После обнаружения тела Джоанны я снял еще один сюжет для ITN, в котором рассказал, что именно сделал с ней преступник, и рассуждал, кто это мог быть. Я дал понять, что, по моему мнению, это кто-то из местных, Йейтс его знала, и он действовал в одиночку.
Последний вывод я сделал на основании следов на спине жертвы. Джоанна была обнаружена за каменной оградой: должно быть, преступник достал ее тело из машины, положил сверху на ограду, а затем перелез через нее, чтобы спустить. Это объясняло следы на спине девушки и указывало на то, что преступнику никто не помогал.
Мне удалось узнать, что место обнаружения тела Йейтс до сих пор было завалено всевозможным мусором – фантиками от конфет, сигаретными окурками и прочим, – среди которого могли оказаться и важные улики. В конце концов, это расследование убийства, и меня беспокоило, что криминалисты не забрали с места преступления все до последней мелочи. Не обязательно все подвергать анализу в лаборатории, но и оставлять без внимания уж точно нельзя.
Я видел, как небрежно проводились поиски вокруг дома Йейтс – это было еще до ареста Табака, – и сомневался в тщательности расследования.
Все эти соображения я высказал в своем телесюжете, попутно подвергнув критике пресс-службу полиции Эйвона и Сомерсета, не работавшую по вечерам. В других обстоятельствах это можно было бы списать на нехватку бюджетных средств, но во время расследования громкого убийства, в связи с которым прибыли представители национальных и международных газет, это было попросту недопустимо.
Поговорив с журналистами, я выяснил, что начальник полиции не доверял прессе после статей с критикой в его адрес, напечатанных в местных газетах. Оказалось, мой репортаж для ITN стал для него последней каплей. Полиция запретила представителям канала присутствовать на их пресс-конференциях и стала критиковать нас за «предвзятые, наивные и безответственные репортажи». Перед съемкой мы попросили дать комментарии по расследованию, однако нам отказали, и мне казалось, что мы сказали совершенно справедливые вещи, на которые они столь нелепо отреагировали. Полиция угрожала написать жалобу в управление по делам радио и телевидения, но в итоге так ничего и не предприняла. Я знал, что мы сняли отличный репортаж для ITN, и был рад, что он вышел в эфир. Если полиция сделала что-то неправильно, нет ничего зазорного в том, чтобы указать ей на это.
Что касается расследования убийства Тии Шарп, тот факт, что ее тело не было найдено в ходе нескольких обысков дома, красноречиво свидетельствовал об ужасной работе полиции. Как они могли не найти ее на чердаке, который осматривали целых четыре раза? Когда же наконец тело обнаружили, оказалось, что оно лежало прямо у входа – достаточно было просто заглянуть. Как они вообще позволили Стюарту Хэйзелу бесконтрольно передвигаться, благодаря чему он смог сбежать из дома, как только почувствовал, что ситуация накаляется? К счастью для них, Хэйзел оказался не особо смышленым малым, иначе ему явно хватило бы ума уехать дальше, чем на 12 миль в Морден, где и был задержан.
После того как Хэйзелу были предъявлены обвинения, по телевизору стали говорить всякую чепуху по этому делу. В Sky News заявили, что тело Тии, должно быть, прятали в соседнем доме, и только потом перенесли на чердак. Поначалу бабушка Тии Кристина тоже была арестована, из-за чего решили, что они с Хэйзелом были сообщниками, хотя было очевидно, что он провернул все один. Она была совершенно невиновной – Хэйзел одурачил ее, как и всех остальных. Помимо Хэйзела под суд попал сосед, заявивший, что видел, как Тия выходит из дома, – его признали виновным в даче ложных показаний.
Нет никаких сомнений, что эти несколько дней Кристин поливали грязью не за ее поступки, а за то, кем она была. Если вдруг вы не уверены в существовании классовой системы в современной Великобритании, обратите внимание, как по-разному мы относимся к родным жертвы в подобных делах. Многие принялись судить Кристин за то, как она выглядит, где живет, как разговаривает. Они не удосужились ее выслушать. Кристин не имела к убийству Тии никакого отношения, но из-за ее ареста люди решили, что она ничем не лучше Хэйзела. На месте полиции я допросил бы ее, но уж точно не стал арестовывать. Не так-то просто оправиться после обвинений в убийстве собственной внучки – наверняка ей придется жить с этой мыслью до конца дней.
Натали и Кристин снялись в моей программе «Под одной крышей с убийцей», которая была готова к выходу в эфир после суда над Хэйзелом. В ее основу легло интервью, взятое мной у Хэйзела, но главный акцент был на двух женщинах и том, что они могли поведать о жизни Тии. Они понятия не имели, как реагировать на то огромное внимание, которое привлекло к ним это дело, и мне хочется верить, что я смог помочь им в эти непростые времена.
К началу суда большая часть материала была готова – оставалось лишь снять сам судебный процесс, вынесение приговора Хэйзелу и реакцию Натали и Кристин на него.
Процесс над Хэйзелом проходил во втором зале Центрального уголовного суда Лондона – громкие дела всегда рассматриваются в первом или втором залах, они самые старые. Своим величием и атмосферой они полностью соответствуют значимости проводимых процессов. Старая деревянная скамья подсудимых стоит на видном месте, а единственный намек на современность – окружающее ее стекло. Все остальное выглядит особенно старомодным, и судья восседает на огромной деревянной скамье по центру.
В рамках программы я занимался освещением судебного процесса и решил, что от начала и до конца буду лично наблюдать за ним в Центральном уголовном суде Лондона. Кроме того, мои коллеги каждый день привозили сюда семью Тии, а вечером увозили домой – мы хотели о них позаботиться. Нам было полезно сблизиться с ними, а Натали и Кристин нуждались в поддержке и возможности поделиться с кем-то своими мыслями и переживаниями о прошедшем судебном дне.
Когда в первый день процесса я направлялся в суд, меня остановил один из полицейских, работавших над расследованием. Он сказал, что интервью, взятое мной у Хэйзела, сыграло для полиции решающую роль – они внимательно его изучили и сочли чрезвычайно полезным. Он подтвердил, что обвинение будет использовать его на суде в качестве доказательства. «Хорошо, – подумал я. – Очень хорошо».
В своей вступительной речи обвинение показало запись моего интервью с Хэйзелом. Мне представилась возможность посмотреть на него по-другому – в качестве стороннего наблюдателя. Стало понятно, как полиция могла использовать его – и использовала – в качестве доказательства вины Хэйзела. Вся сказанная им ложь теперь могла быть подвергнута критическому рассмотрению обвинением.
Если смотреть с юридической, а не с журналистской точки зрения, подобное интервью может оказаться незаменимым при проведении расследования. В деле о соэмских убийствах, когда две десятилетние девочки, Холли Уэллс и Джессика Чапман, были убиты школьным сторожем Яном Хантли в августе 2002 года, его выдало именно телеинтервью. В течение двух недель между исчезновением девочек и обнаружением их тел он сделал ряд заявлений для СМИ. После тщательного изучения записей интервью Хантли у следователей не оставалось никаких сомнений в его вине.
Полиция не может поручать журналистам проведение подобных интервью – и такого быть попросту не должно, но важно понимать, какую ценность они представляют для расследования. В прошлом полиция противилась их проведению, не осознавая, какую неоценимую помощь могут оказать СМИ не только в привлечении внимания к исчезновению ребенка, но и в поимке убийцы.
Подобное случалось на других пресс-конференциях – например, с участием супругов Филпоттов. Мик и Мейрид Филпотт были осуждены за убийство своих шести детей в пожаре, устроенном в доме в Дерби в мае 2012 года. Именно странное поведение Мика Филпотта на пресс-конференции дало основание полиции подозревать пару в виновности. Когда история подозреваемого становится достоянием общественности, ее можно должным образом проверить и соотнести с известными фактами, а те, у кого имеются противоречащие его словам доказательства, могут поставить их под сомнение.
Обвинение продолжило, предоставленные доказательства были шокирующими. Показанные кадры были весьма тяжелыми для восприятия. В ходе обыска полиция обнаружила мобильный телефон, на карте памяти которого были видеозаписи спящей Тии Шарп и ее фотографии с сексуальным подтекстом. Затем последовали снимки с телом Тии, завернутым в черные мусорные пакеты, и чердака, где оно было найдено. Оказалось, что Хэйзел с телефона искал в интернете подростковую порнографию – его сексуальный интерес к Тие был очевиден.
Снимки с телефона Хэйзела транслировались на экраны телевизоров, установленных в зале суда, их увидели родные Тии и присутствовавшие на слушаниях. Смотреть на это было чрезвычайно тяжело, особенно семье. Я сразу же написал генеральному прокурору, заявив, что считаю неуместным показывать эти снимки кому-либо, кроме присяжных. Он ответил, что телевизоры в зале суда подвинули, чтобы изображение не было видно с мест для публики.
Планировалось, что суд продлится примерно четыре недели, что типично для столь громких дел. Сидя на скамье подсудимых, Хэйзел выслушивал все имеющиеся против него доказательства и понимал, что они более чем убедительны.
Каждое утро я приезжал вместе Натали и Кристин в центр Лондона и каждый вечер уезжал вместе с ними оттуда. Я видел, как изматывает их происходящее. Первая неделя судебного процесса подошла к концу, и на выходные был объявлен перерыв. В понедельник началась вторая неделя. Тем утром ко мне снова подошел тот же полицейский, что разговаривал со мной в первый день, и сообщил, что, скорее всего, Хэйзел даст признательные показания.
Это было очень важное событие не только с точки зрения итогов судебного разбирательства. В случае признания вины подсудимым присяжных распускают, суд удаляется до конца дня, чтобы подготовиться к заключительным выступлениям обвинения и защиты, после чего судья подводит итоги и выносит приговор. Для Натали и Кристин это означало бы, что им больше не придется выслушивать отвратительные доказательства вины Хэйзела. Мне же в ближайшие дни нужно было подготовить к эфиру программу.