26 июня 2014 года министр здравоохранения Великобритании Джереми Хант принес публичные извинения в Палате общин пациентам Национальной системы здравоохранения, ставшим жертвами Сэвила.
«Сэвил был бессердечным, беспринципным и коварным хищником, который домогался и насиловал людей, многие из которых были пациентами и детьми, полноправно рассчитывавшими, что им ничего не может угрожать. Его преступная деятельность растянулась на пять десятилетий – с 1960-х по 2010-е годы. Все это время вся страна уважала и любила его, он был для нас настоящим национальным достоянием, пусть и немного эксцентричным, – человеком, посвятившим себя благотворительности. Теперь же выясняется, что на самом деле он был отвратительным насильником, который раз за разом пользовался доверием всей нации ради своего злого умысла».
Я рад, что Джимми Сэвил войдет в книги по истории в качестве серийного педофила и детского насильника, а не телеведущего и диджея. Горжусь тем, какую роль сыграл в его разоблачении и нисколько этого не скрываю. Что бы ни сделал Джимми Сэвил в своей жизни, чего бы ни добился для себя и окружающих, он заслуживает, чтобы его запомнили лишь как насильника.
Он запомнится оставленным после себя следом – историями жертв, которым пришлось по кусочкам собирать свои жизни после совершенных им ужасных злодеяний. Они смогли выжить, в отличие от его репутации – на его могиле даже не осталось надгробия (оно было снято и уничтожено, простояв всего 19 дней). Считаю, это большее, на что он мог рассчитывать. Впрочем, есть один неприятный момент. Конечно, хорошо, что жертвам Сэвила выпала возможность рассказать о том, что он с ними сделал, и им поверили, но нельзя забывать, что в конечном счете ему все сошло с рук. Я хотел бы увидеть Сэвила на скамье подсудимых, а потом и за решеткой.
Программа о Сэвиле началась для меня необычно – с участием двух телеканалов. В июле 2011 года я возвращался из французского Лиона со встречи в Интерполе вместе с командой Newsnight и Мейрионом Джонсом, невероятно талантливым телепродюсером и журналистом, которого очень уважаю. По дороге домой он вдруг сказал:
– А ты слышал, что Джимми Сэвил был весьма странным малым, насиловавшим детей?
Задумавшись на мгновение, я ответил:
– Нет. В смысле, он действительно странный, но ничего такого я о нем не слышал.
– Его вроде бы арестовала полиция, – сказал Мейрион. – Не знаю, бывшее ли твое полицейское управление или какое-то другое.
– Что ж, попробую разузнать, – пообещал я ему.
Слухи вокруг Сэвила ходили годами. В 2000 году в интервью Луи Теру, снятому для цикла документальных передач «Когда Луи встречается с…», Сэвил разглагольствовал о «распутных журналистах», распускающих слухи о том, что он может быть педофилом, и заявил: «Я знаю, что не такой».
По возвращении домой я стал наводить справки и узнал, что Сэвила действительно допрашивали люди из моего бывшего управления – полиции Суррея. Один бывший высокопоставленный полицейский сообщил мне, что Сэвил был официально допрошен в рамках полицейского расследования, о чем я и рассказал Мейриону.
– Мы планируем что-нибудь снять по этому поводу, – сказал Мейрион. – Есть человек, который готов рассказать про преступления Сэвила, хоть сам и не был его жертвой…
Он поделился со мной всем, что узнал о Сэвиле, но чуть ли не на следующий день перезвонил:
– Они отказались от этой идеи. Newsnight не будут ничего снимать.
Я был крайне удивлен. Оказалось, они вовсе не собирались выяснять, был ли Сэвил преступником, и изначально хотели снять сюжет о возможной недобросовестной работе полиции. Отказались ли они проводить расследование, когда была такая возможность, побоявшись известности Сэвила?
Я был в недоумении. Все упускали из виду тот факт, что речь шла вовсе не о плохой работе полиции. Джимми Сэвил – друг премьер-министра Маргарет Тэтчер, филантроп и так далее – был педофилом. В этом была вся суть.
Я снова поговорил с Мейрионом Джонсом:
– Позволь мне взяться за это, и я попробую что-нибудь сделать.
С его благословения я обратился с этой идеей на канал ITV, сказав продюсерам:
– Это действительно весьма любопытная история, но заниматься ею придется с максимальной осторожностью. Потребуется время и нужно будет держать все в полном секрете.
Как и следовало ожидать, у руководства ITV возникли серьезные опасения. Мы часами напролет сидели в главном конференц-зале, подробно все обговаривая, и в итоге Алекс Гардинер, исполнительный продюсер и мой друг, сказал:
– Слушай, Марк, я думаю, что ты прав – в этом что-то есть. Давай возьмемся.
Следует помнить, что Сэвил только что умер – в глазах общественности он все еще был героем.
Это было смелое решение, учитывая, что тогда никто из нас – уж я тем более – не догадывался, как все обернется. Мы стали прорабатывать эту идею, поначалу только вдвоем – мой продюсер Лесли Гардинер (без которой программа никогда не состоялась бы, и она не родственница Алекса, как можно подумать) и я. Мы принялись копать, держа все в строгом секрете.
Мы объяснили совету директоров ITV, что не будем постоянно держать их в курсе, и они будут знать обо всем лишь в общих чертах. Я предложил ряд идей, чтобы ограничить круг лиц, которые могут ознакомиться с нашими материалами, потому что с каждым днем мы узнавали что-то новое. Конечно, я и представить не мог, что история получится настолько сенсационной, хоть и понимал, сколь громким может получиться расследование.
Я был уверен, что у Сэвила есть скелеты в шкафу, оставалось лишь найти их. Интуиция меня не подвела: наша программа перевернула общественное представление о нем с ног на голову. За один день из парня с передачи Jim’ll Fix It[12] он превратился в насильника, выслеживающего жертв в больницах и телестудиях по всей стране.
Поначалу все складывалось непросто. Хоть многие и были согласны, что не стоит останавливаться, куда бы ни завело расследование, руководство ITV было куда более настороженным. Я пообещал Лесли, что мы сделаем все необходимое, чтобы закончить программу.
В один из первых дней нашего расследования в офис пришла Лесли и сказала:
– Смотри.
Она включила телевизор: в новостях показывали аукцион, где распродавали личные вещи Сэвила. Некоторые уходили с молотка за сотни тысяч фунтов – его «Роллс-Ройс» был самой дорогой среди них.
Помню, я сказал:
– Знаешь что? Через некоторое время все эти вещи не будут иметь совершенно никакой ценности.
Тогда-то я и понял, что нам предстоит сделать очень важную программу, и вовсе не потому, что мы обвиним умершего человека в сексуальном насилии – это должно было навсегда изменить общественный менталитет. Люди больше не смогут закрывать глаза на то, свидетелями чего стали, делая вид, будто ничего не видели. Жертвам теперь будут верить. Я никогда прежде не оказывался в ситуации, когда ставки столь высоки, и понимал, насколько важно донести до людей эту историю.
Первым делом нужно было тщательно проверить все всплывающие факты. Позже в одном интервью спустя много времени после выхода программы в эфир я рассказал, что отнесся к этой истории, как к уголовному расследованию. Любая информация должна была проверяться настолько же тщательно. Можем ли мы получить убедительные доказательства и подкрепить их фактами? Не противоречат ли друг другу разные доказательства? Кроме того, требовалось обеспечить такой же уровень защиты информации, как и при уголовном расследовании. Многие собранные материалы мы хранили только на бумаге, не занося в компьютер, чтобы сохранить в тайне имена людей, с которыми разговаривали.
Мы узнали, что несколькими годами ранее с Сэвилом беседовала полиция Суррея. В 2007 году его допросили полицейские, занимавшиеся расследованием обвинений в развратных действиях в 1970-х, совершенных в ныне закрытой исправительной школе для девочек Данкрофт под Стайнсом, куда он регулярно наведывался. Уголовная прокуратура заявила о недостаточности доказательств, и обвинения так и не были предъявлены.
На следующий год газета Sun связала Сэвила с насилием над детьми в детском доме Haut de la Garenne на острове Джерси. Поначалу он отрицал, что посещал его, но когда была опубликована его фотография в окружении детей, пришлось это признать. Полиция Джерси сделала заявление, что обвинения Сэвила были расследованы, но достаточных доказательств для возбуждения уголовного дела не было.
Мы продолжили расследование и встретились с различными людьми по поводу прогресса нашей работы. Казалось, никто, кроме Алекса, Лесли и меня, не считал, что самое главное в этой истории то, что Сэвил был педофилом, а не плохая работа полиции. Это никак не укладывалось у меня в голове. «Почему люди никак не могут этого понять?» – снова и снова спрашивал я Лесли.
Возможно, дело было в том, что люди по-прежнему хотели видеть в Сэвиле экстравагантного телеведущего и никак не могли поверить всей всплывающей о нем информации. Или же всему виной был страх последствий разоблачения знаменитости.
Первой, с кем удалось поговорить о насилии со стороны Сэвила, была женщина, которая общалась с Мейрионом еще при жизни Сэвила, но даже теперь, когда он умер, по-прежнему боялась говорить. Не было никаких сомнений, что она говорит правду, но мне были нужны показания и других жертв. Предстояло изрядно попотеть.
Поначалу мне это казалось странным, но со временем я стал все понимать. Как вообще справлялись люди, которые продолжали бояться Сэвила даже после смерти, когда он был еще жив? Когда хотел, Сэвил мог быть настоящим подонком – он частенько намекал на свое темное прошлое, рассказывая о своих приятелях, ловко управляющихся с оружием. Ко всему прочему он был невероятным сутяжником, и если бы при жизни узнал о начатом расследовании, наша программа никогда не была бы снята. Он подал бы в суд на каждого, начиная с совета директоров и заканчивая швейцаром, а его жертвы попросту не посмели бы выйти из тени и назвать свои имена, побоявшись последствий его злости.