– Все здесь, – ответил капитан и, достав из папки нужные бумаги, разложил их веером на столе.
– Так-так-так… – внимательно разглядывая документы, сказал генерал. – Судя по объяснительным запискам к схемам, начертанным мелким каллиграфическим почерком, все эти копии сработаны одной рукой. О чем это говорит? – воззрился он на Воеводина.
– Скорее всего, о том, что надо искать лишь одного шпиона, – смущенно промолвил капитан.
– Правильно! Но я бы пошел дальше. Где, по-твоему, надо искать предателя?
– Я думаю, в группе штабных технических работников, среди тех, кто размножал эти бумаги для войск.
– И снова верно! – удовлетворенно кивнул Баташов. – Но штабов у нас множество, поэтому круг подозреваемых надо свести к минимуму.
– Мне кажется, что шпион окопался в штабе одной из армий, оборонительные сооружения которой копировал, – уверенно заявил Воеводин.
– А вот здесь твой вывод неверный. Если бы враг был в штабе 1-й армии, то каким образом он мог заполучить схемы 10-й армии?
– Вы хотите сказать, что враг находится в штабе фронта? – испуганно промолвил капитан.
– Да! Именно это я и хотел сказать, – удрученно произнес Баташов. – Теперь держись… Отписываться придется по полной программе. Конечно, было бы лучше, если бы мы хотя бы к концу сегодняшнего дня смогли найти и обезвредить предателя. И, главное, следствие надо провести так, чтобы об этом знал лишь ограниченный круг штабных офицеров. Тебе все понятно?
– Точно так, Евгений Евграфович! – окрыленный доверием генерала воскликнул Воеводин. – Я постараюсь представить к утру все исчерпывающие данные.
– С Богом! – благословил капитана Баташов.
– Честь имею! – отчеканил Воеводин и, развернувшись кругом, строевым шагом вышел из кабинета.
Сличив почерки всех технических работников штаба и офицеров оперативного отдела, уже к вечеру капитан Воеводин вычислил предателя и представил на него полное досье. В личном деле вольноопределяющегося Шипилова Александра Пафнутьевича, бывшего студента 2-го курса Петербургского университета, добровольно вступившего в армию, значилось, что оный недоучившийся студент с 1 сентября сего года зачислен чертежником в штаб фронта с окладом 60 рублей в месяц. За время службы показал себя исполнительным, добросовестным работником. Единственный недостаток – страсть к картежной игре…
Ознакомившись с представленным наутро капитаном Воеводиным личным делом вольноопределяющегося, Баташов, спросил:
– Наблюдение за этим Шипиловым установили?
– Точно так, Евгений Евграфович, – ответил капитан. – С того самого момента, как на него пало подозрение. После службы Шипилов наведался в игорный дом и проиграл там в рулетку 100 рублей. Сотрудник наружного наблюдения доложил мне, что возле этого студента постоянно крутились две подозрительные личности. Судя по всему, это были давние знакомые нашего объекта. Когда тот, проиграв, напился с горя, они посадили его в пролетку и довезли до квартиры. Хозяйка квартиры, которую снимал студент, показала, что прежде ее жилец вел довольно спокойный образ жизни. Но с начала ноября удивительно преобразился, сначала огорошил ее известием о том, что подыскивает более роскошную квартиру, но потом почему-то передумал. Теперь он частенько приезжал за полночь. Обычно его сопровождали одни и те же люди, которых хозяйка величала как пан Кшиштов и пан Стремидловский. Я навел справки в жандармском управлении. Эти два коммивояжера давно стоят под надзором полиции, как контрабандисты и переправщики. Они так ловко обделывают свои дела, что еще ни разу не попались с поличным. Это все, что нам известно на сегодня, – с видом выполненного долга закончил доклад Воеводин.
– Ну что же, скажу прямо, вами проделана большая работа, – удовлетворенно промолвил Баташов, – но самого главного мы так и не знаем. С кем этот подлец имел прямую связь? Только пойманный с поличным, он не в состоянии будет отвертеться от расстрела, в любом другом случае суд его если и не оправдает, то лишь сошлет на долгие годы в каторгу.
– Я понимаю, Евгений Евграфович, – помрачнел капитан, – но для завершения этого дела мне понадобится хотя бы неделя.
– Не знаю, удастся ли мне уговорить генерала Бонч-Бруевича оттянуть момент ареста на неделю. Но я постараюсь. Только уж и ты меня не подведи.
– Предатель получит заслуженное наказание, или я подам рапорт об отчислении меня на фронт, на любую должность, – искренне заявил Воеводин.
– И не надейся на то, что я дам ход твоему рапорту, – по-отечески улыбнулся генерал. – Расскажи мне лучше, что ты планируешь по этому делу предпринять?
– Прежде всего, уже сегодня, через моего товарища по Академии Генерального штаба из оперативного отдела я хочу поставить в известность всех технических работников штаба о том, что им поручается важная и срочная работа по копированию схем новых оборонительных сооружений по линии Бзуры – Равки. Это сообщение непременно должно заинтересовать немцев. Возможно, что сегодня же, после того как к техническим работникам штаба поступит нужная нам информация, Студент (давайте для простоты назовем так вольноопределяющегося Шипилова) попытается связаться со своими хозяевами. Нам остается только проследить всю цепочку. Второго дня будет готова ложная схема оборонительных сооружений, и ее передадут для копирования. Студент непременно воспользуется случаем, чтобы пополнить свой прохудившийся после проигрыша бюджет и рано или поздно выведет нас на резидента или агента-посредника. Останется только поймать шпионов за руку в момент передачи схемы и все это юридически правильно оформить…
– Гладко было на бумаге, да забыли про овраги… – немного поостудил пыл офицера Баташов. – Уж слишком у тебя все ладно выходит. Смотри не оконфузься.
– Постараюсь, – пообещал капитан.
Узнав от Баташова о подозреваемом в шпионаже Студенте, генерал Бонч-Бруевич пришел в ярость.
– Нам с трудом удалось оправдаться перед Верховным главнокомандующим за прорыв немцев у Березин, а вы в этот момент шпионское дело мне подкидываете! – грозно промолвил он. – Как теперь докладывать командующему фронтом о нашем с вами проколе? Как могло случиться, что у нас под носом орудует немецкий шпион, и мы узнали об этом чисто случайно. Где плановая работа разведочного отдела по проверке людей, допущенных к секретным материалам? Почему агентура противника свободно разгуливает в прифронтовой полосе? До каких пор это будет продолжаться?!
Услышав эти, довольно обидные для себя слова, Баташов, с трудом сдержавшись, чтобы не наговорить резкостей, сухо ответил:
– Вы прекрасно знаете, ваше превосходительство, что все лица, допущенные к работе с секретной информацией в штабе фронта, нами проверены и никто из них не вызывал подозрения. С сожалением я должен констатировать, что для наблюдения за ними у меня просто не было людей, а от моих обращений об увеличении штата отдела вы постоянно отмахивались…
– Не ищите виновных на стороне, – неожиданно миролюбиво промолвил Бонч-Бруевич. – Здесь возможна и моя недоработка. Не будем считаться. Давайте лучше вместе подумаем о том, как из этой ситуации выйти с наименьшими потерями.
– Чтобы более или менее достойно выглядеть перед Ставкой, нам необходимо поймать Студента с поличным во время передачи им секретных документов немцам. В этом случае мы не только будем иметь веские доказательства о шпионаже, но и можем выйти на агентурную сеть противника…
– Да-а, – мечтательно промолвил генерал-квартирмейстер, – ваши бы слова да Богу в уши. Но как вы собираетесь все это сделать?
– Дайте мне хотя бы неделю, и я непременно накрою всю эту шпионскую сеть. Мои сотрудники уже работают над этим.
– Хорошо! – нехотя согласился Бонч-Бруевич. – Даю вам пять дней, но только под вашу личную ответственность. А я со своей стороны постараюсь, чтобы до указанного времени разговоров об этом деле в штабе не было.
После того как вольноопределяющийся Шипилов был арестован при попытке передачи секретного документа пану Стремидловскому, который вместе с паном Кшиштовским оказался агентом германской разведки, на голову Баташова обрушился гнев генерала Рузского. Узнав о том, что немецкий шпион почти целый месяц орудовал у него под боком, он, не посмотрев даже на блестящее завершение контрразведывательной операции, выразил начальнику КРО свое недовольство. Вместо того чтобы подписать рапорт о награждении офицеров одела, отличившихся во время Лодзинской битвы, он во всеуслышание заявил, что контрразведчики, которые проморгали шпиона в святая святых – штабе фронта, не достойны не только наград, но и уважения.
Едва улеглась шумиха вокруг обнаруженного в штабе Северо-Западного фронта предателя, дело которого было передано в военный трибунал, как Баташов неожиданно получил известие, после которого деяния Студента показались ему такими незначительными, что не стоили и выеденного яйца.
В штабе 10-й армии был обнаружен немецкий шпион в звании полковника, мало того, он оказался одним из руководителей армейской разведки…
2
«Начальнику КРО Северо-Западного фронта
Генерал-майору Баташову Е.Е.
Экз. единственный.
Ставка ВГК, г. Барановичи
… декабря 1914 г.
Довожу до вашего сведения, что 15-го сего месяца к российскому военному атташе в Стокгольме обратился некий торговец из Данцига, оказавшийся на самом деле поручиком 23-го пехотного Низовского полка Яковом Колаковским, который попал в плен к немцам 30 августа сего года во время боев в Восточной Пруссии. Поручик сообщил российскому военному атташе, что завербовавший его немецкий офицер, представившийся майором Клюге, поручил ему провести в тылу русских войск ряд противных российской армии акций, как-то – подрыв моста через Вислу; ликвидация Верховного главнокомандующего; склонение командования Новогеоргиевской крепости к сдаче и т. п. действия. Среди пособников поручик Кулаковский назвал полковника, проживающего по адресу: Петроград, улица Колокольная 11. Предварительно установлено, что в этом доходном доме Никонова, в довольно фешенебельной квартире, проживает полковник Мясоедов, сотрудник разведывательной службы штаба 10-й армии. За домом установлено круглосуточное наблюдение.