовал еще во время своей службы в Кёнигсберге. Это лейтенант Краузе, правда, в Варшаве он известен, как немецкий колонист Эрнст Зонненберг. За многие годы своей работы он создал в российской Польше такую агентурную сеть, что перед началом войны на столе кайзера были не только некоторые мобилизационные документы Варшавского военного округа, но и подробные планы крепостей. Я уже не говорю о менее значимой разведывательной информации…
– Удивительно! – воскликнул генерал. – Ведь вы как-то говорили мне, что резидент может результативно работать на вражеской территории год, в лучшем случае два. А сколько лет работает ваш?
– Уже более пяти лет.
– Не кажется ли вам это подозрительным?
– Нет! – уверенно заявил Николаи. – В своем варшавском резиденте я уверен полностью. Это фанатически преданный кайзеру офицер, проживающий в России, который по ряду личных причин, умрет, но не станет работать на русских. Кстати, недавно он информировал меня о том, что русские что-то заподозрили, найдя в штабах спешно отступающих наших войск копии своих мобилизационных планов и секретных приказов, и их контрразведка тщательно проверяет не только секретоносителей в штабах и на телеграфе, но и живущих в Варшаве и окрестностях немцев.
– Мне кажется, что вашего резидента необходимо срочно вывести из-под удара, – сказал задумчиво генерал.
– Майор Клюге как раз и занимается разработкой плана оперативного прикрытия резидента. Мы готовим к заброске в тыл Северо-Западного фронта агента из числа попавших в плен русских офицеров, давших согласие работать на нас. У него будет довольно ответственное, но явно невыполнимое задание, в результате чего он рано или поздно окажется в руках русской контрразведки. Для связи якобы с нашим агентом в России ему будет названо имя моего давнего знакомого, полковника Мясоедова. Биография этого русского офицера достаточно замарана темными связями с иностранцами и контрабандными сделками. По имеющимся у меня данным, он не брезговал не только контрабандой, но и переправкой лифляндцев на Запад. В настоящее время полковник занимает высокую должность в генерал-квартирмейстерской службе штаба 10-й армии. Русская контрразведка обязательно схватится за это дело, хотя бы для того, чтобы найти оправдание последним военным просчетам своего командования. Останется только навешать на полковника «всех старых и новых собак». И этого козла отпущения обязательно отправят согласно закону военного времени на эшафот. Таким образом, мы сумеем хоть на какое-то время отвести подозрение от нашей резидентуры. Отправим русским очередного троянского коня. А судебный процесс над офицером, кроме всего прочего, еще и подействует разлагающе на общество, в котором все чаще и чаще проявляются симптомы шпиономании, а это, в свою очередь, будет во многом влиять на отношение русских солд