– Необходимо отвести корпуса на вторую линию обороны, пока клещи германских армий не сомкнулись, – уверенно предложил Баташов.
– Отступление, опять отступление… – обреченно пробормотал Бонч-Бруевич. – На то, чтобы корпуса организованно отошли, необходимы время и резервы. А ни того, ни другого у нас нет!
– А вы порекомендуйте главнокомандующему обратиться за подкреплением в Ставку…
– Николай Владимирович что-то разболелся, – поморщился, словно от зубной боли генерал-квартирмейстер, – и сейчас просто не в состоянии принимать решения. Да и просить резервы у Верховного он не будет. Вы же сами знаете почему.
Баташов вспомнил недавнее совещание в Ставке, в ходе которого Рузский, войдя в роль освободителя Польши, начал настаивать на том, что самым главным направлением в весенней военной кампании является именно Северо-Западный фронт, и поэтому его необходимо укрепить, направив из резерва не меньше двух, или даже трех армейских корпусов.
– После усиления фронта я мог бы выбить немцев из Восточной Пруссии, – самоуверенно заявил он.
– Вы считаете, что Гинденбург не намерен наступать и вам нет необходимости, пока есть время, укрепить оборону? – спросил неожиданно Верховный главнокомандующий.
– Куда ему наступать, когда он до сих пор зализывает раны после того, как армии под моим руководством накостыляли ему под Лодзью…
– Мне не послышалось, насчет того, что войска под вашим руководством накостыляли немцам? – перебил Рузского главнокомандующий Юго-Западным фронтом Иванов. – Но насколько я знаю, уважаемый Николай Владимирович, это благодаря вашему нерешительному руководству армейская группа фон Шеффера хоть и с большими потерями, но вышла из окружения. И заранее заказанные вами эшелоны для транспортировки немецких военнопленных попросту не понадобились…
– Я не потерплю ваших грязных намеков! – вспылил неожиданно Рузский, и лицо его тут же покрылось красными пятнами. – Вы не имеете права указывать мне, как воевать. Разве можно сравнить то, что делаете вы, и то, с чем приходится постоянно сталкиваться мне? Всем известно, что профессиональная подготовка и стойкость немцев просто несравнима с австрийцами! У меня еще свежи в памяти картины боев в Галиции, когда австро-венгерские войска драпали от нас до самого Львова. Ваше высочество, я прошу поддержать меня и позволить наступать в Восточной Пруссии. Карпаты могут подождать…
– Только наступлением в Карпатах с последующим ударом по Венгрии мы можем принудить Австро-Венгрию капитулировать, ваше высочество, – настаивал на своем генерал Иванов.
Верховный главнокомандующий, отрешенно глядя на перепалку генералов, думал, чью же сторону ему принять, чтобы не обидеть ни одного из своих ставленников.
Наконец он решился на поистине Соломоново решение:
– Будем готовить наступление на двух фронтах! Но дополнительных войск я вам не обещаю. И не просите! – категорически заявил великий князь Николай Николаевич.
– Но как такое возможно? – вскричал удивленно Рузский.
– Без дополнительных войск и пополнения огнезапасов, хотя бы до нормы, наступать просто невозможно, – озабоченно промолвил Иванов.
– А вы берите пример с наших великих полководцев – Александра Васильевича Суворова и Михаила Илларионовича Кутузова, – назидательным тоном промолвил Верховный главнокомандующий. – Они небось били многократно превосходившего врага не числом, а умением. Потому и спасли Европу от нашествия Наполеона. Сегодня Европа вновь с надеждой смотрит на русскую армию, на вас, господа генералы. Вы же прекрасно знаете, что германские войска стоят под самым Парижем и в любой момент могут начать генеральное наступление. Президент Французской республики вновь обратился за помощью к государю императору, который поручил мне во что бы то ни стало помочь Антанте! Мой замысел тем и хорош, что Гинденбург не в состоянии будет разорваться на два фронта. У нас появился шанс не только захватить Восточную Пруссию и Закарпатье, но и помочь нашим союзникам. А они в долгу не останутся. Снабдят нас не только так необходимыми для продолжения войны средствами, но и оружием, и боеприпасами. А это дорогого стоит.
Великий князь с высоты своего немалого роста окинул орлиным взглядом замерших в раздумье генералов и объявил:
– Генерал-адъютант Рузский, ваши войска не позже первой декады февраля наступают на Восточную Пруссию в районе городка Августов. Генерал от артиллерии Иванов, ваши войска одновременно с войсками Северо-Западного фронта через Буковину наступают на Венгрию…
Баташов заметил, как лицо Рузского при словах великого князя из кроваво-красного стало бледным, глаза его потухли. Это было явным признаком очередной затяжной болезни главнокомандующего.
«Ну что же, я тогда нисколько не ошибся, – подумал Баташов. – В самый критический момент боевых действий Рузского снова постигнет „дипломатическая“ болезнь. А кто же тогда будет принимать решение?»
Взглянув на глубоко задумавшегося Бонч-Бруевича, он неожиданно предложил:
– Михаил Дмитриевич, а вы берите командование на себя! Из состава 2-й армии передайте две кавалерийские дивизии в помощь отбивающимся от немцев корпусам. Кавалерия в течение суток выйдет к Висле и прикроет левый фланг 10-й армии…
– Не имею права! – глухо промолвил генерал-квартирмейстер. – Не имею права снимать войска с оборонительных позиций. Уж лучше я вместе с начальником штаба попытаюсь достучаться до сознания Николая Владимировича.
Лишь на пятый день боев, когда положение 10-й армии стало критическим, Рузский, еще полностью не осознавая этого, направил спешную директиву, в которой отмечалось, что армия подверглась всего лишь внезапному фланговому обходу малыми силами немцев. Генералу Сиверсу приказывалось всеми имеющимися войсками перейти в контрнаступление и уничтожить вклинившегося в боевые порядки 10-й армии врага. Но армия уже находилась в том состоянии, когда требовалось думать об организованном отходе, а не о контрнаступлении. Ее левый фланг был сильно побит и связан немцами, а правый подвергся глубокому обходу.
Вскоре фронт 10-й армии был полностью расколот. Ее правый фланг немцы отшвырнули на Ковно. Далее они заняли Сувалки. Этим маневром германцы полностью перерезали пути отступления XX и XXVI корпусов, штаб армии потерял с ними всякую связь. За спиной обреченных солдат лежал массив Августовских лесов, перед фронтом стояли превосходящие силы противника.
В занесенных снегами лесах, на безымянных высотах и в глухих болотах вспыхнули жестокие неравные бои. Вскоре большая часть армии по приказу генерала Сиверса в относительном порядке начала отход. Все отступающие корпуса должны были сходиться по радиусам к центру в городке Августов, за которым простирается большой лес. Дороги были завалены сугробами, войска из последних сил отбивались днём и отходили лишь с наступлением темноты. Измотанные и голодные, ввиду того что обозы и артиллерийские парки частью попали в плен, войска пробивались к своим. Беда была в том, что достаточного управления войсками ни со стороны главнокомандующего Северо-Западным фронтом генерал-адъютанта Рузского, ни со стороны командующего 10-й армией генерала от инфантерии Сиверса не было. Несмотря на это, немцам удалось отрезать в Августовских лесах лишь ХХ корпус. Десять дней бились русские воины, приковав к себе силы, которые немцы намечали для развития наступления, и своим стойким сопротивлением сорвали его. Корпусу пришлось испить горькую чашу до дна. Потеряв надежду на выручку извне, части корпуса попытались вырваться из кольца и выйти к Гродно. Расстреляв все патроны и снаряды, солдаты, возглавляемые еще оставшимися в живых офицерами, бросились в последнюю отчаянную штыковую атаку. Сходу выбив пехоту из передовых траншей противника, атакующие добежали до огневых позиций немецких батарей, стрелявших сначала беглым огнем, гранатой на удар и, наконец, картечью. Солдаты и офицеры ХХ корпуса падали чуть ли не у колес вражеских орудий.
Германский генерал, руководивший отражением последней контратаки русских, после боя обратился к кучке израненных и контуженных офицеров, попавших в плен: «Все возможное в человеческих руках вы, господа, сделали: ведь, несмотря на то что вы были окружены (руками он показал полный охват), вы все-таки ринулись в атаку, навстречу смерти. Преклоняюсь, господа русские, перед вашим мужеством». И отдал честь…
Известный тогда немецкий военный корреспондент Р. Брандт писал 2 марта 1915 года в «Шлезише Фолькцайтунг»: «Честь ХХ корпуса была спасена, и цена этого спасения – 7000 убитых, которые пали в атаке в один день битвы на пространстве 2-х километров, найдя здесь геройскую смерть! Попытка прорваться была полнейшее безумие, но святое безумие – геройство, которое показало русского воина в полном его свете, которого мы знаем со времен Скобелева, времен штурма Плевны, битв на Кавказе и штурма Варшавы! Русский солдат умеет сражаться очень хорошо, он переносит всякие лишения и способен быть стойким, даже если неминуема при этом и верная смерть!»
Так в Августовских лесах трагически закончилась еще одна наступательная операция, предпринятая командующим Северо-Западным фронтом генерал-адъютантом Рузским по указанию Верховного главнокомандующего русской армии генерал-адъютанта великого князя Николая Николаевича, которым до легендарного и победоносного генерала Скобелева было, ох, как далеко…
3
– Немедля подать мне сюда мерзавца, который выдал врагу план наступления 10-й армии! – закричал Рузский, как только Бонч-Бруевич и Баташов вошли к нему в кабинет. На бледном еще после затяжной болезни лице его застыли бисеринки пота. Генерал то и дело отирал болезненную влагу небольшим вафельным полотенцем.
– Вы имеете в виду полковника Мясоедова? – спросил Бонч-Бруевич…
– А у вас на примете есть кто-то другой? – вопросом на вопрос ответил главнокомандующий. – Прошло уже столько времени, а вы до сих пор так и не изобличили никого в шпионстве. Из этого можно сделать лишь два вывода: или Мясоедов – суперпрофессионал, засланный в армию немецкой разведкой, или наша контрразведка так и не научилась как следует работать и разоблачать шпионов!