Охота на «Троянского коня» — страница 32 из 54

– Выпьем за нашу неожиданную встречу, – предложил хозяин, приглашая гостя к столу.

Разлив по бокалам шустовский коньяк, полковник, даже не полюбовавшись его янтарным цветом, заманчиво крякнув, выпил.

Баташов, неторопливо вдохнув нежный цветочно-ванильный аромат, явно смакуя янтарный напиток, несколькими глотками опорожнил свой бокал, чувствуя, как по телу разливается легкая истома. Он неожиданно подумал: «Как мало человеку надо, для того чтобы хоть на мгновение почувствовать себя счастливым».

– Я что-то слышал о тяжелом ранении вашего сына Аристарха, – неожиданно начал Стравинский, – как он себя чувствует?

– Бог милостив… Я каждодневно молюсь, чтобы Всевышний даровал ему здоровье, – с нескрываемой грустью в голосе промолвил генерал. – Кроме Бога теперь вся надежда на эскулапов, да на молодость.

– Дай-то Бог! Дай-то Бог! – перекрестился Стравинский на светящуюся в полумраке серебряным окладом икону Николая-угодника, висящую на стене, прямо над сейфом.

Офицеры помолчали.

– Надо непременно выпить за здоровье Аристарха, – предложил Стравинский. Не дожидаясь ответа, он разлил коньяк по бокалам и тут же опорожнил свой.

Воспоминание о сыне, который вот уже больше месяца лежал в Царскосельском госпитале, находящемся под патронажем самой императрицы, где лекарями были лучшие российские доктора, болью отдалось в душе Баташова. Проглотив без всякого удовольствия коньяк, Баташов, помня о деле, ради которого приехал в Варшаву, глухо спросил:

– Вы так ничего и не вспомнили о некоем Шварце, которого ваши люди недавно задержали на станции Лович?

– А-а, вы об этом шпионе? Так бы сразу и сказали. А что вы хотели о нем узнать? – в свою очередь, поинтересовался полковник. – Кстати, он во всем сознался и теперь ждет окончания следствия и суда.

– Мне бы непременно хотелось с ним поговорить, – неопределенно ответил Баташов, до времени не желая посвящать жандармского начальника в подробности задуманной им операции.

Полковник поднял трубку телефонного аппарата, стоящего на столе, и в кабинет тотчас вошел адъютант, ротмистр по званию.

– Слушаю, ваше высокоблагородие, – весь обратился он во внимание.

– Доставьте мне сюда арестованного Шварца, – приказал начальник, – да побыстрее.

– Слушаюсь, ваше высокоблагородие, – склонил голову и лихо щелкнул каблуками ротмистр, прежде чем исчезнуть за дверью.

– Интересно, чем может заинтересовать военную контрразведку фронта малоопытный агент, который попался на первом же своем деле? – продолжал допытываться жандармский полковник.

– Все будет зависеть от его показаний, – пожал плечами Баташов и, чтобы перевести разговор на другую тему, неожиданно спросил:

– А вы знаете полковника Мясоедова?

– Когда-то знал, – удивленно ответил Стравинский. – А что, он снова что-то натворил?

– Да нет, – уклонился генерал от прямого ответа, – просто мне по долгу службы положено знать о своих штабных офицерах немного больше, чем знают их начальники.

– Неужели Сергей Николаевич, несмотря на скандал, погубивший когда-то его карьеру, восстановился на службе? – воскликнул еще более удивленный полковник.

– А почему вас это так удивляет? – задал встречный вопрос Баташов. – Мясоедов, как истинный патриот Отечества, подал прошение о зачислении его в армию и теперь добросовестно выполняет свои служебные обязанности. Мне просто хотелось из первых рук знать о причине его первой отставки.

– Хорошо. По старой дружбе я расскажу вам о том, что знаю наверняка. В 1906 году мне довелось служить при канцелярии корпуса жандармов. Однажды, перед самым Рождеством, кто-то из Вержболово или окрестностей послал на Мясоедова анонимный донос. Автор письма обвинял Сергея Николаевича в скандальном нарушении долга: якобы он не только не смог пресечь деятельность контрабандистов, занимающихся переправкой оружия и нелегальной литературы во вверенном ему районе, но и сам занимался нелегальным ввозом в Россию из Германии беспошлинного вина и крепких напитков. Случись такое раньше, Департамент полиции с порога отверг бы эти ничем не подтвержденные обвинения. Но страх перед вновь назревающими в стране вооруженными беспорядками и связанными с этим участившимися случаями контрабандного провоза оружия, перевесил все правовые нормы, и тогда решено было начать расследование. Недостаточная бдительность в борьбе с контрабандой оружием тогда была равноценна пособничеству террористам. Если оружие и в самом деле проникало в Россию через Вержболово, этому следовало немедленно положить конец, а Мясоедова примерно наказать. Проверить это письмо поручили корнету Пономареву. Скажу вам откровенно, этот человек не отличался особой щепетильностью в выборе средств для выполнения поставленных начальством задач. Он не стал выслеживать ротмистра по ночам, а без особых хитростей подкупил некоего господина, чтобы тот подбросил контрабандный товар в автомобиль Мясоедова. Ротмистр, будучи настоящим профессионалом своего дела, поймал наймита, избил палкой и заставил написать объяснение. Видя, что номер не прошел, Пономарев, пошел дальше. Он попросил купца Шюлера, уличенного в финансовых махинациях, подложить Мясоедову… динамит. Не бесплатно, конечно. Но тот предпочел написать на корнета донос. Мясоедов присовокупил бумагу купца к объяснению первого наймита и направил с соответствующим объяснением рапорт по начальству. Пока бумага гуляла по кабинетам ведомства, настойчивый и мстительный корнет решился на третью попытку: попробовал уличить ротмистра не в контрабанде, а в служебных упущениях. Его люди схватили у границы дюжину «революционистов» с динамитом, револьверами, прокламациями, которых, якобы по своей халатности, беспрепятственно пропустил начальник вержболовского поста. В суде подпольщики-террористы произвели на судей странное впечатление своим малодушием и жуткой юридической неграмотностью. Они то и дело путались в своих показаниях, и, чтобы хоть как-то распутать это дело, прокурор пригласил экспертом ротмистра Мясоедова. Судебное заседание, на котором довелось присутствовать и мне, сразу же пошло не по тому обвинительному пути, куда направлял его прокурор.

После того как Мясоедов ознакомился с обвинениями, предъявленными контрабандистам, адвокат Грузенберг начал его опрос.

– Проходили ли по вашим спискам наличные подсудимые?

Мясоедов горделиво ответил:

– Я служу по железнодорожной полиции, а не по охране.

– Именно потому, что вы стоите во главе пограничного пункта жандармской полиции, у вас обязательно ведутся политические списки. Итак, проходили ли у вас подсудимые, и какова их характеристика? – продолжал гнуть свою линию защитник.

– Но вы же прекрасно знаете, что это служебная тайна, которую я не вправе открывать, – уверенно промолвил Мясоедов.

Адвокат Грузенберг, ссылаясь на решение Сената по аналогичному делу, попросил председателя обязать свидетеля дать ответ.

– Если я не устраняю вопроса защиты, значит, он законен и относится к делу, – выступил председатель суда. – Потрудитесь на него ответить. Защитник спрашивает: проходили ли по вашим спискам наличные подсудимые.

Мясоедов на минуту замялся… Затем его словно прорвало – и понеслись бурным потоком разоблачения, одно другого неожиданнее.

– Нет, не проходили. Кой-кто из них в подозрении по контрабанде, но политических – ни одного.

– Вы вот говорите «ни одного», – удивился защитник. – Однако нашли же у них тюки с прокламациями, оружие, взрывчатые вещества…

– Все объясняется очень просто, – усмехнулся Мясоедов. – Кой-кому из подсудимых агенты охраны сдали тюки для тайного провоза, не говоря об их содержимом, а другим – подбросили оружие и взрывчатые вещества уже при обыске.

– Кто же это сделал? Ваши люди?

– Мои люди таким делом не занимаются. Здесь работали люди корнета Пономарева, под его руководством.

– Вы его хорошо знаете?

– У меня за долгие годы службы в Вержболове много разных знакомых, – уклончиво ответил Мясоедов. – Как-то раз, возвращаясь поздним вечером из Эйдкунена, я обнаружил в своём автомобиле взрывчатые снаряды и литературу. Это как раз совпало с периодом работы здесь корнета Пономарева. Не заметь я вовремя, ошельмовали бы и меня.

– Кому интерес навлекать ложное обвинение на вас, начальника жандармского отделения?

– Я так полагаю, тому, кто хотел бы сменить меня на этом посту.

– Кому же конкретно, по-вашему?

– Да все тому же корнету Пономареву.

Прокурор предложил было два-три поверочных вопроса, но вскоре, махнув безнадежно рукою, оборвал допрос. Потом он хмуро, не глядя на судей, поддержал обвинение. Защита ограничилась осторожным указанием, что в веселой комедии, скомпонованной жандармским ротмистром, судьям и подсудимым предназначались одинаково трагические роли: одним – наложить кару без вины, другим нести безвинно ее муку.

Суд долго не выходил из совещательной комнаты. Как потом выяснилось, не о судьбе подсудимых шла там речь: оправдание было очевидным. Судья не только оправдал всех подсудимых, но и постановил: об обнаруженных действиях жандармской власти сообщить министру внутренних дел Столыпину. Узнав о таком конфузе, шеф корпуса жандармов обвинил Мясоедова в нарушении служебной этики, и его правдами-неправдами просто выдавили из корпуса. По существу, Сергей Николаевич был прав, но по долгу службы обязан был дождаться резолюции руководства на свой рапорт, а не распускать язык в судах. С тех пор он и нажил себе недругов не только среди руководства Корпуса жандармов и Департамента полиции, но и в МВД. Позже, через несколько лет, когда уже порядком забылась вся эта история, сам Столыпин отклонил его просьбу о восстановлении на службе. И в такой нелицеприятной ситуации он все-таки своего добился, – удовлетворенно заключил Стравинский. – А где, если не секрет, в настоящее время служит Сергей Николаевич?

– Отчего же мне делать из этого тайну? Полковник Мясоедов служит в штабе 10-й армии.

– Я непременно хотел бы с ним повидаться, – сразу же загорелся желанием жандармский полковник.