– Боюсь, что у вас ничего не выйдет, – осадил его Баташов. – Сергей Николаевич, выполняя ответственные задания командования, постоянно находится или на передовой, или за линией фронта.
– Никогда не ожидал услышать о нем такое, – удивился Стравинский. – Насколько я его помню, это был всегда сдержанный, уравновешенный человек, себе на уме, который сам в пекло голову никогда не совал. А тут такое… Неужели он так сильно изменился?
– Не знаю, – неопределенно промолвил Баташов. – В штабе армии говорят о нем, как о смелом и предприимчивым офицере.
– Да-а! Сергей Николаевич предприимчивым был всегда, правда, чаще всего, когда это касалось обогащения. Выгодно женился. Выгодно вложил капиталы жены в недвижимость. Да мало ли каких дел и делишек успел в угоду себе сотворить. Пока шла проверка в Вержболово, я об этом достаточно наслышался.
Баташов хотел еще что-то уточнить у словоохотливого полковника, но в дверь настойчиво постучали.
– Входи, входи, Тарас, – разрешил благодушно Стравинский.
– Ваше высокоблагородие, арестант Шварц доставлен, – доложил адъютант, – куда прикажете его поместить?
– В комнату следователей, – приказал полковник и, окинув изучающим взглядом Баташова, искренне предложил:
– Еще по маленькой, и все!
– Не откажусь, – улыбнулся генерал, догадавшись, что за показной непосредственностью жандармского начальника явно таится потаенная мысль: любым путем раскрыть его тайну, связанную со Шварцем.
«А пусть узнает, – решил Баташев, – ведь недаром же он показывал мне свою „волшебную“ комнату. Я не удивлюсь, если и в комнате следователей у него имеются уши. Надо только не показать, что я об этом догадываюсь, а после встречи с немецким агентом обязательно расскажу ему о моей задумке. Мне все равно без его помощи не обойтись, а моя откровенность во многом укрепит нашу дружбу. Ведь, что ни говори, а делаем-то мы одно дело!»
Пока он размышлял об этом, Стравинский снова снял с рычагов трубку телефона, и в дверях появился ротмистр.
– Обеспечьте встречу генерала Баташова с этим Шварцем, – приказал он. – Если вы не изменили свои намерения, ротмистр вас проводит, – добавил полковник, обращаясь к Баташову.
– Буду только рад! – сказал генерал, вставая.
– Я не прощаюсь с вами, Евгений Евграфович, – сказал полковник вслед удаляющемуся гостю, – мы еще должны поговорить на интересующие нас обоих темы.
4
«Что он этим хотел сказать? – думал Баташов, шагая по коридору вслед за адъютантом, – неужели у него есть еще какие-то новости для меня?»
С этой тревожной мыслью он зашел в затемненную комнату с массивным, явно привинченным к полу столом, стулом и табуреткой, на которой сидел невысокого роста, мрачного вида человек. Он вздрогнул, увидев входящих в комнату офицеров, тут же резко вскочил, испуганно втянув голову в плечи, словно ожидая, что его начнут бить.
«Видно, много натерпелся бедолага, прежде чем попал сюда», – подумал Баташов и, присев на стул, негромко произнес:
– Ротмистр, вы можете быть свободны, я хочу побеседовать с господином Шварцем наедине.
– Слушаюсь, ваше превосходительство, – мотнул головой и одновременно щелкнул каблуками адъютант, да так громко, что арестованный от этого звука испуганно вздрогнул.
– Вы намерены помогать следствию в раскрытии шпионской сети? – прямо, в лоб, без всяких экивоков задал вопрос Баташов, ожидая прямого и утвердительного ответа. Да и что другого оставалось морально сломленному, немцу?
– Яволь, господин генерал, – глухо промолвил Шварц, – но обо всем, что знал, я уже рассказал следователю.
– Я не следователь. У меня к вам совсем другой интерес, – спокойным голосом промолвил Баташов. – Назовите адрес ваших родственников, их занятие. И еще, как, по-вашему, они знают о вашем аресте?
– Нет! – уверенно ответил немец. – Отправляясь на станцию, я на всякий случай сказал, что задержусь дней на десять. А адрес у них простой: на Мокотовском поле, возле церкви стоит деревянный дом братьев Шварц. Это мои дальние родственники. Они люди образованные, работают на железной дороге, а по вечерам газеты читают.
– Объясните мне, каким образом на вас выйдет резидент? Вам показывали его фотографию? Давали описание внешности или пароль для встречи с ним?
– Нет, господин генерал. Мой будущий хозяин должен дать коммерческое объявление в еженедельной газете «Варшавские губернские ведомости», под именем Кляйнманна, объявление обязательно должно быть в рамке, после чего мне необходимо в следующем номере поместить в этой же газете объявление о сдаче в наем квартиры и указать адрес, по которому он может меня найти. Это объявление я должен подписать именем Грандманн. При расчете за квартиру он должен предъявить мне половинку разорванного рубля, другая половинка находится у меня… Вернее, находилась, – добавил он торопливо. – В дальнейшем я должен выполнять все приказы и указания этого господина.
– Вы должны были передать своему хозяину какие-нибудь документы, деньги или что-то еще?
– Нет, господин генерал, – неожиданно быстро ответил арестованный.
– По-моему, вы что-то недоговариваете. – Баташов окинул проницательным взглядом Шварца. – Я не советую вам меня обманывать. Отвечайте на вопросы прямо.
– Да, господин генерал. Я понял, господин генерал, – испуганно затараторил немецкий агент. – Перед самой отправкой мне передали тяжелый пакет, который я должен был передать хозяину. Я думал, что там золото. Уже перебравшись за линию фронта, я не утерпел и раскрыл пакет. А в нем вместо золота оказались батареи для радиостанции. Чтобы не попасться с ними, я сразу же и выкинул их в Вислу.
– А сколько было батарей?
– Я насчитал семь.
– Вот так, четко и ясно, отвечайте на мои вопросы и дальше. Скажите, за то время, что вы жили у своих родственников, вам не встречалась реклама, подписанная Кляйнманном?
– Нет, господин генерал, – неуверенно ответил Шварц.
– Вы снова от меня что-то скрываете, – чуть повысил голос Баташов. – Неужели вы не понимаете, что рано или поздно мы узнаем всю правду, и тогда вам несдобровать.
– Я все скажу! – подался вперед арестованный. – У меня не оказалось газеты, вышедшей в самом начале декабря. Поэтому я не знаю, была ли в этой газете нужная реклама или нет.
– Вы точно помните, что последнюю газету вы просматривали за неделю до этого случая?
– Как перед Богом клянусь. Это было именно так!
Баташов нажал красную кнопку, предназначенную для вызова охраны, и дверь сразу же открылась. На пороге появился адъютант.
– Слушаю, ваше превосходительство, – услужливо склонил он голову в полупоклоне.
– Если вам не трудно, найдите, пожалуйста, декабрьские номера «Варшавских губернских ведомостей».
– Слушаюсь, ваше превосходительство, – козырнул ротмистр и плотно прикрыл за собой дверь.
Баташов знал, что после событий 1905 года во всех губернских жандармских управлениях появились цензоры, которые изучали на предмет крамолы всю периодику, вплоть до объявлений на афишных тумбах. Поэтому подшивки всех издаваемых в губернии газет наверняка были и в жандармском управлении.
Не прошло и четверти часа, как адъютант, извинившись за задержку, положил на стол три вышедших в декабре номера.
– Ищите, – подвинул газеты Шварцу генерал.
– Вот, господин генерал, – ткнул пальцем Шварц в обведенное рамкой объявление, – в вышедшем накануне номере помещено объявление о продаже с аукциона имущества обанкротившегося купца Тритяйнина, подписанное Кляйнманном…
– Значит, у нас еще есть возможность познакомиться с вашим хозяином поближе. Вы готовы к встрече с ним?
– Что вы, что вы! – испуганно воскликнул Шварц. – Мне еще дорога жизнь!
– Вы не хотите нам помочь? – нахмурился Баташов.
– Я готов вам помочь, но только не заставляйте меня встречаться с этим страшным человеком. Если он заподозрит меня в измене, то пристрелит на месте, не моргнув глазом. Я только в тюрьме понял, куда бесследно исчезали прежние связные Кляйнманна. Если бы они попали к вам, то вы бы уже давно вышли на этого матерого волка. А раз вы ничего о нем не знаете, значит, он наверняка их убил, заподозрив в измене, и утопил в Висле…
– Ну почему же, – решил успокоить разволновавшегося агента генерал, – ведь война идет. Они могли погибнуть при переходе линии фронта или пострадать при бомбежке. Ведь бомбы с ваших самолетов и снаряды, выпущенные вашей артиллерией по городу, не выбирают, где немец, а где русский.
Спокойные, убедительные слова генерала плодотворно повлияли на Шварца. Он немного успокоился.
Желая еще больше расположить немецкого агента к себе, Баташов вновь нажал на красную кнопку, и когда в дверях появился адъютант, попросил:
– Ротмистр, не будете ли вы так любезны послать человека в ресторан, чтобы он принес нам бутылку водки и чего-нибудь вкусненького.
Адъютант понятливо кивнул головой, и вскоре в коридоре раздался его повелительный голос.
Не прошло и двадцати минут, как жандармский вахмистр внес в комнату поднос, на котором среди самых разнообразных закусок стояла завернутая в салфетку охлажденная бутылка водки.
– Прошу вас, угощайтесь, – радушно произнес Баташов, заметив, как при виде такого изобилия в горле немца запрыгал кадык.
Но, несмотря на голод, он не набросился на еду, как это делали многие арестованные, которых Баташову приходилось допрашивать, а пробормотав слова молитвы, начал неторопливо и аккуратно, с помощью ножа и вилки поглощать сало, маринованные языки, запивая все это водкой, которую понемногу подливал ему вахмистр, стоящий, словно официант, возле стола. Потом он, монотонно двигая челюстями, принялся за расстегаи с мясом и капустой. Насытившись, немец вынул платочек и, вытирая губы, сконфуженно икнул.
«Культурная нация, ничего не скажешь, – почему-то недовольно подумал Баташов, – небось и сейчас в глубине своей трусливой душонки нас варварами считает».
– Благодарю вас, господин генерал, век не забуду о том, как вы так славно меня накормили.