– Что же вы говорите об этом в минорном тоне? – радостно воскликнул генерал. – Это же наша маленькая, но победа! Конечно, было бы лучше, если б удалось проследить все связи этого резидента. Но и это неплохой результат. Вы выполнили главную задачу, обнаружили матерого шпиона и ликвидировали его. А это дорогого стоит.
Увидев, как подполковник Залыга удовлетворенно расправил свои могучие плечи, а на лице его появилась невольная радостная улыбка, Баташов добавил:
– Ну, вы очень-то не радуйтесь и не обольщайтесь тем, что за это дело вы и ваши люди получите какую-нибудь награду. Не очень-то нашего брата поощрять любят.
– А я скажу откровенно, как на духу, что для меня самая большая награда, это ваши добрые слова ко мне и моим людям, – признался подполковник. – Для всех нас великая честь служить под вашим началом!
– В нашем деле лучше недохвалить, чем перехвалить, – назидательно промолвил Баташов. – Но на этот раз я сделаю все для того, чтобы о плодотворной деятельности контршпионского отделения 2-й армии знали все. Но это будет потом, а пока что я хотел бы услышать продолжение этой истории. А главное, скажите мне, можем ли мы утверждать, что в перестрелке убит именно резидент, а не кто-то другой.
– При досмотре неизвестного, застреленного в переулке, нами была найдена половинка купюры, точь-в-точь как та, что была у Иоганна Шварца. Об этом можно судить и по одежде убитого, хотя… – замялся Залыга.
– Ну говорите, не тяните кобылу за хвост, – нетерпеливо промолвил генерал.
– Может быть, это не существенно, но кальсоны были на нем шерстяные, да к тому же на резинках, а не на завязках, как у нас, и, кроме того, сапоги были самого что ни на есть бюргерского покроя, с подошвой из буйволовой кожи, подбитой коваными гвоздиками. Добротная немецкая одежда. Такой рядовых разведчиков не снабжают.
– Важное наблюдение, – задумчиво промолвил Баташов, – но при составлении рапорта это вряд ли нам понадобится. А что еще нашли ваши люди?
– При досмотре Шварца кроме уже упомянутой ранее половинки денежной купюры у него в кармане найден толстый конверт, набитый деньгами. Всего две тысячи рублей. Деньги немалые. И, что самое интересное, на конверте не было никаких надписей. Это меня очень удивило. Зачем резидент сунул их в карман убитого им связника, я не мог понять до тех пор, пока не подержал пустой конверт над свечой. На плотной бумаге стали отчетливо видны латинские буквы «M i a s o e d o v», – зачитал каждую букву в отдельности подполковник, – и цифра «2000».
Что-то знакомое показалось Баташову при озвучивании Залыгой обнаруженных на конверте букв. Он заставил подполковника повторить буквы в той последовательности, в какой они проявились на конверте, и тогда генерал понял, почему эти буквы показались ему очень знакомыми.
«Да это же уже набившая мне оскомину фамилия Miasoedov – Мясоедов! – догадался он. – Неужели все эти деньги и в самом деле предназначались полковнику Мясоедову, или это продолжение чудовищной фальсификации немецкой разведки? Если второе, то это еще раз доказывает, что мы вышли именно на резидента, который, по всей видимости, намеревался использовать своего связника как почтальона, предназначенного на заклание. Тот должен был любыми путями доставить нам компромат на подозреваемого в измене полковника, что он и сделал. Недаром Шварц так опасался встречи со своим хозяином. Видно, предчувствовал какую-то опасность, исходящую от резидента, и в конце концов оказался прав».
– Да-а, довольно интересный факт вы мне неожиданно подкинули, – промолвил Баташов, напряженно думая о том, стоит ли обращать на него внимание руководства. Ведь если, как он предполагает, это не очередная фальсификация немецкой разведки, то конверт с деньгами может быть основным доказательством вины Мясоедова в связях с немецкой разведкой. А что, если это и в самом деле оплата ему за услуги? Не-е-ет, не стоит брать на себя такую ответственность…
– Вы уже приобщили конверт к делу? – спросил Баташов, не решаясь препятствовать ходу следствия, проводимого подполковником.
– А как же, дело-то ведь денежное, – как о чем-то само собой разумеющемся ответил подполковник. – Не дай бог, копейка пропадет.
– Все правильно, – изучающе взглянув на Залыгу, промолвил генерал, так и не решившись рассказать ему о деле полковника Мясоедова. – Я жду вашего исчерпывающего доклада к утру. Поспеете?
– Постараюсь, Евгений Евграфович. Главное, чтобы дополнительные обстоятельства по этому делу не всплыли.
– А что, возможно и такое? – заинтересованно спросил Баташов.
– Вполне. Фотографию немецкого резидента я передал жандармскому полковнику Стравинскому. Он обещал показать ее всем своим филёрам. Может быть, кто-то из наружки вспомнит о нем и о его знакомых.
– Кстати, какие отношения у вас сложилось с офицерами Губернского жандармского управления? – поинтересовался генерал.
– Если не вдаваться в подробности, то деловые, – без особого энтузиазма ответил Залыга. – После вашего визита Стравинский несколько раз приглашал меня к себе, и мы без посредников обговаривали основные вопросы совместной операции, периодически обмениваемся информацией по подозреваемым в связях с немцами лицам.
– Прекрасно. В заключение нашего разговора, я бы хотел еще раз поздравить вас с успешно завершенной операцией, – встал из-за стола Баташов, показывая тем самым, что аудиенция окончена. – И обязательно поблагодарите от моего имени сотрудников, участвовавших в этом деле. А семьям погибших филеров выделите вознаграждение из вашего фонда, да не скупитесь!
Кивнув понятливо головой, подполковник бодро произнес:
– Честь имею! – и быстро скрылся за дверью.
«Да-а, как мало человеку надо, чтобы вновь почувствовать себя „на коне“, – подумал Баташов, провожая взглядом подполковника. – Когда зашел, на нем же лица не было, застыла лишь маска неизгладимой вины. Видно, всю дорогу корил себя за то, что не сумел выполнить мое задание и ожидал основательного нагоняя. И наверняка бы получил взбучку, будь на моем месте кто-то другой. Но я-то знаю, что он и его люди в поте лица своего, рискуя жизнью, провели успешную операцию, ликвидировали резидента. И не их вина в том, что сдали нервы у Шварца, который и провалил всё так грамотно задуманное дело. Нескольких теплых слов благодарности было достаточно для того, чтобы этот честный и работящий офицер понял, что все делал правильно. После этого, и это было прекрасно видно, он готов горы своротить, обретя вновь уверенность и поверив в свои силы. Как все-таки мало надо человеку…»
Баташов нажал кнопку звонка, которым обзавелся после посещения «волшебной комнаты» начальника губернского жандармского управления. Дверь тут же распахнулась, и на пороге появился поручик Свиньин.
– Алеша, я хочу поручить тебе одно очень ответственное дело.
– Слушаю, Евгений Евграфович, – обратился в слух офицер.
– Возьми, пожалуйста, личное дело подполковника Залыги и составь на него самую лучшую аттестацию. Не забудь указать там, что он является главным организатором операции по ликвидации матерого немецкого резидента, который накануне приказал долго жить. Подробности уточнишь у него самого. Залыга завтра должен представить мне рапорт о ликвидации этого дела. Тебе все понятно?
– Понятно, Евгений Евграфович. Только вы не сказали, для какой цели это представление. На орден или на следующее воинское звание?
– Ну конечно же на звание. Залыга уже давно должен полковником ходить, – ответил генерал. – Вот так, за делами и заботами мы забываем человека, не находим времени для того, чтобы ему доброе слово сказать, похвалить за хорошую службу. Э-э-эх, – взмахнул он в сердцах рукой.
На другой день подполковник Залыга, испросив разрешение, шумно вошел в кабинет начальника и с порога радостно заявил:
– Нашелся, ваше превосходительство, нашелся свидетель, который не раз видел и знает этого субъекта. Это ни кто иной, как немецкий колонист Эрнст Зонненберг, который проживает в двенадцати верстах от Варшавы на довольно богатой мызе. В результате проведенного там обыска найдены таблицы и шифроблокноты, а также пачка готовых к отправке шифровок, над которыми сейчас трудится наш криптограф. В тайнике обнаружена взрывчатка, весом в двадцать фунтов. На дороге рядом с его домом функционирует корчма, принадлежащая Зонненбергу, куда, по словам соседей, частенько заглядывают расквартированные в пригороде Варшавы господа офицеры…
– А что же раньше этой корчмой никто не заинтересовался? – спросил генерал. – Ведь я в своих рекомендациях по контршпионской работе не раз указывал на необходимость обращать особое внимание на питейные заведения.
– Но дело в том, что этот шинок не зарегистрирован, а те питейные заведения, которые официально зарегистрированы, находятся под нашим постоянным контролем.
– А вы думали, что разведчик-профессионал, прекрасно зная о том, что контрразведка непременно опекает все официально зарегистрированные заведения, будет регистрироваться? Да ему легче заплатить штраф или дать в лапу околоточному надзирателю, чтобы тот не совал нос куда не надо.
– Ваша правда, Евгений Евграфович, – виновато промолвил Залыга. – Моя вина. Я обязательно учту в своей работе.
– Вот и правильно! Вот и верно! – удовлетворенно воскликнул Баташов. – Только учиться надо на ошибках других, а не на своих собственных, – назидательно добавил он, после чего спросил: – Вы сами-то были на этой мызе?
– Нет. Собирался ехать после визита к вам.
– Вы не будете против, если и я с вами поеду? – неожиданно спросил генерал. – Мне интересно, как это у нас под самым боком мог беспрепятственно орудовать враг.
– Я буду искренне рад сопровождать вас, – сразу же согласился Залыга, – на вашем авто мы побыстрее доедем.
– Сэкономить горючем хотите? – хитро улыбнулся Баташов. – Так и скажите, что не меня берете в попутчики, а сами навязываетесь.
– Ну что вы говорите, Евгений Евграфович, разве бы я мог позволить себе это, если бы не из рук вон плохое интендантское обеспечение?