За время службы в полиции я научился работать с подозреваемыми так, чтобы они чувствовали себя расслабленно – зачастую это самый эффективный способ получить всю необходимую информацию. Порой, впрочем, приходится прижать к стенке, надавить, спровоцировать, но чаще всего лучше делать вид, будто ведешь с ними дружескую беседу.
Дядя Тии позвонил мне тем же вечером.
– Марк, не могли бы вы приехать прямо сейчас? – спросил он.
Я объяснил, что живу достаточно далеко и не смогу быстро собрать съемочную группу.
Он сказал, что понимает.
– Стюарт хочет дать интервью. Он уже дал сегодня показания полиции, но готов поговорить с вами. В какое время вы сможете приехать завтра утром?
Я ответил, что могу быть на месте в шесть утра.
Ранним утром я был у дома, но ко мне никто не вышел. Следующие несколько часов я пытался дозвониться до Дэвида, ждал и пил кофе. В итоге он перезвонил и сказал, что Стюарт скоро будет готов начать. К тому времени был уже полдень. Я планировал успеть сделать интервью для дневного показа по GMTV, но было уже слишком поздно, поэтому обратился к редактору дневных и вечерних новостей.
Мои доводы были простыми:
– Нужно показать эту историю в главной новостной программе сегодня – дело очень серьезное. Я уверен, что Стюарт Хэйзел убил Тию Шарп.
Редактор на другом конце линии подвинул трубку ближе к лицу:
– Откуда ты знаешь?
– Пока что просто предчувствие, – сказал я. – Понимаю, звучит неубедительно, но больше никого в поле зрения нет. Он был последним, кто видел ее живой. И информации, опровергающей это, нет.
Я добавил, что отсутствие наблюдающей за его действиями полиции кажется мне странным.
– Такое впечатление, что они вообще не рассматривают его в качестве подозреваемого. Может быть, они хотят, чтобы он расслабился, а тем временем установить у него дома прослушивающие устройства? Не знаю, так ли это на самом деле, но они точно не следят за домом и это весьма необычно.
Конечно, это была лишь догадка – скрытое наблюдение было единственным логичным объяснением отсутствия полиции.
– И что ты хочешь сделать? – поинтересовался редактор.
– Сделаем интервью с двумя видеокамерами, чтобы одна все время была направлена на него, вместо того чтобы потом делать перебивки[9]. Если я прав, он не захочет делать это снова.
С одной камерой мои вопросы пришлось бы снимать повторно, надеясь, что Хэйзел согласится остаться в кадре. Это стандартная практика для телеинтервью. Две камеры позволяли обойтись без этого и не снимать крупным планом мою реакцию на его ответы уже после интервью. Редактор дал согласие, и вскоре появились два оператора со своим оборудованием. Мы со съемочной группой уселись в фургоне телекомпании, припаркованном за углом неподалеку от дома, и обсудили план интервью. Я объяснил, что они должны записать каждую секунду и не прекращать съемку, что бы ни случилось.
– Если Хэйзел что-то скажет за кадром, обязательно нужно это снять – возможно, он как-то выдаст себя.
Я четко изложил им свои подозрения:
– Можете не сомневаться, это будет интервью с убийцей.
Примерно в половину третьего или даже ближе к трем к фургону подошел журналист одной из газет.
– Марк, тебя тут кто-то ищет, – сказал он.
Дэвид вышел из дома и звал меня, вызвав суматоху среди собравшихся журналистов и фотографов, жаждущих заполучить эксклюзивный материал. Я поспешил туда и предложил ему войти в дом.
Мне не хотелось, чтобы над душой стояли журналисты, и Хэйзел вышел поговорить сюда, где всем было бы нас слышно, а я не мог бы спросить все, что собирался. Я хотел взять полноценное интервью.
Я попросил съемочную группу подождать снаружи, а сам зашел в дом, чтобы встретиться с Хэйзелом. Он спросил, дам ли я ему вопросы для интервью заранее. Я сказал, что так не получится, и объяснил, почему:
– У любого другого журналиста был бы наготове список вопросов, которые он хотел бы задать. Журналистам нужны ответы только на конкретные вопросы, поскольку думают они только о себе. У меня такого списка нет – я хочу, чтобы ты сам рассказал то, что посчитаешь нужным. Важно, чтобы интервью протекало плавно, поэтому для начала я задам самые простые вопросы. Ничего сложного. Если ты не сможешь на что-то ответить – не страшно. Переживать не о чем, я не буду пытаться тебя подловить.
Я разговаривал с ним максимально дружелюбно, стараясь не вызвать никаких подозрений. Чтобы у него даже мысли не возникло, будто я думаю, что он как-то замешан, хоть в действительности и не сомневался в его вине.
В дом зашла съемочная группа и принялась расставлять камеры и звукозаписывающую аппаратуру. Мы с Хэйзелом в это время вышли на кухню. Через задернутые шторы было видно и слышно столпившихся газетчиков. Я решил прощупать почву и начал с очевидных вопросов.
– Как думаешь, где Тия?
– Какой-то извращенец похитил, где ей еще быть? – ответил он.
Я был несколько удивлен таким ответом и пожалел, что мы это не сняли.
– Почему ты так думаешь?
– Я знаю, что это так.
Он разволновался, но больше ничего не сказал. Я предложил воды – во время интервью у людей часто пересыхает горло, – скорее всего, дело в волнении из-за камеры.
Съемочная группа сообщила о готовности, и мы вернулись в комнату, чтобы начать интервью.
Хэйзел уселся рядом с Дэвидом на невысоком диване. На обоих были надеты специально изготовленные футболки с фотографией Тии и надписью «Пропала без вести». Хэйзел смотрел на меня настороженно, словно ожидая, что на камеру я начну вести себя агрессивно. Я же для начала попросил его рассказать о Тии и ее жизни, что не составило для него труда.
– Были ли у нее какие-нибудь проблемы, из-за которых она могла исчезнуть?
– Не было у нее никаких проблем. Она беззаботный ангелочек, понимаете? Она идеальна, никогда не спорит, ничего такого. Ничего на ум не приходит, совершенно ничего.
Разговаривая со мной, а не с полицией, он чувствовал, что к нему относятся как к ни в чем не повинному человеку – это позволяло ему не сдерживаться и по-настоящему открыться. Что он и сделал. Поняв, что он расслабился, я попросил его рассказать об исчезновении Тии. Он заявил, что видел, как Тия выходила из дома, но не знал, куда она отправилась. Еще он сказал, что «ее видели» идущей по проходу между их домом и соседским. Позже выяснилось, что сосед соврал, в результате чего угодил в тюрьму.
Некоторые люди, посмотрев интервью уже после того, как все разрешилось, принялись утверждать, будто по записи было видно, что Хэйзел врет – якобы его мимика указывает на попытки скрыть содеянное. Я не особо верю, что по языку тела – движениям губ, положению рук, взгляду – можно понять, говорит ли человек правду. Задним числом, как известно, легко судить. Если и существует какой-то надежный способ определения правдивости слов человека, мне его пока обнаружить не удалось.
Нет никаких сомнений: Хэйзел превосходно умеет врать. Некоторые люди – прирожденные лжецы, и я понимаю, что они врут, не по их невербальным сигналам, а внимательно слушая. Приходится выслушивать, повторять им их же слова, снова и снова проходиться по деталям, каждый раз вытаскивая новую информацию и давая возможность приврать или что-то придумать.
Быть внимательным особенно важно – все услышанное я соотношу с имеющимися данными. Иногда люди могут совершенно убедительно говорить, что не имеют никакого отношения к тому, о чем я их спрашиваю, но я всегда тщательно взвешиваю их слова. Если они звучат неправдоподобно, я говорю: «Хорошо, но это противоречит имеющимся доказательствам».
Многое можно понять по подробностям, которые они сообщают. Откуда им это известно? Мог ли это знать кто-то еще? Что особенного в их словах? Почему они рассказывают мне об этом столь подробно? Почему они вспомнили об этом факте? Умолчали ли они о чем-то? Все эти вопросы имеют особую важность.
В ходе нашего интервью Хэйзел начал подробно рассказывать про Тию, особенно о том, как она вышла из дома, как выглядела перед уходом, о чем они говорили. Интервью, однако, пришлось прервать, когда Кристин – партнер Хэйзела и бабушка Тии – забежала в слезах в дом. Ее атаковали журналисты, когда она выходила из машины. Ей и без того было непросто, а от выкрикиваемых вопросов и направленных на нее камер стало и вовсе невыносимо. Стюарт вышел из комнаты, чтобы ее утешить.
Когда он вернулся, я решил слегка на него надавить и спросил, что, как ему кажется, думают люди о том, что случилось с Тией. Что бы он сказал всем тем, кто подозревает его в причастности к ее исчезновению – сделал ли он что-то плохое?
– Нет, ни хрена я не сделал. Уж простите меня за грубость, но нет, я ничего не сделал. Даже мысли такой не было. Я ее любил. Черт побери, да она мне была как дочь. Такие вот у нас с ней были отношения. Она хотела этого – она получила.
Я старался лишний раз не лезть с уточняющими вопросами. Не особо интересно смотреть интервью, когда человек, у которого его берут, по большей части молчит, поэтому приходилось поддерживать разговор, но в то же время дать ему возможность говорить как можно свободнее. Нет ничего сложного в том, чтобы проводить интервью с заранее подготовленным списком вопросов, но это может привести к тому, что большую часть времени зрители будут слушать самого интервьюера, а не того, кто должен был о себе рассказать.
Я знал, что Хэйзелу есть что мне рассказать, и если буду поддерживать беседу, он наверняка как-то выдаст себя. Либо тем, что рассказал мне, либо тем, что скажет полиции в будущем.
В конце интервью Хэйзел напрямую обратился к Тие с просьбой вернуться домой или хотя бы дать знать, где она находится. В итоге эту запись показали по всему миру, и впоследствии она использовалась во многих документальных программах, посвященных миру преступности. Не так-то часто удается взять интервью у убийцы, коим, как я был убежден с самого начала, и был Хэйзел.